Под знаменем марксизма

чрезмерное упрощение сложного набора силовых отношений и социального господства, и их следует иметь в виду при проведении исторических и международных сравнений. Это же общее замечание относится и к советскому периоду. Денежное неравенство было сокращено до очень низких уровней при советском коммунизме (а также в других коммунистических странах, как мы увидим позже). Например, доля 1% дохода в размере около 4-5% означает, что топ-1% владельцев дохода зарабатывают всего 4-5 раз больше среднего дохода того времени, по сравнению с 20 раз, когда верхняя 1% доля равна 20%. Это нежелание полагаться на расширенные денежные иерархии является особенностью, которая подтверждается всеми советскими обследованиями домохозяйств и административными документами по шкалам окладов. Кроме того, советский режим отменил частную собственность (за исключением некоторых случаев для небольших капиталовложений) и, следовательно, подавил высшие капитальные доходы (которые в других обществах всегда представляют собой значительную часть верхних доходов). Он также очень сильно сжал иерархию зарплат и трудовых доходов. Однако это, очевидно, не означает, что у советской элиты не было доступа к превосходным товарам, услугам и возможностям. Это могло бы иметь разные формы – доступ к специальным магазинам, отпускам в других странах и т.д., что фактически позволило бы советским топ-1% пользоваться жизненным уровнем, который в некоторых случаях мог бы быть значительно выше, чем в 4-5 раз средних доходов (хотя, вероятно, это было немного ниже, чем при царизме или в постсоветской России). К сожалению, у нас нет возможности количественно оценить это.

Наконец, стоит отметить, что хотя в течение советского периода денежное неравенство было очень низким, есть интересные среднесрочные колебания. А именно, мы наблюдаем очень сильное сжатие распределения доходов на первом этапе революции (что привело к большому упадку неравенства между 1905 и 1925 годами), за которым последовало относительное расширение иерархии доходов между 1925 и 1956 годами в сталинский период, постепенное снижение в период между 1956 и 1980 годами и рост в 1980-х годах и в начале экономических реформ. Эта периодизация уже была отмечена другими учеными, использующими советские источники в отношении распределения доходов и заработной платы (см., например, Аткинсон и Миклуарт, 1992).

4.2. Кто выиграл от постсоветского перехода?

Теперь мы рассмотрим более подробную информацию за последний период. Во-первых, поразительно видеть, что рост неравенства в доходах произошел очень быстро после падения Советского Союза. Согласно нашим базовым оценкам, 10%-я доля доходов выросла с менее чем 25% в 1990-1991 годах до более чем 45% в 1996 году. Стоит также отметить, что этот огромный рост произошел в результате массового краха нижней 50-процентной доли, которая снизилась с примерно 30% общего дохода в 1990-1991 годах до менее 10% в 1996 году, прежде чем постепенно вернуться к 15% к 1998 году и примерно 18% к 2015 году.

Нет сомнений в том, что гиперинфляция сыграла ключевую инструментальную роль в крахе донных доходов. Между 1990 и 1996 годами цены были увеличены в 5000 раз. Инфляция была особенно высокой в 1992-1993 годах после того, как официальная либерализация цен произошла 1 января 1992 года. Большая часть нижних 50% доходов состояла из пенсионеров и низкооплачиваемых работников, номинальные доходы которых не были полностью проиндексированы к инфляции цен, что привело к массовому перераспределению и обнищанию десятков миллионов домохозяйств России (особенно среди пенсионеров). Низкие пенсии и заработная плата затем выиграли от постепенного восстановления в период с 1996 по 2015 год, но они никогда полностью не возвращались к своей относительной доле в 1990-1991 годах. Вместе с этим процессом быстрого коллапса и частичного восстановления для групп нижнего дохода мы наблюдаем более постепенный и непрерывный процесс роста долей в 1% дохода с менее чем 6% в 1989 году до примерно 16% в 1996 году и более 26% в 2008 году. Первая доля в 1% после этого снизилась после финансового кризиса 2008-2009 годов и стабилизировалась примерно на 20-22% с 2010 года. Если мы рассмотрим период 1989-2016 гг. в целом, средний национальный доход на взрослого населения увеличится на 41% по нашим базовым оценкам, т. е. примерно на 1,3% в год. Тем не менее, различные группы по доходам сильно различаются. Низкие 50%-е получатели выиграли от очень небольшого или отрицательного роста, средний 40% от положительного, но относительно скромного роста, а верхние 10% от очень больших темпов роста; периодизация уже была отмечена другими учеными, использующими советские источники в распределении доходов и заработной платы (см., например, Аткинсон и Миклуарт, 1992).

