Под Южным крестом

Этот крик и выстрел из револьвера подняли тревогу в лагере Андрэ.

Друзья долго не знали, жив парижанин или геройски умер, спасая от верной гибели весь отряд. Услыхав крик, они прежде всего испугались за его участь.

— Это Фрикэ! — воскликнул Андрэ, хватаясь за карабин.

— Фрикэ! — словно эхо, с отчаянием повторили доктор и Пьер.

Князек дико зарычал в темноте. В лагере поднялась суматоха, возня; все вооружались и становились в строй. Блеснула молния, ослепительной чертой скользнув по густой черной туче, и на мгновение осветила отряд даяков, вооруженных длинными копьями. В нескольких шагах от них толпилось отвратительное скопище голых малайцев, потрясавших своими пиками и готовых ринуться в бой.

Наступила минута томительного, грозного затишья, какое всегда бывает между блеском молнии и ударом грома. Враги стояли напротив друг друга с поднятым оружием. Раздался оглушительный треск, точно небесный свод обрушился на землю. Земля задрожала, застонали деревья, и все слилось в один смутный, протяжный гул. После этого снова настала тишина.

Раздавшиеся на лесной поляне яростные крики людей, убивающих друг друга, вскоре были покрыты новым раскатом грома. Молнии змеились по черному южному небу, громовые удары следовали один за другим так быстро, что сливались в сплошной оглушительный грохот. Но громы небесные не мешали земным. Под вой беснующихся стихий, в темноте непроглядной ночи яростно сражались люди.

По временам небесные громы умолкали, молнии гасли, и тогда сверкали в темноте и гремели выстрелы из французских карабинов. Когда умолкало электричество, говорил порох. Так продолжалось около часа. Потом удушливый туман порассеялся, и тучи пролились на землю тропическим ливнем. Человеческие крики замолкли понемногу, притихла на время людская ярость, укрощенная потопом, обрушившимся на живых и убитых, на побежденных и победителей.

Три француза и негр не обменялись во все время бури ни словом. Они были слишком поглощены делом, чтобы говорить. Наконец буря утихла, и одновременно с нею прекратился бой. С последним порывом дождя и ветра раздался последний крик. То был дикий победный крик даяков. Малайцы были отброшены с большими потерями. У европейцев вырвался из груди общий стон:

— А Фрикэ?! .

Они не обращали внимания на свои раны. Их мысли были о пропавшем друге.

Они звали его по имени, но парижанин не мог откликнуться на их зов, — читатель помнит почему. Солнце уже взошло и заиграло на листьях, обрызганных жемчужными каплями дождя. Птицы с громким пением порхали над залитой кровью поляной, насекомые зажужжали в траве, а друзья Фрикэ так и не могли найти следов своего любимца.

Туммонгонг-Унопати, легко раненный в бок ударом пики, с блестящими глазами и радостной улыбкой обходил поле битвы, осматривая трупы. Потери даяков были незначительны. Они сражались ночью очень осторожно, действуя сомкнутым строем, и яростная атака малайцев, которые были гораздо многочисленнее, разбилась о несокрушимую даякскую фалангу.

Очень помогло, разумеется, и великолепное оружие европейцев, но — надо сказать правду, — даяки могли бы отразить нападение и своими силами. Словом, бандиты индо-малайского архипелага потерпели жестокое поражение.

Разумеется, битва не обошлась без обычного эпилога — отрезания голов у павших неприятелей.

Несмотря на обильные трофеи, Туммонгонг был очень мрачен. Он приложил все старания, чтобы найти след Фрикэ, и тоже безуспешно. Исчезновение молодого человека приводило его в отчаяние.

— Видишь, — сказал он Андрэ, — я говорил правду, что собака умерла не к добру. Так и вышло, несмотря на пышный пантах, который я ей сделал. Может быть, этого показалось ей мало… Хорошо, я устрою ей пантах еще лучше прежнего. Я отдам ей все головы, которые придутся на мою долю. Душа собаки поможет нам найти белого вождя. Не горюй, мой бледнолицый брат!

