Подчасок с поста «Старик»

Задумался и Тимофей. И вдруг вспомнил: в каком-то толстенном романе — название его сейчас просто вылетело из головы — влюбленные герои передавали друг другу записочки, зашифровав их самым немудреным способом.

«Если и тут так сделать?»

И предложил:

— Я Марусе, медсестре из госпиталя, буду письма отправлять. А вы договоритесь, чтобы она их передавала вам. И читайте… ну хотя бы каждое второе слово в строчке.

— Уж больно просто!

— Тогда… Тогда предпоследние слова в каждой второй строчке.

— Нет, Тима, нельзя рассчитывать, что там одни лопухи. Попадет к ним письмо — враз догадаются. Давай-ка мы лучше зашифруем слова, которые нас интересуют… Прежде всего, есть ли там организация, — Неуспокоев загнул палец, — имеются ли в ней офицеры, — он загнул второй, — какое там оружие, в основном, конечно, пулеметы, дальше, готовится ли выступление, и когда оно планируется. Вот! — он поднял сжатый кулак. — Значит, эти слова и заменим другими. Ты едешь к своему школьному товарищу, значит, организация — пусть будет семья. Ну а офицеры сойдут за друзей или за товарищей. Пулеметы… Пулеметы… А если — харчи? Подойдет! О выступлении можно сообщить как о свидании, — подберешь там какую-нибудь девушку, ну а срок придется указать. Вот так. Все понял?

— Понял! Контрреволюционная группа — семья, офицеры — друзья, пулеметы — харчи, выступление — свидание… Так я побежал!

— Обожди… Ты в море бывал?

— Нет! — удивленно ответил Тимофей. — Брат у меня моряк, а я только в лиман за бычками ходил.

— Так вот, Тима, как бы ни был хорош корабль, но — если у него днище дырявое, вода проникнет в трюмы, и корабль потонет. Представь себе, что наша республика — корабль. Значит, нужно делать так, чтобы в этом корабле не было ни единой щелочки, чтобы никакая нечисть в него не попала. А пролезть к нам, разрушить корабль изнутри — ох как многие хотят. На посту Карабуш враги прошли. Кто-то или прохлопал, или сознательно пропустил, в этом мы еще разберемся. В госпитале же ты, лично ты, Тимофей, проворонил, не закрыл вовремя щелочку, сбежали офицеры… Да не просто офицеры, а с той стороны заброшенные. Ведь от них мы смогли бы узнать, куда направляется вся эта сволочь, что они здесь задумали…

Недоля невольно опустил голову, так что из-под козырька великоватой ему фуражки стал виден только вздрагивающий подбородок.

— Ну, не буду задерживать, вижу, ты сам все осознал… Как же ты отлучился, что сказал своему дружку?

— Побежал в госпиталь за документами и проститься с Марусей.

— Тогда другое дело. Обожди-ка, я тебя к госпиталю подброшу, а то, может, кто-то захочет проверить, был ты в нем или нет. Только подъедем с другой стороны. Ты через заборы умеешь лазить?

— Приходилось!..

— Пошли.

— Да, товарищ Неуспокоев, а книжку?

— Какую книжку?

— Так я же сказал, что книжку в госпитале оставил.

Вернулись. Дмитрий долго перекладывал книги, затем выбрал какую-то брошюрку, протянул.

— Ну что вы, кто же поверит, что я за такой ходил? Вот эту возьму, — и он ухватился за том Льва Толстого.

— Ну, ну! — запротестовал Неуспокоев. — Лучше уж вот это, — протянул Шеллера-Михайлова.

Тимофей поморщился, но взял.

Поехали на машине по улицам Одессы. Неуспокоев говорил Тимофею, наклонившись к самому уху:

— Каждый день, каждую минуту будешь ходить пр острию ножа… Все «если» предусмотреть невозможно, впрочем, того, что можно предвидеть, опасаться нечего… На рожон не лезь, но и не увиливай особо — тебе надо выяснить, что они замышляют. И с письмом осторожнее, хотя мы и договорились, как писать. Помни, если все так, как мы предполагаем, ты будешь среди заклятых, смертельных врагов. Малейшая оплошность — и хорошо если только к стенке поставят. Ты не видел трупы с отрезанными ушами, с выколотыми глазами и с вырезанными звездами на лбу? А я видел… Ну иди. Да, — остановил Тимофея Неуспокоев, когда тот уже ухватился за прутья решетки, чтобы перескочить через забор, — ты во сне не разговариваешь?

— Вроде нет… А что? — удивился Недоля.

— Так, ничего… Ни пуха тебе, ни пера! — И машина, оставив за собой облако дыма, скрылась за углом…

…Мичиган терпеливо ждал, сидя на возу. Как время тянется!.. Жора уже и за еду принимался, и к бутыли с самогоном прикладывался, а Тимка и красноармеец словно провалились.

Тени от пыльных акаций стали удлиняться, когда за его спиной раздался голос красноармейца:

— Верно, был твой дружок в госпитале. Провожала его какая-то… Скоро, наверное, прибежит…

Жора обрадовался, что Тимофей его не обманул.

— Ну а если что-либо… Друг он тебе или не друг — сразу…

— Само собой, — согласился Утробин.

А Павел Парамонович Клиндаухов рвал и метал: и так батальон укомплектован личным составом не более чем на половину, а тут еще потери. Погибли Семен Гвоздев и телефонист Артюхин, неизвестно куда делся начальник поста Арканов — ни трупа, ни следов. Теперь еще новость: Недоля исчез. Из госпиталя сообщили, что выписался, а в батальон не явился. Не иначе, сукин сын, дезертировал, от таких тихонь всего можно ожидать.

И вечером появился очередной приказ:

«Красноармииц Нидоля во вримя стычки с билогвардийским дисантом был ранин и находился на изличинии в госпитали. Пос-ли выписки из госпиталя в баталон ни явился, выбыл в ниизвестном направлинии, то-исть дизиртировал.

Приказываю считат Нидолю Т. И выбывшим из состава баталона как дизиртира».

Глава V ТАИНСТВЕННЫЙ ПОПУТЧИК

Перед выездом из города Жора предложил:

— Может, вы вон там, переулочком, а потом по балочке пройдете? Здесь иногда документы проверяют.

— Господи, в Одессе о документах заботиться! Да здесь самого папы римского подпись подделают… Они у меня и от ревкома, и от архиерея, — и красноармеец с ухмылкой махнул рукой, но тут же пристально, в упор посмотрел на Тимофея и спрыгнул с телеги.

— Ты иди впереди! — сказал, вернее, приказал Недоле.

Тот пошел. Действительно, в конце переулка начиналась балочка, заросшая дерезой. По ней прошли мимо последних домишек города, а потом вышли на дорогу.

— Проверяли? — спросил красноармеец, когда телега с важно восседавшим на ней Утробиным остановилась у кустов.

— Нет… Но кто ж его знал…

Добавил не по годам рассудительно:

— Береженого бог бережет…

— Поехали!

И потянулась навстречу розовая предзакатная степь; в балках и за курганами начали сгущаться фиолетовые тени, потускнел горизонт, а сбоку повозки, прямо по заросшим сорняками полям, переступали невиданно огромными ногами тени лошадей.

Когда стемнело, доселе молчавший и даже как будто дремавший красноармеец сбросил шинель и остался в солдатской ватной безрукавке, надетой поверх френча. Затем прямо черев голову стянул бинты, начал растирать ладонью лоб и щеку, на которых отпечаталась мелкая рябь ткани. И тут же неуловимым движением откуда-то из подмышки вытащил маузер, сунул его в карман брюк.