Подари себе рай
Шрифт:
— Это точно! — раздался голос с порога. В кабинет вошли два полковника в форме НКВД. Утвердительная фраза принадлежала тому, который шел первьм. Он был чуть выше и полнее, держался свободно, уверенно. Сергей сразу узнал его — вместе кончали школу разведки.
— Прошу любить и жаловать — помощник Лаврентия Павловича. — Пальгунов быстро поднялся, весь засветился деланной радостью.
— Автандил! — Сергей и первый полковник обнялись. Второй полковник застыл поодаль.
— Так вы знакомы! — Пальгунов умильно сложил руки на животе.
— Знакомы — не то слово! — бодро воскликнул полковник. — Братья,
Сергей улыбался, что можно было понять и так и эдак.
— А я за тобой. — Лицо Автандила приняло официальное выражение. — Тебя хочет видеть нарком. Степанов, — он кивнул на второго полковника, — сегодня один из дежурных по приемной. Он тебя мигом в Кремль доставит. А я здесь задержусь ненадолго…
На исходе часа томительного ожидания раздался начальственный звонок, и молчаливый Степанов, раскрыв резную дубовую дверь, жестом пригласил Сергея в кабинет.
— Здравствуй, проходи, садись. — Берия сказал все это, продолжая читать какую-то бумагу. Бросил быстрый взгляд на Сергея, проговорил одобрительно: — Мужаем. Сколько лет не виделись? Десять? Да, точно десять. Тогда был юноша, теперь зрелый муж. — Он вновь углубился в бумаги.
«Ну и память! — восхитился Сергей. — Действительно, десять лет назад группа слушателей разведшколы была на практике в Закавказье, в трех столицах, в том числе и в Тбилиси. Там нас принимал нарком внутренних дел Грузии батоно Лаврентий. Но ведь нас было двенадцать человек. И виделись мы с ним лишь единожды, нами занимались его замы. Да!» Внезапно Берия резким движением руки отодвинул от себя бумаги, сладко потянулся, снял пенсне, крепко потер пальцами закрытые веки, улыбнулся:
— Небось устал? Летел пять суток? Да еще в приемной сидел, а? Не пеняй, это не от невнимательности или от начальственной спеси; фанаберией называется, я правильно это слово употребил? Знаешь, в русском я не очень силен. Нет, вовсе не потому. Дел по горло. Я сам уже несколько суток кряду сплю по три-четыре часа. Ничего, не жалуюсь. Знаю — Он, — Берия выразительно поднял указательный палец, — спит еще меньше. По правде говоря, даже не понимаю — когда. Никто не понимает. Ну, ладно — Богу Богово, кесарю кесарево, а нам смертным — что Бог послал. Пойдем.
Он вышел из-за стола, провел Сергея в комнату отдыха. Там на обеденном столе было несколько грязных приборов, тарелок, рюмок, остатки еды, недопитые бутылки водки, коньяка. Берия быстро переставил все на боковой столик, достал из серванта чистые бокалы, тарелки, приборы.
— Земляков принимал, старейшин, — пояснил он, и Сергей удивился уважительному тону могущественного собеседника. — Сейчас попробуешь настоящего кавказского домашнего вина.
Уселись. Берия пытливо посмотрел на гостя, спросил:
— Что Аслан Ходжаев на фронт уехал — знаешь?
— Знаю, — не сразу ответил Сергей. Его удивило, что с конца марта все шифровки из центра подписывал не Аслан Ходжаев, а его заместитель Федор Лапшин. Поначалу нарушение показалось странным. Он долго гадал, что могло случиться с Асланом, но поскольку никакого объяснения не последовало, решил: видимо, просто изменили по известным одному начальству обстоятельствам обычный порядок. На аэродроме его встретил молодой парень в штатском, доложил по заведенному издавна порядку:
«Дежурный по высшим профсоюзным курсам Молодцов».— Ты имеешь какое-то отношение к профсоюзам? — удивилась тогда Элис.
— Имею, — ответил он. — К профсоюзу работников прессы.
Естественно, в автомобиле, при незнакомом шофере и в присутствии Элис, он ни о чем неизвестного ему Молодцова расспрашивать не стал. Да, он не знал, что Ходжаев уехал на фронт. Но что-то заставило его ответить «знаю».
— Вчера пришло сообщение: «Генерал-лейтенант Аслан Ходжаев пал смертью храбрых». Поднял в атаку солдат — и… пуля прямо в сердце.
Рука Сергея, державшая рюмку, дрогнула, коньяк расплескался по столу. Берия подал полотенце, сказал проникновенно:
— Помянем его душу! — и выпил медленно, зажмурившись.
— Где… где это случилось? — Сергей долил свою рюмку, выпил одним махом.
— В Венгрии. Пусть мадьярская земля будет пухом.
«Нет, негоже это, — подумал Сергей. — По чеченскому обычаю он должен быть похоронен в земле предков».
— Хороший был воин, отважный, — говорил Берия, принимаясь за шашлык, который принес дежурный офицер. — Ты тоже приступай. — Хохотнул: — Голод не тетка. Да ты особенно не убивайся — война. — Он быстро съел один шампур, принялся за второй. — Кроме того, Ходжаев большую ошибку допустил. Поставил свои шкурные интересы выше государственных: на фронт уехал в знак протеста против временного вывоза чеченцев в Среднюю Азию.
Сергей напряженно вслушивался в слова наркома. О депортации знал мало: от кого-то из приезжавших в Вашингтон в командировку.
— Временного! — подчеркнул Берия. — И за дело! Они в знак покорности к Гитлеру делегацию старейшин отправили. Подарки преподнесли — жеребчика белого и оружие золотое. Товарищ Сталин очень сильно разгневался. Еще бы: предательство, можно сказать, в общенациональном масштабе. Да ты ешь, ешь. Теперь давай выпьем за нашу победу. И вот что я тебе в этой связи хочу сказать. Ты хорошо поработал на Ходжаева. Я слышал, Курчатов очень тебя ему хвалил. Теперь пришло время на меня поработать. Самое время.
— Я, Лаврентий Павлович, никогда не работал ни на Ходжаева, ни на Лапшина. Я всегда работал на Советский Союз.
— О, молодец! — Берия вновь разлил коньяк по рюмкам. — Помнишь Людовика Четырнадцатого? А в данном случае, здесь, сегодня — государство это я! Великий Сталин — Бог. Я — пророк его. Ха-ха-ха! Ну что, согласен?
— Что вы имеете в виду? — Сергей пытался выиграть время.
— Все, все, генацвале! Я обязан охранять вашу службу. А чтобы охранять, надо все знать. О нашем с тобой контакте будем знать ты да я. Больше никто.
«Говорит, Сталин разгневался на предательство, а сам же мне предательство и предлагает, — думал Сергей, делая вид, что занят шашлыком. — Меня сам Сталин по представлению Аслана утверждал. Ему я присягал. А Берию, выходит, он не во все посвящает».
— А как же моя подписка о неразглашении? — Сергей произнес это столь естественно простодушно, с такой растерянностью посмотрел на многоопытного царедворца, что тот хлопнул его по плечу, плеснул еще коньяка в рюмки и весело заверил:
— Во-первых, подписка — это что? Бу-маж-ка! Во-вторых, это будет частью, очень важной частью твоей замечательной службы. В-третьих…