Под созвездием Падшего Ангела
Шрифт:
Хельг погремел замком, отпирая дверь в сарай. Пропустил сначала подругу, потом зашел сам и с хозяйской сноровкой запалил лампу. Разошлись по углам.
Джас скинула с себя заговоренную курточку и тут же почувствовала разницу – в сарае было холодно. Поневоле начала клацать зубами. Хоть дощатый сарай и выглядел крепким, ледяной ветер лихо задувал в щели. Намокшие волосы пришлось распустить. Если бы не сиганули с обрыва в реку и не погрузились в нее с головой, сейчас не пришлось бы возиться еще и с косами. Не зря же завязывала узлом на макушке. Теперь они холодили спину и добавляли дрожи.
– Что с тобой? – откликнулся из своего угла Хельг.
– Да что–то
Джас торопливо напялила нижнюю рубашку. Потопталась на месте, чтобы с бедер свалились кожаные штаны. Кинув их и куртку на перегородку между седлами, Тина сунула ноги в башмаки и потянулась за платьем, но неожиданно попала в объятия сына кузнеца.
– Тише, не дергайся, я тебя согрею.
Хельг крепко прижал ее к себе. Он уже надел сухие штаны, но не успел накинуть рубаху, поэтому оставался обнаженным по пояс. Жар чужого тела быстро передался через тонкую ткань нижней рубашки. Джастина затихла и прислушалась к своим ощущениям. Вспомнилась лежащая на кровати красивая женщина и нависающий над нею голый принц. С каким же желанием он смотрел на нее и как жадно целовал!
– Все, я согрелась, – Тина усилием воли отогнала от себя видение. Она подняла глаза на друга, но тот продолжал удерживать ее в объятиях, задумавшись о чем–то о своем.
Глава 3. Немного правды для всех
Хельгерт был по–своему красив. Пусть черты его лица не отличались изысканностью, как у братьев Айвер, но улыбка и светящиеся умом глаза притягивали взгляд. Крупный нос, широкий подбородок с ямочкой посередине – Джас воспользовалась задумчивостью друга, чтобы рассмотреть его. Он так изменился за последний год! Стал выше на целую голову. Мосластый прежде, Хельг оброс мышцами и сделался рельефным, почти таким же рельефным и сильным, как младший принц.
Внешне они были совсем разными: один смуглый и черноволосый, второй белокожий и синеглазый. Волосы цвета ячменя Хельг заплетал в косу, но выбивающиеся из нее пряди вечно лезли в лицо. Другу приходилось трясти головой, чтобы убрать их назад. Во время работы в кузнице он надевал на волосы металлический обруч, но всегда снимал его, если видел Джастину. Зачем?
Озарение, что роднило таких разных людей, как сына кузнеца и крылатого принца, настигло Джас внезапно. Они оба были мужчинами! Как она могла не заметить, что ее друг перестал быть мальчишкой? Но она же еще совсем не женщина! В ее душе нет никакого отклика на любовные страдания! Так, простое любопытство. У нее и груди–то почти нет. Вместо нее какие–то болезненные шишечки, которые матушка назвала зачатками женской гордости. У старших сестер эта гордость уже проявилась, что заставило их носить корсеты, помогающие поддерживать грудь. А у Джас под рубашкой лишь два соска.
– Хельг, пусти, я уже согрелась. Слышишь, зубы перестали стучать? – она специально говорила громко, поскольку хотела скрыть растущую в ней неловкость. Все, время прошло, когда они могли обниматься по–дружески. Ее ладони, что прижимались к его коже, обжигало. Она сжала пальцы в кулаки и постаралась оттолкнуться от сильного тела, но Хельгерт не отпустил. Он вдруг наклонился и нашел губами ее губы. Неловкий, совсем не нужный, перечеркивающий их беззаботное прошлое поцелуй лишь расстроил. Она дернулась и зло прошипела. – Пусти, дурак.
