Подари мне вечность

* * *

Я проснулась на полу. Хотя «проснулась» это громко сказано, скорее разлепила глаза. Подползла к зеркалу и ужаснулась. Опухшие красные глаза. Да, ночь безостановочных рыданий дала о себе знать. Честно говоря, уснула я примерно в пять утра, и толком поспать, естественно не удалось. Нацепив чистые джинсы и футболку, спустилась вниз. На кухонном столе до сих пор стояла бутылка бренди, которую я вчера оставила. Она была наполовину пуста. Хм…мне казалось, я сделала всего один глоток. Я взяла ее в руки и попыталась открыть крышку, но вдруг услышала:

– Что это ты делаешь?

Я резко обернулась. В дверях кухни стояла мама. На ее лице было выражение осуждения, как в те дни в Нью-Йорке, когда я приходила домой утром и не совсем трезвая. Мама буравила меня взглядом.

– Ма-а-а-м?

Я поставила бутылку на стол и кинулась в объятья матери. Она была такая теплая, родная, что захотелось снова разрыдаться, но я остановила себя, вспомнив о том, что я уже нарыдалась года на три вперед.

– Что ты собиралась делать? – спросила она с укором, выпустив меня из объятий. Я придала лицу самое веселое выражение, на какое только сейчас была способна, и улыбнулась.

– Ничего, я тебя ждала! – воскликнула я.

– И поэтому пила бренди? – спросила она, с интересом и тревогой, - С тобой все в порядке?

– Да! Со мной все...отлично.

– А что с твоими глазами? Ты плакала?

– Нет, что ты, конечно нет. Просто вчера намазала лицо кремом, и нечаянно попала в глаза…- пробормотала я. Мама недоуменно смотрела на меня. Все, нужно срочно менять тему.

– Мам, а ты…ээ…надолго приехала?

– Что значит надолго? Я приехала насовсем, - улыбнулась она, - Я ведь говорила, что вернусь. А ты что не рада?

– Рада, конечно!

– Кстати, здесь у меня остался всего один проект, на него уйдет примерно неделя, может меньше, и все – мы вернемся в Нью-Йорк. Как ты и хотела.

Мамино лицо сияло от счастья, а в моей голове все просто кипело. Что же интересно я ей скажу, когда она спросит про Томаса?

– Пойду, разберу вещи, - сказала она и направилась наверх. Я выдохнула с облегчением. Ничего не спросила. Повезло. Я взяла сумку, накинула пальто, и уже открыла входную дверь, как услышала:

– Мэл, а где Томас? – спросила мама, спускаясь по лестнице, - Его нет в комнате.

– Он поехал в библиотеку, - быстро соврала я.

– Так рано?

– Э… да, ему нужно доделать какой-то доклад, по-моему…он с утра ушел.

– Ох, в этом весь наш Томми, - ласково сказала мама и улыбнулась, - Я позвоню ему и скажу, что приехала.

– Нет! – крикнула я неожиданно громко. Мама даже подпрыгнула.

– Почему это? – ошеломленно спросила она.

– Я сама ему скажу, - я выдавила из себя улыбку, - Пойду к Стивену, не жди меня, ладно? Мы собирались в кино. Томас скоро придет.

Ну и лгунья ты, Амелия!

– Хорошо…- сказала мама, все еще ошарашено глядя на меня. Я улыбнулась ей и, наконец, вышла из дома.

На улице было прохладно. Я застегнула пальто и направилась к машине. Нужно придумать, что делать. Срочно. Маму не так легко обмануть этими россказнями про походы в библиотеку и прочее. Если я не приведу ей Томаса сегодня или, в крайнем случае, завтра, она поднимет панику. А ей ни в коем случае не надо знать, где ее сын, и что с ним.

Проезжая меня парка, я остановила машину. Это отличное место для размышлений. Никто не станет мне мешать, беспокоить расспросами. Схватив сумку и заперев машину, я направилась в сторону парка. Проходя мимо больших, высоких деревьев, я услышала шорох. Остановилась. Пригляделась. Никого. Паранойя, моя верная подруга, ты снова со мной.

Я села на скамейку и достала из сумки пачку орехового печенья. Через некоторое время мой мобильный оповестил меня о пришедшем сообщении. Оно было от мамы: «Мэл, я сегодня работаю допоздна, можете меня не ждать. Поступил новый чертов заказ. И скажи брату, чтобы включил телефон, я не могу до него дозвониться! Целую, мама»

Ха! Интересно, как же я ему это скажу, если сама не видела его уже четыре дня!

Я засунула пачку с печеньем обратно в сумку. Тут мне снова послышался какой-то шорох. Обернувшись, я присмотрелась. Ветка дерева, росшего совсем рядом, тихонько моталась из стороны в сторону.

Кто-то следил за мной.

День близился к концу, а я сходила с ума. Повсюду мне мерещилось что-то, слышалось и, вконец оставшись без сил, я буквально упала на кровать. Включила ноутбук, проверила e-mail. Ни единого письма. Никто из моих Нью-йоркских друзей ничего мне не написал. Наверное, это даже к лучшему. В Нью-Йорк я, скорее всего не вернусь.

Я выглянула в окно. На улице совсем стемнело. Ветра не было, и поэтому было очень тихо. И тут я подумала – а ведь Хэлл легко может сейчас проникнуть в мой дом, я ведь его приглашала! Я вскочила и кинулась бежать вниз.

Но паранойя снова сыграла со мной злую шутку. В прихожей, гостиной и вообще во всем доме никого не было. Двери и окна закрыты, не тронуты. Никаких зловещих подарков на крыльце или где-либо еще.

Здесь только я.

Решив послать все к черту, я снова поднялась наверх и как только вошла в комнату, то сразу почувствовала, что что-то не так. Стало холоднее. Ветер просто гулял по комнате. И ничего удивительного – окно было открыто. Я подошла и быстро закрыла его.

Я искренне надеялась, что это был обычный ветер. Это он открыл чертово окно.

Не включая света, я переоделась в пижаму и прилегла с краю на кровать. Думать о чем-либо больше не хотелось, и поэтому я решила попытаться заснуть.

Как только я начала переворачиваться на другой бок, почувствовала некий дискомфорт, а затем в мое бедро что-то вонзилось. Я укололась! Крик вырвался из моего горла прежде, чем я успела заткнуть рот рукой.

Я вскочила и включила свет. Проклятье! Простынь была вся в крови, и на ней лежал букет роз. Желтые, мать их!

Заперев, на всякий случай, дверь, я сдернула одеяло с кровати и принялась собирать розы и лепестки от них. Чертов психопат хочет довести меня до ручки? Ладно, посмотрим еще, чья возьмет.

– Чертов ублюдок! Со мной такие шутки не пройдут, Скрим! – рявкнула я в тишину своей комнаты. Я надеялась, что он слышит меня. Но почему он до сих пор не прикончил меня, а оставляет эти глупые послания в виде роз? Что за извращенная фантазия?

Я выбросила розы в урну и свернула окровавленную простыню в большой комок. Затем положила в пакет, решив выбросить ее утром, постелила чистую, и снова легла на кровать. Все тело тряслось от неизведанного страха. Я не знала, кого бояться больше – Скримов или маму, которая скоро узнает, что с ее сыном случилась беда, и придушит меня собственными руками.