С этой точки зрения, 1989-2016 годы сильно отличаются от периода 1905-1956 годов, когда большая часть роста снижалась до 90%, а также с периода 1956-1989 годов, когда распределение было примерно постоянным, а рост был относительно сбалансированным по всем группам. Тот факт, что кривая падения роста за период 1989-1996 годов демонстрирует сильный восходящий профиль, полностью согласуется с недавними результатами, представленными в докладе ЕБРР о динамике неравенства в переходном периоде 2016 года экономики. Однако есть две отличия. Во-первых, кривая падения роста, еще сильнее склоняется к верхним доходам, чем показатель, представленный в отчете ЕБРР. Это связано с тем, что мы используем скорректированные данные неравенств, объединяющие данные опросов с данными о подоходном налоге и данными о богатстве, в то время как кривая роста ЕБРР зависит только от данных самоотчетов. Далее, в отчете ЕБРР используется другая концепция дохода, которую мы делаем, и она имеет более высокий совокупный рост среднего дохода за период 1989-2016 годов (т. е. около +70% вместо +41%). Мы считаем, что предпочтительнее использовать для взрослого национального дохода (как и мы), и мы признаем, что очень сложно сравнивать реальные доходы на советский и постсоветский периоды удовлетворительным образом. Например, если бы мы оценивали затраты и благосостояние в условиях дефицита и очередей в 1989-1990 годах, то возможно, что наши совокупные показатели роста могут возрасти с +41% до +70% или более. В более общем плане мы должны четко указать, что мы не сомневаемся в том, что благосостояние подавляющего большинства населения улучшилось после окончания коммунизма. Интересный вопрос заключается в том, могло ли оно улучшиться еще более сбалансированным и уравновешенным образом с различной политикой и другой траекторией неравенства. Следует также отметить, что коррекция данных по налогу на прибыль играет гораздо большую роль, чем коррекция данных о богатстве в наших исправленных оценках неравенства.

Это отражает тот факт, что в таблицах с подоходным налогом имеется значительное количество деклараций с очень высокими потоками бизнеса и капитала. Это также перестрахование в том смысле, что данные, доступные для исправления богатства (а именно данные Forbes миллиардера), относительно ограничены и неопределенны. Во всех вариантах исправленные уровни неравенства существенно выше, чем уровни необработанных опросов, и относительно близки по величине к нашей серии тестов (по международным и историческим стандартам). Наконец, интересно отметить, что наш скорректированный коэффициент Джини достигает своего пикового значения в 1996 году, из-за очень низкой доли 50%, измеренной в этом году. Это контрастирует с топ-10% и топ-1% доли дохода, которые достигают своего пикового уровня в 2007-2008 годах. Это иллюстрирует необходимость выходить за рамки оценок синтетического неравенства и отдельно смотреть на разные сегменты распределения.

4.3. Международные сопоставления.

