Под знаком Близнецов
Шрифт:
— Да, если она будет выполнять предписания. Сестра Маклеод относится к этой затее крайне неодобрительно. Мой авторитет сильно упал в ее глазах. Но я надеюсь, что положительные эмоции могут стимулировать выздоровление. А если нет…
Он замолчал, оставив фразу недосказанной. У доктора был такой усталый вид, что Флоре стало его жаль.
— По крайней мере, она занимается тем, что ей нравится, — сказала Флора, стараясь, чтобы ее голос звучал весело. — Как тот девяностолетний старик, который на вопрос, какой смертью он предпочел бы умереть, ответил,
Хью неожиданно улыбнулся. Флора еще ни разу не видела его настоящей улыбки и была изумлена, насколько преобразилось его лицо. На мгновение она увидела жизнерадостного молодого человека, которым он когда-то был.
— Именно так, — сказал Хью.
Утро было пасмурным и теплым, очень тихим, но сейчас поднялся легкий бриз и начал разгонять тучи. Солнце пробилось сквозь облака и залило все вокруг золотистым светом, проникая в холл через два высоких окна по обе стороны от входной двери. Пылинки заплясали в солнечных лучах, и мелочи, прежде незаметные, сразу бросились в глаза. Костюм доктора был местами потерт, карманы оттопыривались, на свитере красовалась неаккуратная заплатка.
У Хью был усталый вид. Он все еще улыбался, но выглядел смертельно усталым. Она представила, как вчера, собираясь на званый ужин, он искал чистую рубашку в неприбранном, оставшемся без экономки доме.
— Вчера вас вызвали по телефону… Надеюсь, ничего серьезного?
— Достаточно серьезный случай. Старик встал ночью с постели, чтобы пойти в туалет, и упал с лестницы.
— Он не пострадал?
— По счастью, все кости целы, но он получил ушибы. Его надо бы положить в больницу, а он отказывается. Говорит, всю жизнь прожил в этом доме и хочет здесь умереть.
— А где его дом?
— В Ботурихе.
— Я не знаю, где это.
— В дальнем конце озера Лох-Фада.
— Это далеко отсюда?
— Миль пятнадцать.
— И когда же вы вернулись домой?
— В два часа ночи.
— А во сколько встали?
В глазах Хью вспыхнуло изумление.
— Это что, допрос?
— Вы, наверное, устали.
— У меня нет времени уставать. А сейчас, — он бросил взгляд на часы и наклонился, чтобы взять саквояж, — мне пора.
Флора подошла вместе с ним к двери и распахнула ее. Мокрая трава и гравий ослепительно сверкали на солнце, листья деревьев сияли огненными красками.
— До свидания, — сказал Хью, возвращаясь к своей обычной манере.
Она проследила взглядом, как он спустился по ступенькам крыльца, сел в машину, проехал между кустами рододендронов и выехал в открытые ворота. Солнце пригревало, но Флора поежилась, как от холода. Она вошла в дом, закрыла дверь и стала подниматься наверх, чтобы разбудить Энтони.
Тот уже проснулся и брился перед зеркалом, в красных кожаных тапочках на босу ногу, с полотенцем, обмотанным вокруг бедер. Второе полотенце висело на шее. Когда Флора просунула голову в дверь, Энтони повернулся к ней. Половину его лица покрывала мыльная пена.
— Меня отправили будить тебя. Уже половина первого.
— Знаю. Входи.
Он
повернулся к зеркалу и продолжил бритье.Флора закрыла за собой дверь и присела на край кровати.
— Как спал? — спросила она, глядя на его отражение в зеркале.
— Как убитый.
— Ты крепко стоишь на ногах?
Наступила пауза, потом Энтони проговорил:
— Почему-то этот вопрос пробуждает у меня нехорошие предчувствия.
— И правильно. Будет еще один прием гостей. В следующую пятницу. Танцевальный вечер.
Энтони немного помолчал.
— Теперь я понимаю, почему ты спросила, крепко ли я стою на ногах, — сказал он.
— Эта идея пришла в голову Таппи сегодня утром, перед завтраком. И похоже, ей удалось настоять на своем. Даже Хью сдался. Единственный человек, кто выступает против, — сиделка, поэтому она ходит страшно надутая.
— Хочешь сказать, что все уже решено?
— Да.
— Как я догадываюсь, вечер будет в честь Энтони и Розы.
Флора кивнула.
— Чтобы отпраздновать помолвку.
— Совершенно верно.
Энтони закончил бритье и склонился к раковине, чтобы промыть бритву.
— О Боже, — пробормотал он.
— Это моя вина, — с раскаянием сказала Флора. — Мне не следовало говорить, что я останусь.
— Разве ты могла знать? Разве мы могли предположить, что она придумает такое?
— Я не знаю, что теперь делать.
Энтони повернулся к ней. Его медно-рыжие волосы стояли торчком, а на обычно жизнерадостном лице появилось угрюмое выражение. Он сорвал полотенце с шеи и швырнул его на спинку стула.
— Черт, это все равно, что попасть в трясину. Нас засосет туда, и к концу недели от нас останутся только пузыри. Причем довольно грязные.
— Мы еще можем выйти отсюда чистыми. Давай скажем Таппи правду.
Эта мысль смутно пробивалась все утро, но лишь сейчас Флора осознала ее настолько, что решилась высказать вслух.
— Нет, — сказал Энтони.
— Но…
Он повернулся к Флоре.
— Я сказал — нет. Да, Таппи чувствует себя лучше. Да, Изабель поняла все неправильно, и Таппи чудесным образом выздоравливает. Но она стара, она была очень больна, и если что-то случится только потому, что ты и я настояли на такой роскоши, как чистая совесть, я никогда не прощу себя. Ты понимаешь это?
Флора вздохнула.
— Да, — с несчастным видом сказала она. — Да, я понимаю.
— Ты самая замечательная девушка. Просто супер!
Он наклонился и поцеловал ее. Его гладковыбритая щека пахла лимонной свежестью.
— А теперь извини, но мне надо одеться.
После обеда Флора и Энтони отправились на прогулку к заливу Фада, тихонько улизнув от Джейсона, собиравшегося составить им компанию. Зато взяли собак — даже Сасси, которую Энтони решительно вытащил из постели Таппи. Они шагали по чистому белому песку, обнажившемуся после отлива. Вдали виднелась полоса прибоя; порывы ветра разрывали облака, бросая на землю полосы солнечного света.