Под знаком четырёх
Шрифт:
Собственная жизнь Коллинза тоже изобиловала таинственными приключениями, одно из которых легло в основу знаменитого романа «Женщина в белом» (1860). Успех его был грандиозен. Роман печатался в диккенсовском журнале «Круглый год» выпусками «с продолжением», и у дверей редакции каждую неделю собирались толпы жаждущих узнать, «что дальше?». Сюжет Коллинз почерпнул из французского «Справочника знаменитых судебных дел», где, в частности, рассказывалось о несчастной маркизе де Духо, которую родной брат засадил в сумасшедший дом, чтобы завладеть ее состоянием. Маркизе удалось бежать, но состояние она потеряла. Маркиза всегда носила белые платья, и поэтому героиня Коллинза, Энни Кэтрик, «списанная» с маркизы, тоже оказывается «женщиной в белом». Была, однако, еще одна очень романтическая причина, запечатлевшая белое одеяние в воображении Коллинза. Однажды поздним вечером он встретил
Грандиозен был успех и второго детективного романа Коллинза «Лунный камень». Загадка исчезновения дивного алмаза, подаренного молодой и прекрасной девушке Рейчел Вериндер в день ее рождения, властно захватила читателей. Они пребывали в некоем исступлении мучительного и все нараставшего любопытства, по мере того как полицейский сыщик, сержант Кафф — его прототипом был Уичер из департамента по расследованию преступлений, — неуклонно, но не спеша продвигался по стезе расследования.
Такое же нестерпимое и жгучее любопытство вызвал Чарлз Диккенс своим последним и, увы, неоконченным романом «Тайна Эдвина Друда» (1870). Узнав, что королева Виктория прочла все шесть выпусков романа в журнале «Круглый год», Диккенс предложил пересказать ей содержание остающихся шести. Однако нелюбопытная королева не пожелала узнать, действительно ли Эдвин Друд был убит, и Диккенс унес с собой его тайну — смерть писателя оборвала роман на середине. Не осталось ни набросков, ни плана…
Иллюстрация С. Пейджета к рассказам о Шерлоке Холмсе
Как ни странно, но детективный опыт соотечественников не очень интересовал Дойла. Для него образцом были не романы Коллинза и Диккенса, а рассказы По. Что ж, пожалуй, в этом есть свой резон: ведь положил начало (в англоязычной литературе) искусству делать аналитические выводы на основе тщательного наблюдения именно Э. По, он создал дедуктивный метод, сделал его средоточием интереса в рассказах дюпеновской серии и в двух других логических новеллах, он оснастил метод технически определенными приемами расследования, ввел фигуры сыщика и рассказчика, он поставил главнейшим условием интерес читателя и его соучастие в раскрытии тайны. Он создал каноническую форму рассказа с экспозицией, кульминацией и последующей «лекцией» детектива рассказчику. И Конан Дойл следует этому канону более или менее пунктуально на всем протяжении шерлокианы. Но и обогащает его, конечно. Взять хотя бы энергичное начало рассказов о Холмсе. Автор явно стремится сразу же завладеть вниманием читателя, чему очень способствует почти неизменное «присутствие» Холмса или упоминание о нем в первой же строчке (или, по крайней мере, в первом абзаце повествования):
«Для Шерлока Холмса она всегда оставалась «Той женщиной»» («Скандал в Богемии»).
«В характере моего друга Холмса меня часто поражала одна странная особенность: хотя в своей умственной работе он был точнейшим и аккуратнейшим из людей, а его одежда всегда отличалась не только опрятностью, но даже изысканностью, во всем остальном это было самое беспорядочное существо в мире…» («Обряд дома Месгрейвов»).
«Пополняя… записи о… Шерлоке Холмсе… я то и дело сталкивался с трудностями, вызванными его собственным отношением к гласности. Этому угрюмому аскету претили шумные похвалы окружающих» («Дьяволова нога»).
Читателю достаточно было прочитать эту первую строчку, и рассказ уже полностью завладевал им и не отпускал его до конца. Во многих рассказах Дойл следовал главному принципу Э. По: «Этюд…», а также, например, «Союз рыжих», «Установление личности», «Пять апельсиновых зернышек», «Пестрая лента», «Знатный холостяк», «Берилловая диадема» — одним словом, 6 из 12 представленных в сборнике «Приключения Шерлока Холмса» заканчиваются финальным объяснением. В поздних рассказах этот принцип выдерживается реже. Но что касается самого Шерлока Холмса, то, анализируя свой метод расследования, он не очень-то склонен признавать превосходство шевалье Дюпена. Вот, например, Уотсон говорит Холмсу:
«— Вы напоминаете мне Дюпена у Эдгара Аллана По…
Шерлок Холмс встал и принялся раскуривать трубку.
