Под жарким солнцем Акапулько

Она не могла думать, не могла говорить, она могла только чувствовать и наслаждаться, брать и отдавать, а Дэвид, кажется, в эту ночь приложил все силы, чтобы погасить заодно и прежние недоразумения их супружеской жизни.

Последним высказыванием Линн был некий звук, нечто среднее между стоном и вздохом. Дэвид откликнулся низким, довольным рокотом.

Если бы кто-то из них бросил взгляд на будильник, стоявший на ночном столике, то сообразил бы, что с момента, как их отослали назад, прошло несколько часов. Но они просто закрыли глаза и погрузились в глубокий сон. Они так устали, что даже не погасили лампу у кровати.

В какой-то момент Линн, все еще в полусне, сквозь уютную пелену осознала, что прижимается к Дэвиду, а он положил на нее руку и ногу. Она чмокнула его в грудь и снова закрыла глаза в уверенности, что так, как сейчас, было всегда и всегда будет. Усталость не пропускала жалящий вопрос, что же в ее чудесном на данный момент положении не совсем в порядке.

Дэвид проснулся, когда в окне забрезжил блеклый рассвет. Он обнимал Линн. Она свернулась, как кошечка, клубочком и прижалась к нему, и его тело и душу затопила теплая волна удовлетворения… пока он не вспомнил, что в течение последних двух лет был лишен из-за развода именно этого.

Мысль буквально ужалила его, и такой же укус разбудил Линн, испытавшую при пробуждении те же чувства. Когда она окончательно проснулась, то готова была вышвырнуть Дэвида из своей постели.

— Доброе утро, Линн, хорошо спала? — спросил он очень холодным, очень скучным тоном.

— Просто сказочно! — ответила она таким звенящим голосом, что ее ярость можно было буквально потрогать руками. — У тебя за ночь случайно не вырос гребень, как у петуха, от гордости, что ты так здорово меня облапошил?

— Я знал, что ты потом будешь раскаиваться, — разочарованно констатировал он. — Ты никогда ничем не довольна.

— Ах, я бы не так это сформулировала. — Она села и закуталась в одеяло. — Если ты боишься, что с моей стороны есть какие-то претензии относительно твоих успехов, могу тебя успокоить. В спортивном отношении ты снова был на высоте.

— В спортивном отношении? — Дэвид чуть не задохнулся. — Это так ты воспринимаешь мою примиряющую любовь? Как спортивное достижение?

— Какое это примирение, если ты меня, ничего не подозревающую женщину, затаскиваешь в мою же комнату, обезоруживаешь и…

— Ты совершенно свихнулась! — Дав ей такую краткую характеристику, Дэвид спрыгнул с кровати и стал собирать вещи. — Линн, сварливая коза! Тебе ничем не угодишь! Я мог бы появиться перед тобой в одеянии раскаявшегося грешника…

— В данный момент ты передо мной совсем безо всякого одеяния! — воскликнула она.

— Это так же легко исправить, как и тот факт, что я вообще нахожусь перед тобой! — огрызнулся он и так яростно начал одеваться, что от рубашки отлетели две пуговицы.

— Когда закроешь дверь с той стороны, не забудь защелкнуть замок! И больше не попадайся мне на глаза со своей методикой улаживания конфликтов!

Дэвид распахнул дверь и еще раз обернулся.

— Этой ночью я что-то не слышал ни слова возражения, сладкая моя, а времени для протеста у тебя было сколько угодно… — Он подождал, пока она зальется краской от груди до корней волос. И только тогда подчеркнуто тихо прикрыл за собой дверь и даже бровью не повел, когда изнутри по дереву бабахнули чем-то тяжелым.

— Осторожно, помедленнее, — предупредил Артур Уильямс, помогая Салли сесть в конные сани.

— Спасибо. — Сестра Дэвида обворожительно улыбнулась отцу Линн, а отец Дэвида почти поднял на руки мать Линн, усаживая ее во второй экипаж, ждущий у входа в отель.

— Садись с нами, дядя Карл! — заканючили погодки. — Ты наш любимый дядя!

— Ты составишь компанию Мадлен, — приказала Мэрджори, мать Дэвида, своему супругу-прокурору. — Я не хочу подвергать ее дурному влиянию моего первого мужа.

— А у тебя даже есть чувство юмора, — отозвался Бен Бакли. — Мэрджори, я открываю в тебе все новые и новые грани.

— И думать про нее забудь, — предостерег Джесси Ремник своего предшественника. — Эту женщину я никогда не выпущу из рук. — Он подсадил в сани Пола и Мэри. — Можно ехать.

— Да, все на месте, — добродушно заметил дядя Карл. — Поехали!

Дэвид и Линн остались в одиночестве на тротуаре, а сани тронулись под бодрящий перезвон бубенчиков.

— Они сделали это нарочно, — желчно произнес Дэвид. — Они хотят принудить нас быть вместе.

— Очень неумно с их стороны! — Линн нервно потрясла головой. — Могли бы уж давно понять, что мы ни к чему не позволим себя принуждать.

— Правильно! — Дэвид прищурился, глядя вслед умчавшимся саням. — Это возмутительно! Я же не вмешивался, когда разводились мои родители!

Линн сочувственно кивнула.

— Я тоже никогда не интересовалась супружеской жизнью своих родителей. — Она высоко подняла левую бровь. — Хотя в моей семье и не царил такой хаос, как в твоей.

— Что верно, то верно, — мягко подтвердил он и добавил с отвратительной насмешкой: — Зато в твоем собственном браке царит еще больший хаос…

— Это подло! — Линн круто повернулась к нему. — Как ты можешь такое говорить, если сам хотел развода!

— Нет, это ты его хотела, — вскипел он в ответ. — Ты это отлично знаешь, и тебя гложет совесть, поэтому-то ты и цепляешься к моей семье.

— Я только сказала, что в моей семье царит не такой хаос, как в вашей. — Линн обиженно направилась ко входу в отель. — В конце концов, в моей семье никто не разведен.

— Неправда! Ты разведена! — прокричал ей вслед Дэвид.

Линн, спешившая к лифтам, споткнулась, но, на ее удачу, одна из кабин оказалась на месте, и она облегченно вздохнула, когда двери сомкнулись прямо перед носом у Дэвида.

Лифт остановился на ее этаже. Линн выскочила в коридор и ударилась обо что-то, загородившее ей дорогу.

К счастью, это не было слишком жестким, оно зашаталось, издало приглушенное проклятие и оказалось Дэвидом, который хотя и не очень запыхался, взбежав по лестнице наперегонки с лифтом, но после столкновения хватал ртом воздух.