Теперь мы переходим к международным сопоставлениям. Сначала мы сравниваем долгосрочную эволюцию неравенства доходов в России и странах Запада (здесь мы рассматриваем США и Францию как примеры, Франция относительно репрезентативна западноевропейской модели). В некотором роде Россия выглядит как крайняя версия длинного U-образного рисунка, наблюдаемого на Западе в XX веке. В начале 20-го века неравенство доходов находилось на очень высоком уровне практически везде, как в России, так и в США и Франции. Учитывая ограниченные данные, которые мы уже обсуждали, трудно провести точные сопоставления уровней неравенства в разных странах примерно в 1900-1910 годах (за исключением того, что все они были очень высокими). Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что акции с высокими доходами находились на сопоставимых уровнях в России и США и, возможно, на несколько более высоких уровнях во Франции, но наблюдаемые пробелы не очень велики. Кроме того, если учесть, что капитализм laissez-faire вел мир к хаосу и нуждался в регулировании более сильной государственной политикой. Большевистская революция также способствовала побуждению западных элит к принятию политических изменений, которые они в основном отказались проводить до первой мировой войны. В свою очередь, неудача и окончательное падение советского режима в конце 1980-х годов способствовали прорыночным идеологическим сдвигам. Далее, особенно интересно сравнить траектории неравенства, за которыми следуют Россия и бывшие коммунистические страны. Все восточноевропейские страны, для которых у нас есть исторические данные, в частности Польша, Чехия и Венгрия, характеризуются высокими уровнями неравенства в начале 20-го века и в межвоенный период, низким уровнем неравенства в коммунистический период (1945-1990 годы) и высоким растущим неравенством с 1990 года. Отметим, что, хотя все коммунистические страны характеризуются необычно низким уровнем денежного неравенства, существуют интересные варианты: неравенство, как представляется, особенно низкое в Чешской Республике и Венгрии, при этом доля доходов 1% ниже 3%, а не 4-5 %, как в России (около 6% в конце сталинского периода).

Тот факт, что советское неравенство в целом выше, чем в восточноевропейских коммунистических режимах, был отмечен другими исследователями, использующими данные исторических исследований и данные о доходах для коммунистических стран в этот период. В частности, этот вывод также применим к другим показателям дисперсии, таким как отношение P90/P10. Мы ссылаемся, в частности, на работу Аткинсона и Миклерайт (1992), которые подчеркивают, что российское неравенство в 1960-1970-х годах в какой-то мере является промежуточным звеном между восточноевропейским уровнем (Венгрия, Польша, Чехословакия) и британским уровнем и которые также обнаруживают, что гендерное неравенство во всех коммунистических странах (в сравнении с Великобританией и другими западными странами) значительно сократилось в 1960-1970-е годы, причем в 1980-х годах несколько сократился разрыв (к сожалению, наши источники данных не позволяют нам смотреть на гендерные разрывы в долгосрочной перспективе в России). Что касается недавнего периода, то поразительно видеть, что неравенство в России выросло до гораздо более высоких уровней (при этом доля доходов 1% дохода достигает 20-25%), чем в Странах Восточной Европы (где доля топ-1% приходится на 10-14% в конце периода). Хотя наши данные по подоходному налогу для России имеют множество ограничений (таблицы доходов подоходного налога, доступные для восточноевропейских стран, намного более обширны и недавно были использованы Novokmet 2017), разрыв с другими бывшими коммунистическими странами кажется достаточно большим. Это также согласуется с данными миллиардеров Forbes, которые показывают необычно большое количество российских миллиардеров с 1990-х по 2000-е годы по сравнению с другими бывшими коммунистическими странами, а также по сравнению с другими частями мира. Хотя наши источники данных слишком ограничены, чтобы обеспечить полный анализ разрыва неравенства между Россией и другими бывшими коммунистическими странами, представляется естественным ссылаться на различные стратегии перехода посткоммунизма, которые проводились в разных странах, и в частности очень быстрая «шоковая терапия» и стратегия приватизации ваучера, которая проводилась в России. Правдоподобная интерпретация имеющихся данных заключается в том, что приватизация ваучера происходила так быстро и в таком хаотичном денежно-кредитном и политическом контексте, что небольшие группы лиц смогли выкупить большое количество ваучеров по относительно низким ценам, а также в некоторых случаях получать высокодоходные сделки с государственными органами (например, через известные соглашения о займах для акций). Этот процесс, наряду с бегством капитала и ростом оффшорного богатства, привел к значительному повышению уровня богатства и концентрации доходов в России, чем в других бывших коммунистических странах. Как уже упоминалось выше, тот факт, что значительная часть основного капитала принадлежит иностранным держателям богатства в странах Восточной Европы, также способствует снижению неравенства.

