Подари мне семью

– Господи, сын, во что ты оделся? Выглядишь как… гопник из подворотни.

Поджав губы, укоряет меня мама. Подключается и отец. Хмуро изучает мою измятую футболку черного цвета и рваные джинсы, болтающиеся на бедрах. Фыркает снисходительно и полирует сквозящее изо всех щелей недовольство вопросом.

– Что Даше дарить будешь?

– Деньги.

Небрежно пожимаю плечами и демонстрирую родакам тисненый конверт. В ответ получаю тонну осуждения пополам с презрением и синий бархатный футляр. Внутри ажурный браслет из белого золота. Кое-где во вкраплениях поблескивают бриллианты.

Смотрится стильно и дорого. Только мне все равно.

– Девочка этот день столько ждала, а ты…

– А я снова не оправдал ваших надежд. Бывает.

Снова веду плечами и благодарю небо за то, что мы успеваем спуститься к парковке и у меня появляется возможность прыгнуть за руль и врубить радио. Чтобы не слушать их монотонный бубнеж и вечное «Никита, нельзя так. Подумай, что скажут люди».

– Останови у «Блум Маркет».

Командует батя, когда мы проезжаем мимо цветочного бутика, и через десять минут возвращается с двумя громадными букетами. Эти веники с трудом помещаются в зазор между предками и заставляют морщиться и чихать.

Ненавижу отцовский размах, с которым он подходит к любому делу. Ненавижу Вершининский пафос, которого у каждого в этой семье с лихвой. Но больше все ненавижу себя.

За то, что не имею достаточно смелости, чтобы забить на чужие ожидания и начать жить так, как хочется мне.

– Ну, что сидишь, сын? Давай поздравляй именинницу.

Стучит костяшками пальцев по обшивке кресла батя. Вытаскивает из клубка мыслей, застрявших в башке. И я подрываюсь.

Вываливаюсь из Ауди на асфальт. Неуклюже взбегаю по ступенькам модного ресторана и без особого энтузиазма запихиваю Даше в руки цветы и браслет. Роняю дежурное «с днюхой», едва касаюсь щекой ее щеки и сливаюсь с толпой, вплывающей в банкетный зал.

Гостей здесь целое море. Столы ломятся от закусок. Девушки соревнуются друг с другом в красоте нарядов и высоте каблуков. Мужики смахивают пылинки с безукоризненных рубашек и пиджаков.

И я один смотрюсь неуместно. Вызываю у предков неконтролируемый приступ стыда. Вынуждаю Николая Ильича выразительно кашлять и шептать что-то на ухо моему бате.

Правда, в очередной раз высказать, какой непутевый у него сын, батя не успевает. Модный ведущий берет микрофон и начинает торжество. Призывает всех наполнить бокалы и передает слово отцу именинницы.

– Доченька, ты знаешь, как сильно мы с мамой тебя любим и как сильно хотим, чтобы ты была счастлива. Поэтому первый тост я хочу поднять за исполнение твоих желаний, за твою вечную молодость и красоту и за ваш союз с Никитой. Ура!

Звонко выкрикивает будущий тесть, а меня захлестывает отвращением к самому себе. Становится тошно и мерзко. До проливающейся из бокала на грудь воды.

– За Дашу!

– За любовь!

– За семью!

Доносится со всех сторон звонкими переливами, и меня окончательно закрывает. Падает забрало. Какая-то ядреная хрень выпрыскивается в кровь.

Не могу больше находиться в этом рассаднике лицемерия. Разворачиваюсь круто на пятках и начинаю проталкиваться сквозь толпу. Пихаю кого-то плечом, задеваю кого-то локтем, оттаптываю носы чьих-то темно-коричневых туфлей.

Мелькающие на периферии зрения лица превращаются в невыразительное мутное пятно. Желудок сжимает болезненным спазмом. Капли пота стекают вниз по виску.

Душно здесь. Или это меня штормит?

– Сын, ты куда?

– Никита, ты что себе позволяешь?

Пропитанные негодованием вопросы ударяются в мою прямую, словно палка, спину и отскакивают на пол не причиняющими вреда мячиками. Кто-то пытается ухватить меня за запястье, кто-то цепляется за край футболки, но я пру к выходу, как мощный арктический ледокол.

Стряхиваю с себя чьи-то пальцы. Вываливаюсь на улицу и жадно хватаю ртом воздух. Нащупываю в кармане джинсов брелок с карабином. Заталкиваюсь в автомобиль комком пульсирующих нервов. Срываюсь с места с оглушительным свистом.

Телефон трезвонит, не переставая. Швыряю его на пассажирское сидение и ожесточеннее давлю на педаль газа. Ладони немеют от того, как сильно я стискиваю руль.

Но я не замечаю таких мелочей. Почти кладу стрелку спидометра. Создаю пару аварийных ситуаций прежде, чем домчаться до дома Кириных родителей. Торможу в сотне метров от знакомых ворот и несколько раз прикладываюсь лбом о руль.

Не знаю, что скажу Кире. Не знаю, как буду вымаливать прощение. Леденею. И буквально в следующую секунду лечу в кратер с кипящей лавой.

Воображаемая магма с шипением разъедает кожные покровы, стремительно плавит кости и, наконец, добирается до самого сердца. Окутывает адским коконом и его.

Из-за поворота выскальзывает светловолосый бугай в синих спортивках и белой футболке, облепляющей литые мускулы. А рядом с ним семенит Кира. Обвивает его широкую талию руками. Прижимается щекой к боку.

Дефибриллятор. Разряд. Реанимация.

Провожаю непринужденно болтающую парочку взглядом до самой калитки и только потом вываливаюсь наружу, озлобленно сжимая чудом заткнувшийся гаджет. На трясущихся ногах подгребаю туда, где несколько секунд назад топталась Кира. Шарахаю кулаком по звонку. Не успеваю досчитать до пяти, как распахивается дверь.

– Никита?

– Здравствуйте, Анастасия Юрьевна. Киру позовите. Пожалуйста.

– Кира не будет с тобой разговаривать.

Границы приличия держу с трудом. Хочется оттеснить сцепившую пальцы в замок женщину в сторону и прорваться внутрь, лишь бы избавиться от гнетущего ощущения, что я безнадежно опоздал.

– Это вы так решили?

– Нет. Так решил ее молодой человек. О моей дочери есть кому позаботиться, Никита.