Хельг расцепил объятия, шагнул назад и, видя, как лихорадочно Джас натягивает платье и трясущимися руками завязывает пояс, запустил в смятении пальцы в свои волосы.
– Ты права, я
дурак, – произнес он тихо. – Извини, я не хотел обидеть тебя, но ты так доверчиво ко мне прижималась, что я на мгновение подумал, что тоже тебе небезразличен… – говорил совсем не то, что надо бы сказать, а от этого становилось только хуже.– Я всего лишь замерзла. На этом все. Не знаю, что ты надумал себе… – Джастина закусила губу, чтобы не сказать лишнего.
Схватила ленты, собираясь вплести их в косу, но не сумела совладать с мокрыми еще прядями. Плюнув на непорядок, за который наверняка отхватит дома, если ее застанет в таком виде матушка, выбежала в темноту. И ни разу не оглянулась, иначе заметила бы, что ее друг застыл в проеме двери.
Горящая за спиной Хельга лампа выдавала всю степень его отчаяния: согбенные плечи и горестно опущенная голова. Он сегодня совершил роковую ошибку: открыл сердце. Рано, слишком рано. Тина, как он мысленно называл подругу, еще не готова. Но у него не было времени. Нужно было показать сейчас, как он к ней относится. Чтобы запомнила и хранила в памяти. Дома леди Джастина узнает причину его безумного поступка и больше никогда на сына кузнеца не взглянет. Его поцелуй – лишь прощание. С детством, с подругой, которая, не будь она из семьи лорда, могла бы ответить на его чувства.
Джас сноровисто залезла на второй этаж по виноградной лозе: деревянная решетка, которую оплетала гибкая ветвь, делала подъем и спуск удобными и безопасными. Добравшись до нужного окна, девочка толкнула раму, легла животом на подоконник и только закинула ногу, чтобы нырнуть на ковер, как попала в цепкие пальцы, которые ухватили ее за ухо.
– Ой, папа! Больно! – она скривила лицо, неловко переваливаясь в собственную опочивальню.
Лорд Варандак отпустил ухо своевольного отпрыска и, отойдя на шаг, чтобы было удобнее оценить внешний вид дочери, покачал головой. Растрепанные, кое как собранные смятой лентой волосы. Подол, заткнутый за пояс для удобства лазания по винограднику, открывал короткую нижнюю рубашку и голые ноги в крепких башмаках. Закатанные по локоть рукава оголяли руки со следами свежих и подживающих царапин. Ноги тоже не отличались идеальной кожей – коленки были сбиты.
– Тина, посмотри на себя. Как не стыдно?
Девочка торопливо оправила юбку и, выпрямив спину и сложив руки замком на животе, встала в позу приличной юной леди. Знала, что сейчас последует нотация, как не следует себя вести, но последовавший вопрос застал ее врасплох.
– Что ты делала ночью с сыном кузнеца?
Джастина досадливо щелкнула языком. Кто–то донес не только об ее отлучках, но и о том, что она пропадала в компании Хельга.
– Ты про какую ночь, папа? Про сегодняшнюю или вчерашнюю? – Джас, забыв о манерах, почесала нос. Ей нужно было точно знать, за какую ночь отчитываться. Вчера они испытывали заговоренную кожу, забираясь по очереди в бочку с водой, а позже, когда совсем сделалось темно, елозили по каменистому берегу на брюхе. Благодаря этому сегодня они не побоялись пробраться к замку, получить в зад стрелу и прыгнуть в стремнину.
– О, боги! – отец закатил глаза.
Когда–то, что подтверждали портреты, развешанные по замку, лорд Варандак был молод, строен и красив. Сейчас же он сильно располнел, а борода и усы, должные придавать благородства лицу, делали его еще массивнее. Прячущийся за ними рот недовольно кривился, и Джастина опустила голову, лишь бы не смотреть на отца. Девочка кусала себя за щеку, чтобы вызвать слезы. Они странным образом смягчали родительский гнев, но сейчас, как специально, не выдавливались.