Вы, конечно, думаете, что, сравнивая меня с Дюпеном, делаете мне комплимент… У него, несомненно, были кое-какие аналитические способности, но его никак нельзя назвать феноменом, каким,
по-видимому, считал его По». Что же касается мсье Лекока у Габорио, так тот, по словам Холмса, вообще «жалкий недотепа». Но все это говорится устами Холмса, чтобы сильнее поразить воображение читателя оригинальностью и эксцентричностью нового детектива. И как-то странно сейчас думать, что и Шерлок Холмс не сразу пробился к читателю.Повесть «Этюд в багровых тонах» тоже совершила круг странствий по издателям. Побывала она и в редакции «Корнхилл Мэгэзин», но его редактор Джеймс Пейн, уделявший немало внимания детективным тайнам в собственных романах, с сожалением возвратил рукопись Дойлу: повесть была слишком длинна, чтобы печатать ее в одном номере журнала, и слишком коротка для нескольких номеров. Целый год «Этюд…» пролежал в «Рождественском ежегоднике Битона» и только в 1887 году увидел свет. Сейчас экземпляр «Ежегодника»— чрезвычайная библиографическая редкость, как и первое книжное издание «Этюда…» с рисунками отца писателя, художника Чарлза Конан Дойла.
Читатели «Этюд в багровых тонах» приняли с интересом, но без особого ажиотажа. Не то было в Америке. Там Шерлок Холмс сразу же стал всеобщим любимцем, почему «Знак четырех», вторая повесть о Холмсе, вышел сначала за океаном. А случилось это так.
В 1889 году в Лондон приехал агент американского журнала «Липпинкот Мэгэзин». Он дал обед, на который были приглашены Оскар Уайлд, восходящая знаменитость, и мало кому известный в Англии Конан Дойл. Агент сразу же повел разговор о том, чем могли бы английские писатели украсить американский журнал в следующем году. Уайлд пообещал роман — им оказался «Портрет Дориана Грея», а Дойл, повинуясь американской симпатии к Холмсу, передал журналу повесть «Знак четырех», которая была опубликована в феврале 1890 года. Осенью повесть вышла отдельной книгой и в Англии, и тут уж Шерлок Холмс завоевал сердца и своих земляков. С волнением в душе «следовали» они за героями повести к месту таинственного свидания у театра «Лицеум»:
«Был сентябрьский вечер, около семи часов. С самого утра стояла отвратительная погода… Освещенные окна магазинов бросали через улицу, полную пешеходов, полосы слабого, неверного сияния… В бесконечной процессии лиц, проплывавших сквозь узкие коридоры света… мне почудилось что-то жуткое, будто двигалась толпа привидений. Как весь род человеческий, они возникали из мрака и снова погружались во мрак. Я человек не впечатлительный, но мне стало не по себе. Я видел, что и мисс Морстен испытывает то же. Один Холмс, казалось, не замечал ничего. Он держал на коленях открытую записную книжку и время от времени заносил туда какие-то цифры и заметки при свете карманного фонарика».
Так с самого начала Холмс поднимался в глазах читателей над уровнем обычных слабостей и страхов и приобретал черты героической, уникальной личности, становился воплощением психологической защиты и опоры.
Надо сказать, Дойл еще надеялся соединить медицинскую практику и литературный труд, почему и предпринял поездку в Вену, где постиг сложную науку глазной хирургии. Вернувшись в Англию, он поселился на Монтегю Плейс и открыл свой кабинет, где добросовестно пребывал с 10 утра до 4-х дня, но «ни разу ни единый звонок в дверь… не нарушил моего спокойствия» — чему он, наверное, радовался, так как можно было не отвлекаться от письменного стола. И хотя с самого начала он отнесся к своему частному сыщику-консультанту с большой иронией, надо было продолжать писать рассказы, раз никто не обращался к нему за медицинской помощью.
Желание прочно завладеть читательским вниманием заставляет Дойла опять-таки последовать примеру По, у которого Дюпен действует в серии, состоящей их трех рассказов. Дойл решил тоже создать цикл рассказов с непременным участием Холмса. И читателю будет интересно: даже если он прочтет не все рассказы серии, у него неизбежно останется впечатление цельного, связного повествования. В 1891 году в только что созданном журнале «Стрэнд Мэгэзин» появляются шесть рассказов о Холмсе, возглавляемых «Скандалом в Богемии». Известно, что издатель «Стрэнда» Гринхаф Смит, прочитав его, провозгласил «рождение новой литературы». Читатели тоже оценили новацию: они бредили «Тайной Боскомской долины», восхищались «Союзом рыжих», трепетали от ужаса вместе с несчастным Джоном Опеншо над «Пятью апельсиновыми зернышками». Даже «Человек с рассеченной губой», являвший некоторые следы авторской спешки и нетерпения переключиться на более интересную для него историческую тематику, вызывал непритворное восхищение многообразными талантами Холмса, в частности его умением носить личину и маскироваться. Читатели ненасытно требовали новых рассказов о Холмсе.