Подчиню тебя себе

Ему безразлично всё, что я ему говорю и о чём прошу. Словно отключившись от всего мира, Эмир добирается до двери в уборную, заталкивает меня внутрь и закрывает комнату изнутри.

– Ты что, мать твою, вытворяешь?! Совсем ума лишился и забыл, где мы находимся?! – обернувшись к нему, срываюсь на крик, о чём тут же жалею.

Эмир и так был взбешён после моих слов о клубе, а сейчас он в гневе. Неистовом, лютом, словно розгами бьющим меня даже с расстояния.

– Это ты, по ходу, забыла где, с кем и почему находишься! Но не вопрос. Сейчас я тебе напомню, – высекает он и в три шага обнуляет расстояние между нами.

Испуганный писк вылетает из горла, когда крупная ладонь окольцовывает мою шею и вдавливает затылок в стену.

– По клубам вздумала шастать? Совсем мозги растеряла?

– Я не…

– Это был риторический вопрос, Алина. И так знаю, что интеллектом ты не блещешь.

– Да как ты…

– Рот закрыла! – он пресекает мой бурный порыв возмутиться и резким движением срывает с моей груди изумрудный атлас.

– Эмир! Моё платье! Ты что натворил?!

Желая спасти брендовый шедевр от падения на пол, ловлю ткань на талии, но безумец обхватывает мои запястья, одной рукой скрепляет их над головой, а второй до боли сжимает мои скулы.

– Отпусти!

– Я сказал: закрой рот.

– А то что? – безудержная злость помогает шевелить губами и удерживать прочный зрительный контакт с его гневными глазами. – Членом опять его мне закроешь?! Так давай, чего ждёшь?! Вчера грубо оттрахал мой рот, что сегодня мешает сделать то же?!

– Я тебе не только рот грубо оттрахаю, если ты ещё хоть раз посмеешь выдать мне подобную хрень.

– А что такого я сказала? Подумаешь, в клуб хочу сходить. Почему тебе можно, а мне нельзя?

– Потому что ты моя, блять! Только моя! И смотреть, трогать, трахать и дышать с тобой рядом позволено только мне, понятно?!

Но это тоже явно был риторический вопрос, потому что Эмир и секунды мне не даёт, чтобы на него ответить. С одержимостью рычит мне в губы и запечатывает их болезненным поцелуем.

Обычно трезвый он никогда не целует меня, но сейчас, видимо, ревность со злостью опьянили его мозг ничуть не меньше, чем вчера алкоголь. И это так непривычно, сладко, остро, до одурения приятно – осознавать, что Эмир ни с кем не хочет меня делить. Причины не имеют смысла. Важно, что муж считает меня своей и наглядно показывает это.

Эмир поедает мои губы, кусает, лижет, терзает до саднящей кожи и привкуса крови. Всю души из меня выпивает, а я опять ему это позволяю. Потому что не могу иначе. Не могу продолжать злиться, обижаться, ревновать, помнить о самоуважении и здравом смысле. Потом – да, я погрязну во всём этом негативном хаосе, но не сейчас, пока Эмир так меня целует. Так тяжело, надсадно дышит. Так сильно вдавливает своим напряжённым телом в стену, словно жаждет стать со мной единым целым. Я тоже этого хочу. Всегда. Беспрерывно. Несмотря ни на что и вопреки всему. И Эмир чувствует это. Считывает мои желания как открытую книгу. Освобождает запястья, позволяя рукам опасть на его плечи. Ладонями быстро очерчивает изгибы моего тела и сжимает пальцами ягодицы, ноющие после его вчерашней несдержанности.

Под аккомпанемент моего сдавленного стона Эмир разрывает поцелуй. Глаза в глаза. Пауза – короткая, искрящаяся, мучительно сладкая, а затем он вдруг отстраняется от меня. Но лишь для того, чтобы развернуть меня спиной к себе и переместить к столешнице с раковиной.

Толчок в спину – и я опираюсь руками на прохладную поверхность. Вскрикиваю, когда Эмир спускает с моих бёдер трусики и заряжает ладонью по ягодице. Всего раз, но с такой злостью и силой, что завтра наверняка проявится новый синячище. Однако внешние отметены меня не заботят. Они не болят так, как внутренние шрамы, которые Эмир постоянно наносит мне словами.

– Ты только посмотри на себя, Алина. Опять течёшь как похотливая девка, – коснувшись пальцами моей влажной плоти, издевательски усмехается Эмир. – Похоже, перспектива быть оттраханной в туалете чертовски завела тебя, девочка из высшего общества.

Ты меня заводишь! Ты и только ты, чёрт бы тебя побрал, Доган! В твоём шикарном особняке, в убогой квартире Назара, в туалете, на улице, везде! Место не имеет значения!

Но отчаявшаяся и вкрай потерявшая страх стерва во мне вынуждает меня вместо правды ответить колкостью:

– Ошибаешься, – копирую ухмылку мужа, встречаясь с его чернильным взглядом в отражении зеркала. – Так сильно завёл меня твой друг. Юсуф очень мне понравился. Жаль, ты не позволил нам пообщаться подольше.

Да, я больная, на всю голову повёрнутая влюблённая в него дура, раз провоцирую Эмира ещё больше, но мне это нужно. Крайне необходимо – почувствовать, что я ему небезразлична. Пусть через боль, агрессию, чересчур жёсткий секс, но я хочу ощутить все эмоции по отношению ко мне.

И я их ощущаю. Всеми клетками тела впитываю ядерный импульс его праведной ярости. Он просачивается сквозь поры, воспламеняя всю изнанку кожи. Меня бьёт дрожь. Эмира тоже. Убиваем друг друга взглядами и вместе накаляемся, нагревая воздух до опасной отметки. Становится нечем дышать. И не только из-за эмоционального накала, но и потому, что Эмир без слов, с каким-то первобытным рычанием грубо накрывает ладонью мою шею, расстёгивает брюки и врывается в меня до самого основания.

– Блять… Как же ты меня бесишь, – на миг замерев, шипит он мне в висок, продолжая сдавливать моё горло, но меня не задевают ни его слова, ни грубость. Наоборот. Я прикрываю глаза и мычу от отупляющего удовольствия, простреливающего тело разрядами тока.

В отличие от меня, Эмир быстро приходит в себя от остроты первого проникновения и начинает вдалбливаться в меня резко, глубоко, бесконтрольно. Так, как я и хотела. Не сдерживаясь. Отдавая мне всего себя. Рычит, стонет, матерится. Повторяет, как люто меня ненавидит и как хочет меня прибить. Однако, стоит Эмиру заметить в отражении, что я в самом деле начинаю задыхаться, как он приходит в себя и тут же освобождает мою шею.

Не понимаю, как, но я умудряюсь одновременно хватать ртом воздух и выпускать на волю все собравшиеся в горле стоны. Безумие. Чистейшие. Неразбавленное. И оно лишь сильнее мной овладевает, когда Эмир срывает с моей груди бюстгальтер. Не расстёгивает сзади, а именно дёргает его вниз, лишь наполовину освобождая мои чувствительные округлости от чашек. Специально, чтобы мне было больнее, когда он начинает сминать грудь в своих руках. Жёстко. Нещадно. Наказывая. И также трахает, трахает, трахает… Всё быстрее и жёстче. Громче, сильнее. До мощных ударов плоти о плоть, звонких шлепков и хлюпающих звуков, сплетающихся в оглушительную пошлую какофонию.

Боже! Как же я не хочу, чтобы она заканчивалась. Каждый раз не хочу. Сейчас не исключение. И плевать, что Эмир трахает меня в общественном туалете. Плевать, что он делает это в наказание. Плевать, что тазовые кости больно бьются о столешницу, а на моей коже на глазах появляются свежие отметены. Всё это мелочи, которые я буду оплакивать дома. Сейчас важен взгляд моего мужа. Свирепый, безумный, неадекватный, но такой пристальный, голодный, плотоядный. Эмир пожирает моё кайфующее лицо в отражении. Не грудь, покрасневшую от его терзаний, а именно лицо.