— Будьте осторожнее, господин Андрэ, — говорил Пьер. — Не годится отходить далеко. Кто их знает, язычников: может, какой-нибудь негодяй притаился за деревом… Надо же было случиться такой беде, что дождик смыл все следы мальчика, а то мы бы его нашли.

— Правда, Пьер, осторожность необходима, а то может случиться беда. Тому пример — наш Фрикэ… А все-таки нужно попробовать его найти. Может быть, нам удастся напасть хоть на какой-нибудь след. Скорее на поиски, мой друг.

— Я, господин Андрэ… Конечно, надо идти. Конечно, надо. Я готов. Но только вы меня, я вижу, не поняли. Говоря об осторожности, я хотел сказать, что вам не следует одному заходить далеко в лес, потому что малайцы — звери, господин Андрэ, настоящие звери. Хватит одного несчастья… Не дай Бог, с вами еще что случится… Простите, я от горя совсем поглупел и сам не знаю, что говорю.

— Спасибо, Пьер, — перебил Андрэ, крепко пожимая руку матроса. — Спасибо за добрый совет. Я расцениваю его как совет храброго и опытного воина, к которому стоит прислушаться.

— Хорошо! Хорошо! — заговорил подошедший доктор, грубостью желая замаскировать свое волнение. — Нас, южан, упрекают в болтливости, а сами что делают? Целых полчаса болтают без толку, а другие за них работай.

— Что с вами, доктор?

— То, что Фрикэ теперь не найдешь.

— Я боялся того же. Но почему вы в этом так уверены?

— Я ходил с Князьком и двадцатью даяками осматривать кусты. Мы ничего не нашли в радиусе двести метров, ни малейшего следа.

— Примемся за дело все, осмотрим еще раз каждый кустик, каждую травку. Я чувствую, что Фрикэ не убит, а взят живым. Не понимаю только, для чего. Я уверен, что ему не грозит близкая опасность.

— Дай Бог, чтоб вы были правы, господин Андрэ, — сказал матрос взволнованно и набожно перекрестился, сняв шапку.

Два дня продолжались терпеливые поиски, но безуспешно. Французы и их дикие союзники забыли о возможности новой засады и рассеялись по лесу, тщетно пытаясь разыскать пропавшего друга. Единственным результатом этих поисков была находка плетенки, разрезанной парижанином во время бегства, и сетки, которой он был опутан. Эту двойную находку сделал Туммонгонг-Унопати. Отсутствие следов крови на этих вещах сочли хорошим признаком, и каждый надеялся, что Фрикэ счастливо спасся.

Как нарочно, никто не набрел на тропинку, пересекающую тигровую яму, в которую свалился Фрикэ. Тем не менее участники похода немного успокоились.

— Видите, Андрэ, — сказал доктор, — наш милый шалун наверняка отбился от малайцев. Того и жди, что он явится сюда, отыскав наши следы, если только он не идет уже преспокойно в столицу, чтобы быть там раньше нас.

— Я не уйду отсюда, не оставив ему какого-нибудь знака, по которому он мог бы нас найти.

— Что же вы сделаете?

— А вот смотрите. Это очень просто.

Андрэ выбрал огромный кедр, стоявший поодаль от остальных деревьев, вынул ножик и отодрал от дерева большой кусок коры, обнажив древесину, которая резко выделилась белым пятном на сероватой коре. Потом он острием ножа вырезал на этом месте крупными буквами слово «яма» и выкопал у корня дерева довольно глубокую яму.

После того он вырвал из записной книжки листок, набросал на нем несколько строк карандашом и положил его в пороховницу, которую закупорил корой. Завернув в банановые листья несколько саговых хлебов, чтобы предохранить их от сырости, он положил все в ямку и засыпал землей. Не зная французского языка, никто не смог бы догадаться о существовании ямки, содержимое которой в минуту нужды могло принести неоценимую пользу.