Подарок из страны специй

Родители с Лидкой и Лиской наезжали, конечно, к детям в гости, но редко; основное жизненное время все равно проходило на Горького – то там гости, народ толпой, надо помочь накрыть на стол, то книжки накопились, надо рассмотреть и по полкам расставить, то спекулянтка вещички принесет, надо померить, то массажист придет, он же китаец Коля, и надо срочно подставить спину, то Роберт дефицитный заказ получит и давай со всеми делиться!

Чаще всех к детям приезжала Лидка, а чего там ехать – села на «Пушкинской» и всего четыре остановки без пересадок по прямой до «Аэропорта». Сколько раз Катя просила ее просто так не мотаться, тем более с сумками, Лидка все о своем: мне ж надо прогуляться, чего на лавке у подъезда сидеть, тоже мне, старушку нашли! И хотя ей подкатывало уже под восемьдесят, жизненной силы было в ней хоть отбавляй, да и без вечного движения и суеты она не могла – то в гости отправится, то к себе позовет, то очередной конкурс балета в Большом, то в карты поиграть, а то к кому-то за город на дачу с ночевкой, и все с легким сердцем и удовольствием. А что, любила она это дело – жизнь, так и говорила: «Я взрослый человек (слово «старый» она почти не пользовала), я привыкла жить». Вот и жила в свое удовольствие и для детей-внуков, а что еще оставалось? Так вот, к Кате приезжала, привозила кое-какие продукты, иногда и готовила что-то незатейливое, чтобы детей побаловать, блинчики, например, или тесто для лепешек ставила, или еще что-то такое. Месит и рассказывает последние новости с Горького:

– Как ты вовремя съехала с Горького, Козочка, хоть за тебя голова не болит. – Лидка урвала по дороге в продуктовом говяжий фарш, домашний, как он звался, помесь говядины со свининой, и месила его с остервенением, вмешивая микроскопически нарезанный свежий лук (жареный в котлетах она не признавала), размоченный в молоке кусок белого хлеба и зелень, какая нашлась под рукой. Молча кухарить она не любила, ей обязательно надо было разговаривать, пусть даже с едой. – Так ты слышь? У нас во дворе маньяк завелся, мать моя! Не в нашем, слава богу, а в композиторском, но сути не меняет! Подстерегает девочек, едрена вошь, и давай им показывать свои причиндалы! Ты представляешь? У него, вишь ли, буйная плоть рвется наружу, а у меня ребенок несовершеннолетний тем путем в школу ходит! Мы с Аллусей сначала провожать ее стали, а потом я их соединила с подружкой из соседнего подъезда – чтоб только парой ходили! Вот не понимаю я этих придурков – нет чтоб бабу найти себе хорошую и выяснять с ней все свои половые вопросы, так они на ветру прилюдно своими отростками размахивают! Где смысл? Притаится, сучок, высмотрит жертву и радует своими предложениями с унизительной поспешностью. Прям страшно стало на улицу выходить! Я не про себя, конечно, ты ж понимаешь! И милиция на сигналы не отвечает! Ни разу там милиционера не встречала!

– Так там же, наверное, переодетые сотрудники ходят, ты и не распознаешь никогда! – объяснила Катя.

– Да? Правда? А мне такое и в голову не приходило… – Лидка даже чуть приуспокоилась. Добавив наконец все ингредиенты, она хорошенько перемешала фарш руками и начала его яростно отбивать – этот ритуал был очень важен для самой Лидки и для ее котлет. Казалось бы, и рецепт был классическим и незамысловатым, без особых добавок, но Лидкины котлеты получались восхитительными и неповторимыми, видимо, из-за количества любви, в них вложенной. Лидка поднимала над тазиком маленькую лепешечку из фарша и с силой кидала ее обратно на железную стенку таза, потом снова и снова, со всей силы, раз двадцать, пока эта мясная лепешечка не становилась белесой и размягченной. Ее откладывала, отщипывала следующую, пока еще розовую и плотную. Добавляла чуть водички и снова – шмяк! шмяк! Потом выстаивала эту массу в холодильнике минут двадцать и начинала жарить, вкладывая в середину каждой котлетки маленький кусочек сливочного маслица.

Конец ознакомительного фрагмента.