Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Под стягом Российской империи
Шрифт:

— Исходя из прошлого урока, вслед за вышеупомянутыми отрядами необходимо двинуть через Балканы общий резерв, — вставил Милютин.

— Николай Николаевич, как вы мыслите наступление на Шипку и Шейново? — спросил главнокомандующий.

— Для этого предусмотрены фланговые удары по армии Сулейман-паши двух колонн. Правую поведёт генерал Скобелев, левую генерал Святополк-Мирский.

— Вы уверены в успехе? — обратился к Обручеву Непокойчицкий. — Не будем ли мы топтаться на перевалах, как Сулейман-паша?

— У нас, Артур Адамович, двойное превосходство в солдатах и вчетверо больше пушек. Ко всему не забывайте доблесть и мужество российского солдата. Наконец, у нас

проводники-болгары и помощь населения.

— Я думаю, военный министр и генерал Обручев достаточно продумали план наступления, — заметил Тотлебен. — У меня лично он не вызывает сомнения.

—Если государь за зимнюю кампанию, то мне приходится согласиться, — подал голос великий князь. — В деталях главный штаб уточнит.

Непокойчицкий закивал.

Император поднялся:

— Итак, господа, принимаем. — Повернулся к великому князю. — Передайте генералу Гурко: на него и гвардию полностью полагаюсь.

Широкие проспекты аристократического Санкт-Петербурга, каналы и каменные арки мостов, прямой, украшенный дворцами и особняками, сияющий витринами магазинов и ресторанов шумный Невский, великолепные соборы и Летний сад с мраморными скульптурами, Александровский столп и Зимний...

Но был и рабочий Петербург. Петербург заводов и фабрик, бараков и задворок, трактиров и кабаков, Петербург работного люда.

Декабрьским студёным утром на Патронном заводе в Санкт-Петербурге случился взрыв. Убитых вынесли на снег, раненых увезли в больницу. На Патронном остановили работу. Взрыв потряс рабочую окраину столицы. Хоронить погибших собрался работный люд Санкт-Петербурга. Запруженными улицами до самого Смоленского кладбища на руках несли рабочие своих товарищей.

Молча наблюдали процессию наряды полицейских и жандармов. И даже когда у могил ораторы говорили о тяжкой доле работного люда и желаемой свободе, не осмелились разогнать демонстрантов...

Когда об этом стало известно в Главной императорской квартире, Александр Второй высказал явное неудовольствие действиями департамента полиции и жандармского корпуса.

— Сей гнойник, — заявил царь, — необходимо было вскрыть хирургическим скальпелем, дабы зараза не распространялась вглубь и вширь. Впредь загонять скот в хлев надлежит нагайкой. Мало — оружием. Беспощадно. В России рабочих рук достаточно. Сие передайте Николаю Владимировичу Мезенцеву. Он шеф жандармов и начальник Третьего отделения. Надеюсь, к моему возвращению в Петербург жандармы и полиция проявят пристрастие в наведении порядка в государстве. Передайте Николаю Владимировичу, я требую покончить с деятельностью нигилистских организаций «Земля и воля» и «Народная воля», ареста их членов и суда над ними. И ещё, господа, в Болгарии, нам известно, есть весьма подозрительное и противоестественное общество «Молодая Болгария». Дабы не допустить до смуты и речей крамольных, кои на умы российские воздействовать смогут, я повелел учинить догляд за поведением не только российского люда, солдат и офицеров, но и общества болгарского, поручив сие князю Владимиру Александровичу Черкасскому, а ему в подчинение снарядил особый отряд жандармов. Однако мне стало известно, некоторые офицеры недоброжелательно относятся к столь важному и нужному учреждению, коим руководит князь Черкасский. Владимир Александрович жаловался на начальника разведки Артамонова. Передайте полковнику моё неудовольствие.

Пожалуй, давно не чувствовал генерал Гурко такой удовлетворённости, как в тот день, когда возвратился из штаба армии. Накануне его вызвали и Иосиф Владимирович, предчувствуя, о чём пойдёт

речь, немного волновался. Знал: должна решиться судьба его плана, отстоит ли военный министр переход через Балканы, поддержит ли Обручев, да и согласится ли император? А может, великий князь убедит брата и тогда отложат всё на лето...

Но на военном совете генерала Гурко поддержали и Милютин, и Обручев, и Тотлебен. И тогда главнокомандующий сказал, что он не против, хотя и считает затею эту рискованной. Не попадёт ли армия, спустившись с гор, в мешок Сулейман-паши? Однако, если совет высказывается «за», ему приходится согласиться... Военный министр говорил убедительно, он повторил те же слова, какие высказывал Гурко: об укреплении турками Софии, о возможности второй Плевны...

Весомый аргумент был и у присутствовавшего на совете канцлера Горчакова. Европейская дипломатия, говорил он, подаёт голоса в защиту Оттоманской Порты, а западная печать внушает, что зимние Балканы непроходимы, Россия, де, эту войну проиграет...

Великому князю, главнокомандующему, нечего было возразить и он сказал, закрывая совет, что государь принял план зимнего перехода Балкан и Гурко будут приданы гвардейские части, освободившиеся под Плевной: 3-я Гвардейская дивизия генерала Ката-лея, весь 92-й армейский корпус генерал-лейтенанта Криденера...

Цокот копыт скакавшего позади Гурко конного конвоя не отвлекает генерала от мыслей...

Вместе с начальником своего штаба Нагловским Иосиф Владимирович заранее определил порядок прохождения колонн, не одну рекогносцировку провели на местности, выслушали проводников-болгар. Знали: турки охраняют проходимые тропы, потому и принял Гурко решение подниматься непроходимой дорогой, где турецкое командование не ждёт их. Русские войска будут действовать в обход неприятельских укреплений, спустятся в долину и выйдут в тыл линии Шандорник — Араб-Конак, отрежут турецкие войска от Софии и Филиппополя...

Обдумывая всё до мельчайших подробностей, советуясь со своими генералами и командирами соединений, Гурко не забывал и того, что переход связан с физическим и психологическим напряжением. Солдатам придётся на руках нести орудия и зарядные ящики, а спустившись с гор, опрокинуть врага, разгромить его. Но Гурко убеждён: гвардия, которую он поведёт через Балканы, преодолеет эти трудности...

А ещё Иосиф Владимирович уверен: ему помогут местные болгары.

В Орхание Гурко остановил коня у маленькой, врытой в землю церквушки, больше напоминавшей часовни, какие стоят в центральной части России, сошёл с лошади.

Передав повод денщику и сняв папаху, вошёл в храм. Горела свеча перед образами. Иосиф Владимирович перекрестился. В памяти предстала небольшая церковь в его могилёвской деревне... Очнулся от тихого участливого голоса:

— У господаря генерала есть заботы?

Перед Гурко стоял старик священник в чёрной, потёртой рясе, с медным крестом на груди и бархатной скуфейке, из-под которой выбивались седые волосы.

— Святой отец, — Гурко поцеловал жилистую руку священника. — Як вам со своими заботами.

— Скажи их мне, сын.

— Русские солдаты, отец, встали перед горами. Им надо перейти их. Говорят, это неодолимо, но русским солдатам необходимо быть в Забалканьи зимой во имя свободы болгарского народа, во имя веры Христовой.

— Сын мой, — тихо ответил священник, — болгары видят в России свою мать-освободительницу, а в русских солдатах братушек. Когда вы начнёте подниматься в горы, мы придём вам на подмогу.

— Спасибо, святой отец, иного ответа не ожидал от братьев-болгар. Молись, отец, за победу российского оружия...

Поделиться с друзьями: