Подарок убийцы

– Вот урод, – прошипел Сергей на ухо. – Специально ведь топит Сашку, знает, что тот мало шарит.

– Повторяй лучше. – Лавра оттолкнула от себя парня. – Сейчас вот вызовет тебя, что будешь делать?

– Да ничего, – хмыкнул Потапов. – Пошлю его подальше, я с ним сюсюкаться не собираюсь.

– У тебя и так два «лебедя», – напомнил ему Хромов, снова обернувшись к ним, – он ведь до зачёта тебя не допустит.

– Уж кого-кого, а меня допустит, – заверил Сергей.

– Эй, вы! – раздался сердитый голос со стороны доски, и преподаватель приподнялся со стула, пронзая недовольным взглядом шумную троицу.

Лавра застыла на месте, понимая, что Рафаэль Бергетович смотрит именно на неё. Сергей, впрочем, тоже издал нервный вздох, сожалея о своей болтливости. Но пока дело ограничилось лишь этим, и Суровкин сел обратно, вновь вслушиваясь в монотонное бормотанье Пекинина.

– А ты ловко Натку на место поставила, – продолжил Потапов шёпотом. – Видела её физиономию? Я уж думал, вы начнёте драться…

– Чернышевский говорил, что быть грубым значит забывать собственное достоинство.

– О, круто звучит! Мне нравятся умные девушки. С ними можно найти общий язык…

Лавра приподняла брови, всем своим видом показывая, как лицемерно прозвучала его фраза.

– А ты ведь на одни пятёрки учишься, да? – не отставал Сергей, снова трогая её плечо.

– Да, – буркнула девушка, перевернув страницу.

– Везёт же. Кстати, тебе ведь вроде летом путёвку давали… за хорошую учёбу?.. Как провела там время?

– Замечательно, – с сарказмом выдохнула Гербер, вспоминая ужасные каникулы. – А ты, наверное, где-нибудь в Турции рыбу ловил?

– Нет, в Регенсбурге, – деловито мотнул головой парень.

– Где? – удивилась Лавра.

– В Германии, на Дунае. Там форель клюёт – просто удочка ломается, – с неподдельной радостью сообщил Потапов и тут же осёкся, понимая, что разговаривать с девушкой о рыбе не лучшая тема. – А после Речных Ворот что делала?

– Ничего, читала умные книжки. В нашем городе, если ты не знал, очень богатая библиотека…

– Я, конечно, понимаю, что вы прекрасно владеете материалом, – вдруг раздался над её головой спокойный бас Рафаэля Бергетовича. – Но это не даёт вам, однако ж, права превращать мой семинар в базарную площадь.

– Извините, я… – хотела возразить девушка с потерянным видом.

– У меня нет времени разбираться, кто и что тут делает, но если я услышу ещё хоть звук с вашей стороны, вылетите оба в коридор!..

Преподаватель резко развернулся на месте, устремив вопросительный взгляд на дрожащего за кафедрой Пекинина.

– Что же Вы смолкли, как аквариумная рыбка? – взбесился мужчина. – То, что я нахожусь на другом конце аудитории, не означает, что Вы можете впадать в мечты. Продолжайте, я слушаю.

Сергей снова нервно вздохнул, исподлобья глядя на широкую спину Рафаэля Бергетовича.

– Козёл, – с чувством прошептал он Лавре на ухо, и это стало его роковой ошибкой.

Суровкин медленно повернулся обратно к ним, поджав побелевшие губы и сдвинув брови к переносице. Лицо его сделалось белым, а в глазах вспыхнул бесовский огонёк.

– Вон из аудитории, – судорожно прошептал он, указав пальцем на дверь.

Потапов, как ни в чём не бывало, достал свою барсетку, схватил книгу и вышел из-за стола. Лавра опустила голову, делая виноватый вид.

– И Вас, звезда, это тоже касается! – прорычал Рафаэль Бергетович.

– Я??? – опешила Гербер. – Я молчала, это всё Серёжа…

– Я Вас предупредил, не заставляйте меня повторять, – отрезал Суровкин.

– Да я же ничего не сказала, как Вы можете меня, отличницу, ни за что выгонять с занятия?! – выпалила Лавра, но слишком поздно поняла, в каком тоне беседует с преподавателем.

Сокурсники неодобрительно ахнули. Перечить этому человеку не отважилась бы даже наглая Наталья, сидевшая сейчас с весьма радостным видом.

– Так-так, – презрительно улыбнулся Суровкин, обходя стол. – Я вижу, Гербер, Вы окончательно забыли, где находитесь. Что ж, наверное, стоит хорошенько заняться Вашими манерами, чтобы в будущем Вы умели разговаривать с преподавателем. Пожалуй, я запрещу Вам впредь появляться на моих занятиях и не приму зачёт. В университете бытует миф, что отличники – это сплошные льготы. Я с лёгкостью развею его…

– Вы не можете так поступить, – продолжала Лавра, вскочив со стула. – Я ничего не сделала, здесь все это подтвердят. А вот на Вас можно подать жалобу за некорректное обращение к студентам.

– Да? И что же в моей речи Вам показалось некорректным?..

– Кажется, Вы назвали меня звездой, имея в виду совсем другое, менее благозвучное слово.

– Правда? – вскинул брови Рафаэль Бергетович. – Что ж, попробуйте, раз у Вас столько отваги. Но не забудьте, что я, как преподаватель, в дополнение к наказанию могу потребовать у администрации Вашего отчисления за грубое нарушение дисциплины.

Лавра изумлённо раскрыла рот, чем доставила своему оппоненту массу удовольствия.

– Посмотрим, – злобно фыркнула Гербер и направилась к выходу.

В коридоре ей стало легче. Дрожь в коленях мигом пропала, и жар откатил от лица. Внутри тлела одна лишь обида. Но, как говорится, что сделано, то сделано. Будет лучше, если она первой подаст жалобу на Суровкина. Эта мысль приободрила её, и Лавра зашагала обратно на третий этаж, где располагался деканат.

– Брось, деточка, это глупая затея, – запричитала заместитель декана Елена Викторовна.

– Но он оскорбил меня, выгнал ни за что с занятия!

– Ты хоть представляешь, кто такой этот Рафаэль Бергетович?

– Ну и кто? – на всякий случай уточнила Лавра, чувствуя, как дрожь возвращается в её коленки.

– Это сын проректора по учебной работе, неужели не поняла по фамилии! – разочарованно всплеснула руками женщина.

Гербер невольно села на ближайший стул. Действительно, в ректорате была такая же звучная фамилия – Суровкин, а звали его Бергет Кунжутович. Он часто мелькал на университетских мероприятиях, порой выступая вместо самого ректора Рашвера. И как она сразу об этом не додумалась, услышав знакомую «суровую» фамилию.