Подарок крестного

– А коли знаешь, что ответишь? – спросил он, тесно прижимая к себе Машутку и глядя на нее мутным от страсти взором.

Та немного помолчала, размышляя, но все-таки решила рискнуть. Снизив голос до шепота, чтобы вдруг кто не услышал, отвечала:

– Михайло Захарыч, а ведь мне ведомо, что Настасья не в монастырь уехала… Коли она, при живом-то муже, не смущаясь, супругою Гришкиной зваться будет, чем же я хуже? Конечно, никогда мне не стать боярыней, да и не о том пекусь. С малолетства я работы не боялась, и впредь не собираюсь бездельничать, но скрываться ни от кого боле не желаю – коли хочешь, чтоб твоей я была, не стыдись своей зазнобушки.

А ежели завтра, позабавившись со мной, – словно прося, продолжала Мария, – другую госпожу мне привести собираешься, так лучше сразу и скажи – я за Федьку замуж пойду. Ежели мне жизнь поломаешь, хоть ему тогда не губи – он парень неплохой, да и за мной давно ходит.

Дерзкие, ой какие дерзкие речи вела Машутка – а ведь мог и не спрашивать ничего боярин, на то он и в тереме хозяин! Да Машутке было все равно: коли не будет по ее, какое ей тогда счастье? Хоть бы и выпорол Шорин ее за нахальные слова и на самый тяжелый труд поставил, а хоть бы и как прежде жила она в дальнем углу терема, для нее это все едино; вот только если скажет сейчас «да» боярин, значит и ей улыбнулось счастье.

Но боярин не осерчал: его больше всего забавлял бойкий нрав Машутки, ее любознательность и даже настырность. Наконец Михайло понял, что ему почему-то нравились сильные духом женщины: оттого и восхищался он Настасьей, когда она сама пришла с повинной, и оттого полюбил Машутку – его только больше распаляла ее решимость.

Задумываясь, почему же так быстро перестала его волновать супружеская измена, Шорин пришел к выводу, что Настасья всегда была слишком кроткой и мягкой, и переживал он не столько из-за потери любимой женщины, сколько из-за происшедшей в ней перемены и самой измены как таковой.

Задумавшись над словами Марии, Михайло решил, что как-то неудобно сделать Машутку госпожой в тереме, ведь никто не знал, что сотворила на самом деле Анастасия. А потом пришел к выводу:

– Ведь Анастасия счастлива с Григорием, почему я должен страдать? В конце концов, я здесь хозяин и господин!

И действительно, хотя имя ему досталось от жены, но после пожара усадьбу Василия Шорина Михаилу пришлось восстанавливать почти полностью. Да и без твердой мужской руки да дружбы с государем здесь все бы давно пришло в запустение.

И, поднимая ее на руки, Михайло ответил:

– Что ж, быть по-твоему. С сегодняшнего дня перейдешь в палату Анастасии.

На такое не рассчитывала даже дерзкая Мария, но Михайло не позволил ей никак ответить на свое предложение: жарким поцелуем оборвал он уже готовые сорваться с ее уст слова, и весь пыл его страсти и первой Машуткиной любви наконец нашел себе выход…

Нельзя сказать, что челядь с радостью восприняла новые порядки, установленные Михаилом с того дня. Однако было больше недоумения, чем негодования. Машутка в тереме Шорина отнюдь не со всеми была так весела и разговорчива, как с Михаилом. Скорее, она казалась скрытной. Никто про нее ничего толком не знал, но зато она знала все и про всех. Ее даже скрепя сердце нельзя было назвать кроткой и доброй душой, но еще ни разу никто не мог приметить за ней ничего дурного. В работе она была неутомима – чувствовалось, что детство было далеко не легким.

Пожалуй, у всех она вызывала сходное чувство: ее уважали, но никто не мог сказать наверняка, что же можно от нее ожидать, оттого, наверное, и беспокоились.