К сожалению, ряд данных, которые мы имеем для Китая, намного короче (они начинаются в 1978 году), но они также показывают, что растущее неравенство в России значительно сильнее, в то время как Китай, по-видимому, ближе к восточно-европейскому образцу. По нашим оценкам, неравенство в Китае было несколько выше, чем в России в 1980 году (в частности, в связи с существенным разрывом между городом и деревней) и в настоящее время в России значительно больше. Это может быть связано с тем, что процесс приватизации был намного более постепенным в Китае, где государственные органы по-прежнему контролируют большинство корпораций (см. Piketty, Yang и Zucman 2017). Этот вывод снова согласуется с данными миллиардера Forbes, демонстрируя гораздо более высокий уровень богатства миллиардеров в России, чем в Китае. Мы, конечно, не должны предполагать, что единственная причина для более высоких доходов в России полностью связаны с различными стратегиями приватизации и, как следствие, различиями в структуре сегодняшней собственности. В то время как высокие капитальные и бизнес-доходы, безусловно, играют важную роль (они, вероятно, составляют значительную часть налогоплательщиков с верхней скобкой в таблицах налогов на прибыль в России), весьма вероятно, что важная роль также имеет более высокое неравенство в трудовых доходах в России.

Вообще говоря, предыдущая работа по динамике неравенства в странах с переходной экономикой показала ключевую роль сил рынка труда и неравенства в оплате труда (см., например, Флемминг и Миклуарт, 2000 год, Емстов, 2008 год, Миланович и Эрсадо, 2010 год, ЕБРР, 2016 год). К сожалению, данные, которые мы используем в настоящей статье, не позволяют нам должным образом распутать эти разные факторы. Необходим доступ к более подробным данным по подоходному налогу (с разбивкой по категориям доходов) для оценки соответствующей роли доходов от капитала, доходов от самостоятельной занятости и доходов от заработной платы в результате роста неравенства в России по сравнению с другими странами. Наконец, мы представляем наши выводы о неравенстве богатства. Согласно нашим контрольным данным, концентрация богатства значительно увеличилась в России в период с 1995 по 2015 год и сейчас значительно выше, чем в таких странах, как Китай или Франция, и уровень, который сопоставим или даже выше, чем Соединенные Штаты. Однако мы должны подчеркнуть, что эти оценки неравенства в отношении богатства еще более хрупкие, чем наши ряды по неравенству доходов. Источники данных, доступные для изучения богатства в России, к сожалению, гораздо более ограничены, чем изучение доходов (где мы можем полагаться на совокупность данных обследований доходов домашних хозяйств и данных о подоходном налоге). Не существует надежного обследования домашних хозяйств, и нет данных о налогах на имущество и нет данных о наследовании (действительно, такие налоги даже не существуют в отсталой России).

В отличие от Франции и США (где у нас есть подробные микрозаймы с подоходным налогом с потоками капитала, которые можно капитализировать, и где у нас также есть доступ к налоговым данным наследования и обследованиям семейного богатства), в отличие от Китая (где по крайней мере, у нас есть опросы домохозяйств), все, на чем мы должны изучать неравенство в сфере благосостояния в России, – это данные миллиардеров Forbes. Это немного лучше, чем ничего, а потому мы делаем все возможное, чтобы объединить данные миллиардера Forbes с нормализованными данными распределения богатства для других стран и обобщенные методы интерполяции Парето для получения прозрачных оценок, но мы подчеркиваем, что различные варианты (основанные на альтернативных предположениях относительно использования данных Forbes) приводят к значительным погрешностям.