Подарок
Шрифт:
— Позвольте узнать, мэм, чему будет посвящено заседание? Тогда я смогу в полной мере проработать основные вопросы и подготовить Вашу речь на нем.
— Меня беспокоит афганский театр военных действий, а в большей степени… самоуправство моего министра и Вашего зятя — Лорда Палмерстона! — последнюю фразу она даже не попыталась смягчить. — В Ваше недолгое отсутствие я пыталась найти в его лице не только компетентного политика, но и человека исполнительного, безусловно считающегося с моей волей. Этой готовности я в нем так и не обнаружила! Полагаю, что Вы, как глава моего правительства, должны вмешаться. А предсказуемость нашей внешней политики не должна впредь зависеть от амбиций ее министра!
Казалось, что эту тираду она заранее отрепетировала, но сейчас ей явно требовалась передышка. Мельбурн был благодарен
— Лорд Палмерстон, конечно же, дорожит Вашим мнением, мэм, но не личные амбиции, а лишь забота о Британских интересах делают его политику столь намеренно агрессивной. Поверьте моему опыту, большего патриота и более преданного Вам слуги нужно ещё поискать! Думаю, мэм, он, как никто другой из партии вигов в Парламенте, будет достоин в будущем премьерского кресла.
Королева нетерпеливо повела алебастровым плечом под облаком бельгийского кружева, но удержалась от готового слететь с уст колкого замечания.
«Молодец, уже можешь сдерживать свои порывы», — подумал Мельбурн, втайне гордясь своей повзрослевшей ученицей. В их разговоре повисла непродолжительная пауза.
В минуты сильного волнения Виктория забывала о своём статусе и величии и становилась беспокойна. Вот и сейчас она порывисто встала с кресла и подошла к запотевшему окну. Вглядываясь в неясные очертания дворцового парка, скрытые тонкой белесой поволокой, она продолжила:
— Мне до сих пор не на кого опереться кроме Вас, Лорд М. Особенно сейчас, когда я едва оправилась после рождения дочери и смогла, наконец, вернуться в полной мере к своим королевским обязанностям. В дядиных советах я более не нуждаюсь, а муж… — она сделала паузу и вернулась в покинутое кресло:
— Иногда Альберт бывает совершенно невыносим, пытаясь решать что-то самостоятельно, не спрашивая моего совета и не согласовывая своих действий. Его рвение порой меня пугает… Вы не должны покидать Лондон на столь долгий срок! — в ее голосе отметились властные раздражённые нотки.
Мельбурн вздохнул и лишь удивленно вскинул брови, подумав, что наблюдательная Эмма как всегда оказалась права. Его королева сейчас была во власти своих еще не угасших чувств и вела себя словно ребенок, у которого вдруг забирают любимую когда-то, но давно забытую игрушку. Чистейшей воды эгоизм! Как же он раньше не видел этого или не хотел замечать, списывая все на юный возраст и неопытность своего суверена.
Кажется, еще несколько месяцев назад его сердце замирало от нежности рядом с этой маленькой, но властной женщиной, которую он в какой-то степени создал сам. Он почти два года был для нее другом, учителем, отцом, а потом оказался и ее первой любовью. Один Бог знает, чего ему стоило то невнятное объяснение в парке Брокет Холла! Эта глупая и совершенно дилетантская параллель с грачами, попытка скрыть свои истинные чувства, дикое желание отбросить к чертям все доводы рассудка… Но он хорошо понимал, что не имеет права сразу же отвечать на эту наивную полудетскую влюбленность. Подталкивая ее к браку, он хранил в душе безумную и непозволительную надежду, что она проявит свой характер, что, быть может, ее чувства к нему действительно сильны и глубоки, и вопреки всему она не отступится от них. Однако жизненный опыт не подвел его, и лучезарный облик молодого кобургского принца сделал свое дело. Она, несмотря на их разногласия в представлениях о мире и жизненных приоритетах, влекомая более своим женским инстинктом, чем чувствами, выбрала немецкого кузена себе в мужья. И хотя Мельбурн был изначально не в восторге от кандидатуры Альберта, при ближайшем знакомстве с ним все же почувствовал в этом и образованном, но слишком педантичном юноше способность благотворно влиять на юную королеву.