Осуждать боярина никто не осмелился даже меж собой: все знали, что рано или поздно это случится, но не думали, что так скоро. Дивились только выбору Михаила. Конечно, Машутка в последние месяцы и впрямь стала красавицей, но уж он-то, боярин да царский любимец, мог выбрать себе пару и познатнее.

Машутка же в роли боярской не только зазнобы, но почти супруги, не зазнавалась, ничуть не изменившись норовом, все так же вызывала всеобщее уважение. Однако внешне все сразу заметили перемену – казалось, с каждым днем она расцветала все больше и больше.

Михайло же, как ребенок, был счастлив, и наслаждался этим счастьем всеми силами своей души, стараясь не упустить ни одного мига, и если бы можно было, наверное, постарался бы вобрать в себя это счастье про запас. Видать, какое-то внутреннее чутье уже давало знать, что ему недолго осталась спокойно вкушать блаженство любви, и совсем скоро он перестанет спать по ночам…

ГЛАВА 23

А чутье никогда не обманывало Михаила, и на этот раз все его мрачные предчувствия действительно оправдались. Не успела Мария войти в новое теперь для нее положение госпожи и боярской зазнобушки, не успела насладиться счастьем, за которое рисковала заслужить вечную боярскую немилость, как тяжело захворала.

Михайло был вне себя от горя, лекари только пожимали плечами, не зная, поправится ли Машутка. Челядь же, быстро привыкнув к новой госпоже, тоже переживала – кто знает, чем кончится эта хворь, а в третий раз приспосабливаться к норову, возможно, какой-нибудь привереды-боярыни уже не хотелось.

Марии не делалось ни лучше, ни хуже. Весь изведясь и доведя почти что до белого каления всех известных ему лекарей, Михаил потихоньку начал приходить в отчаяние. Но это было еще не все, к личному горю Шорина добавилось горе друга и государя.

В июле 1560 года Анастасия, еще родившая Иоанну сына Федора и дочь Евдокию, занемогла тяжкою болезнью. Испуг усилил ее хворь: в сухое время, при сильном ветре, загорелся Арбат. Иоанн вывез больную Анастасию в село Коломенское; сам тушил огонь, своим рвением воодушевляя и бояр, и дворян, и многих знатных чиновников. Однако сей пожар возобновлялся еще не раз, и многие люди лишились жизни или остались изувеченными. Царице от страха и беспокойства сделалось еще хуже, и несмотря на все старания медиков, 7 августа Анастасия скончалась.

Ее смерть была горем не только для любившего ее Иоанна, но и для всей Москвы. Народ не давал прохода ни вельможам, ни духовенству, теснясь на улицах ко гробу. Все плакали, и даже нищие отказывались от обычной в таких случаях милостыни.

Но никто и не подозревал, что с собой уносила в могилу Анастасия! Здесь наступил конец счастливых дней не только Иоанна, но и России, ибо он лишился не только супруги, но и здравомыслия.

Но то ли русской душе всегда хочется на кого-то свалить все свои горести, то ли легче человеку становится, когда есть у нежданной беды какая-то причина, однако немедля Иоанн принялся искать виноватых в кончине Анастасии.

И виновные нашлись. Злые языки нашептали на Сильвестра и Адашева, и в конце концов первый был сослан в Соловецкий монастырь, а второго заключили в Дерпте, где он вскоре и умер от горячки.

Если ранее мудрые советники и добродетельная Анастасия хоть как-то сдерживали злобные порывы Иоанна, то теперь все пороки, доселе обуздываемые близкими ему людьми, взяли верх над противоречивой душой Ивана Васильевича. Этому немало способствовало и новое окружение государя: Алексей Басманов, Малюта Скуратов, князь Афанасий Вяземский и другие. Новые советники отнюдь не походили на прежних, потакая страстям и склонностям царя, приятно щекотали его самолюбие и успокаивали тревоги совести.