Подарок инкассатору
Шрифт:
— А еще капитан наш, Юрий Борисович сказал, что ты свои фигурки никому и ни за что не продаешь, и только эту, как исключение, слепил по его большой просьбе.
— Ну, да…
— Да-а-а… — подполковник очень аккуратно поставил «Рыбацкое счастье» обратно на стол. — И тут возникает такое дело…
Серега напрягся, приготовившись услышать что-то очень для себя неприятное.
— Не мог бы ты, скульптор Шуба, по большой просьбе некого Заводнова Владимира Ивановича слепить еще одну композицию?
— То есть… слепить для вас? — Серега бросил взгляд на Клюева.
— Ну, конечно, — посчитал нужным
— О чем разговор! Обязательно слеплю, Владимир Иванович, — у Сереги отлегло от сердца, но только на миг. Он вдруг подумал, что полковник попросит слепить что-нибудь «хулиганское», о чем ему рассказал Борисыч. И как он тогда объяснит, куда делись те же «Застолье» и «Лыжная прогулочка»?
— Вы скажите — что именно слепить и к какому сроку?
— В том-то и дело, что времени совсем впритык! — в сердцах хлопнул ладонью по столу Заводнов и, спохватившись, испуганно посмотрел на задрожавшее «Рыбацкое счастье».
— Знать бы раньше о твоем таланте. У моего друга и начальника, товарища генерала… фамилию тебе знать необязательно… как раз в это воскресенье день рождения. Отмечать на охоте будем в Тверской области, куда планировали накануне, в субботу всей компанией выехать. А сегодня уже вторник. Успеешь ты до субботы свой талант проявить, а, скульптор Шуба?
— Смотря, какая композиция, сколько фигурок, какой антураж… — Серега вопросительно посмотрел на Борисыча. — Вообще-то леплю я быстро.
— Что верно, то верно, — подтвердил тот. — Он вас, Владимир Иванович буквально за два дня слепил.
— Так я-то один, а здесь три человека должны быть, да желательно еще и со всякими прибамбасами, как выразился наш скульптор, — с соответствующим ситуации антуражем…
— Детали антуража иногда труднее всего даются, — со всей серьезностью сказал Серега. — Помню, мне была необходима лиса, которая у уснувшего рыболова рыбу тырила. Так я эту рыжую дольше, чем всю остальную композицию лепил. Голая баба гораздо быстрей получается.
— Как раз в этом-то все и дело… — подполковник едва вновь не стукнул по столу, но вовремя удержался.
— Так что именно слепить-то надо?
— Ты картину великого русского художника Василия Григорьевича Перова «Охотники на привале» помнишь? Которую он в одна тысяча восемьсот семьдесят первом году написал, в период своего позднего творчества! — неожиданно даже для Клюева блеснул эрудицией подполковник.
— Конечно, помню. У него еще и картина «Рыболов» есть. Кстати, написанная в том же самом году, — не остался в долгу Серега. — И я, между прочим, одну свою композицию именно с этой картины слепил. Охотников на привале тоже собирался слепить, но пока руки, то есть, пальцы не дошли.
— Хорошо бы сейчас дошли, а, скульптор Шуба! — глаза Заводнова загорелись. — Как раз три охотника на привале и нужны. Только с другими мордами, ну и в одежде посовременней. Главное — непременно до субботы успеть.
— Если рогом упрусь, успею.
— Упрись, Шуба, упрись. А я тебе по гроб жизни обязан буду. Материал, пластилин, то есть, у тебя есть? Хватит?
— У меня все есть. Кроме физиономий действующих лиц.
— Одна из этих физиономий — моя. Вторая — моего друга, товарища генерала,
третья — еще одного друга, он… ну, это не важно. Мы вместе сто лет на охоту выезжаем. Их фотки тебе завтра домой капитан наш, Юрий Борисович привезет. А ты до этого можешь с антуража начать, ведь так?— Хорошая мысль…
— Ну, Шуба, ты даешь! — встретил Сергея Костикова у входа в здание банка водитель суточной машины Фуфел. — Ну, ты и ловкач, Шуба, кто бы мог подумать! И главное — все по чернявеньким, по чернявеньким, и главное — одна краше другой…
— Ты о чем? — нахмурился Серега.
— Голову на девяносто градусов влево поверни…
Предугадав, кого увидит, Серега посмотрел в указанном направлении. И, убедившись, что не ошибся, собрался войти в здание банка, но наткнулся на укоризненный взгляд водителя:
— Она почти час тебя дожидается…
— Тебе-то что? — Серега уже собрался обойти Фуфела — как-никак, скоро на маршрут выезжать, но остановился, услышав едва ли не молящее:
— Сережа, подожди!
Вика — и куда только подевалась ее вчерашняя надменность — бежала к нему, не глядя под ноги, вот-вот споткнется и упадет в лужицу. У нее и в самом деле подвернулась нога, хотя, возможно, она умело притворилась, тем не менее, чтобы не позволить девушке упасть, Серега был вынужден поддержать ее и даже обнять.
— Ну, и ловкач ты, Шуба! — одобрительно прокомментировал где-то сбоку Фуфел. На что Серега сначала показал ему кулак, потом отмахнулся — мол, проваливай. Сам же, поддерживая Вику за локоть, отвел в сторонку, где на асфальте не было луж и, отпустив, довольно грубо спросил:
— Чего тебе, любвионистка?
— Запомнил слово, да?
— Чего тебе?!
— Сережа… — Вика вдруг всхлипнула и просяще посмотрела ему в глаза. — Мне поговорить с тобой надо…
Она была все в тех же полусапожках и короткой шубке, с той же сумочкой через плечо, что на их первом и единственном свидании. Он же выглядел как… как типичный инкассатор, которому через несколько минут выезжать на вечерний маршрут. Они стояли неподалеку от здания банка, на виду у Фуфела и выходивших на улицу инкассаторов и водителей. Серега краем уха улавливал, высказывания коллег, но ему было плевать на подколы и прочее…
— Ты как здесь очутилась?
— Мы… то есть, я приехала к твоему дому в Коньково и увидела, как тебя в милицию забрали. Мы… то есть я поехала…
— Ты была с Артуром, — уточнил Серега.
— Да… — Вика вновь всхлипнула.
— Костиков, на маршрут собираешься? — закричал кто-то, кажется, Боярин. Серега, не оборачиваясь, махнул рукой — мол, сейчас, дайте шесть секунд.
— Мы за тобой поехали до отделения… Мне обязательно поговорить с тобой надо было… Мы ждали…
— Ты — с Артуром?
— Да… А ты из отделения милиции выскочил — и в машину, а потом — в метро, а я не успела тебя догнать…
— Вместе с Артуром…
— Костиков! Вооружаться!!! — трудно было не узнать писклявый голос заместителя начальника Вячеслава Лисавина.
— Бегу! — обернувшись, крикнул Серега. — Извини, любвионистка, мне на маршрут пора.
— Сережа! — крепко ухватила его за рукав Вика. — Скажи мне, пожалуйста, Сережа… Ты меня заколдовал?
— Чего?
— Признайся, Сережа. Заколдовал, да?