«Я никогда не могла и подумать, что мне уготовано столько счастья…» — писала она своему премьер-министру на следующий день после свадьбы. Это послание должно было обрадовать Уильяма, но почему-то сжимало сердце болезненным спазмом. Если это была ее месть за отвергнутые им чувства,
то она определенно удалась. Он тогда волевым усилием приказал себе забыть эти сентиментальные стариковские переживания и настроиться на постепенный уход из жизни королевы, у которой теперь был муж, ее опора и защита, и провести остаток дней в любимом поместье, посвятив себя переводам и мемуарам. Но видимо, высшим силам было угодно распорядиться его судьбой по-другому. И сейчас в Брокет Холле его ждала женщина, которая подарила ему надежду и свою любовь, пожертвовав всем, что у нее было. Он невольно вспомнил ее сладкий сон сегодня утром, когда пришел проститься перед дорогой, и мысленно улыбнулся этому очаровательному видению.Сейчас ему нужно поговорить с королевой откровенно и искренне, без недомолвок. Он должен помочь ей понять, что больше не может быть ее бессменным советником, наставником и печальным рыцарем. Эта страница их отношений должна быть раз и навсегда закрыта.
— Мэм, я прекрасно понимаю Ваши чувства после потери столь дорогого Вам существа и опасения по поводу вмешательства вашего мужа в политические дела, — начал он спокойно и выдержанно, — Но не могу не упомянуть о том, что теперь он, а не я должен оберегать Вас и защищать от жизненных бурь. Возможно, стоит позволить ему проявить себя во власти, хотя бы частично, и тогда вы достигните желанного равновесия в семейной жизни. Мое же влияние и присутствие подле Вас только подливает масла в огонь.
Королева, наконец, подняла на него глаза, понимая, что вопреки своим чувствам не может игнорировать факты, произносимые таким знакомым, уверенным голосом.
— Пришла пора расставаться с прежними привязанностями, предпочтениями и смело вступать в новую жизнь, мэм. Я лишь часть вашего прошлого и навсегда останусь в нем, с благодарностью вспоминая те годы, когда мне удалось помочь Вам сделать первые шаги в качестве монарха. Всегда трудно менять привычки и окружение, но такова жизнь, она идет вперед и диктует свои правила. Не бойтесь этих перемен, их еще не мало будет в Вашей долгой жизни… Поверьте мне, как своему верному другу, который желает Вам лишь самого лучшего.
— Лорд М, вы хотите сказать, что я должна позволить Вам отойти от дел, чтобы Вы так же могли начать «новую жизнь»? — по ее глазам Мельбурн понял, что королева знает об истинной причине его экстренного отъезда в Брокет Холл в сочельник. Она смотрела доверчиво, совсем как раньше, слушая его наставления, и он понял, что его слова, как всегда, постепенно усмиряют ее пылкую натуру, заставляя прислушаться к голосу разума.
— Да, мэм. Именно так.
Она на секунду замешкалась, не зная, что сказать, нервно царапая пальцем золотое тиснение на папке для государственных бумаг. Его доводы были убедительны, справедливы, искренни. Ей самой нужно было догадаться о том, что именно вызывает постоянное раздражение Альберта, их неприятные и болезненные размолвки. Мельбурн прав. Надо смотреть правде в глаза и надо смириться… Начиналась другая эпоха в ее жизни, и Лорду М не было в ней места. Но все же, все же… Почему он так спокойно говорит об этом? Гордость и жгучее женское любопытство вели свой молчаливый поединок в ее сердце. В наступившей, почти разряженной тишине этой комнаты прозвучал вопрос, заданный почти деловым тоном:
— Она действительно так похожа на меня?
— Определённо, мэм, — последовал слишком поспешный и неприятно краткий ответ Мельбурна.
Это было совсем не то, что она рассчитывала услышать от всегда чувствующего ее ожидания собеседника.
— И вы?
От ответа на этот короткий вопрос зависело многое в дальнейшей судьбе не только пэра Англии и премьер-министра, но и поданного королевы.
— Безусловно, поступлю как джентльмен, мэм, если у меня ещё остался шанс найти своё счастье в законном браке.
Невольное выразительное «О» слетело с уст собеседницы, голубые глаза заметно потемнели.
— Вы хотите оставить меня и сложить полномочия немедленно? — в голосе слышались уже ледяные нотки.
— Нет, Ваше Величество, такой вариант возможен чуть позже, — тон Мельбурна приобрёл толику деловитости и официальности. — Мое правительство вполне дееспособно до назначенных летом выборов и безусловно будет работать с полной отдачей на благо народа и его монархии. Дальнейшее скрыто даже от моего прозорливого взора, мэм, — прибавил он с мягкой и грустной улыбкой.