Подельник эпохи: Леонид Леонов
Шрифт:
Кажется, что своих знакомых Леонид Максимович вводил в некоторое заблуждение. Никакого кулацкого прошлого у Максима Леонова быть не могло в принципе. Запросы — к сожалению, по сей день не обнаруженные — наверняка касались времени Гражданской войны и неясного прошлого не только отца, но и сына.
В любом случае, Ванга задала вопрос не просто точный, но и жуткий в своей проникновенности.
Следующий её вопрос ошарашил не меньше.
— Где Ленча твоя?
— Какая Ленча? — не понял Леонов.
Подумав, догадался, что Ленча — это Лена по-болгарски.
Поначалу наверняка решил, что
— Я не знаю, — ответил Леонов в растерянности. — Не знаю, кто это.
— Ну что ты врёшь, я же вижу, что она рядом с твоей матерью стоит! — воскликнула Ванга.
И тут он вспомнил о своей родной сестре Лене, умершей в начале века, много-много лет назад. Никогда Леонов о ней не писал, ни разу не упоминал ни в одном своём сочинении.
Удивлённый писатель в тот же приезд попросил о ещё одной встрече с Вангой — и ему во второй раз не отказали.
По всей видимости, именно тогда она снова попала, что называется, в точку, сказав:
— Новый роман пишешь… Сейчас не публикуй… Попозже… Года через три…
И что-то предупредила о возможном пожаре, где всё может сгореть. Запомнив это слова, писатель перестанет хранить рукописи на даче в Переделкине.
На всю оставшуюся ему жизнь Леонов будет зачарован Вангой.
Раз за разом предпримет он попытки спросить у неё не только о себе, но и мироустройстве вообще. Леонова будет интересовать очень многое: видит ли прорицательница на Луне какие-то ключевые факты из жизни российских императоров, жизнь человека и смерть человека, наличие иных существ в космосе…
Следующий раз они увидятся в мае 1973 года: Леонов приедет на вручение ему болгарского ордена Кирилла и Мефодия.
Ванга скажет, что Леонову не стоит показываться на телевидении: оно может принести ему смерть. Спустя несколько лет в главной редакции литературно-драматических программ возникнет идея устроить встречу Леонида Леонова со зрителями в Концертной студии «Останкино», и он наотрез откажется. И даже причину скрывать не станет: Ванга отсоветовала.
Более полное содержание их бесед осталось тайной, но несомненно одно: вера в способности прорицательницы у Леонова год от года не ослабевала, и даже напротив.
Однако публиковать «Пирамиду» (называвшуюся тогда «Большой Ангел») спустя три года, как то советовала Ванга в 1970-м, он не стал.
И вследствие этого едва не потерял труд доброй половины своей жизни.
Пожар
Зимой 1973 года Леоновы решили переехать от Белорусского вокзала, где они жили, в более тихое место.
«Наш дом стоял, как остров среди городского транспорта, — вспоминала Наталия Леонидовна Леонова. — С одной стороны улица Горького, не затихающая до поздней ночи, с другой — грузовое движение 2-й Тверской-Ямской, а с торца — переулок Александра Невского с трамваями. Прямо под окнами папиного кабинета находился служебный вход в магазин, к которому вплотную ежедневно подъезжали огромные крытые машины и с шумом, не выключая мотора, разгружали свои товары. Папе в его семьдесят пять лет стало тяжело работать. И ему пообещали организовать
обмен квартиры и переезд в новый строящийся дом у Никитских ворот, в котором мы (мои родители и моя семья) могли бы жить рядом, в соседних квартирах. В течение девяти месяцев мы подъезжали к нашему будущему жилью: вот уже три этажа готово, вот семь, вот уже двенадцатый кончают… остались отделочные работы… Летом 74-го строительство закончилось».Место, где провёл Леонид Леонов последние двадцать лет жизни, — одно из самых уютных в Москве: из окна — просторные виды, но улочка тихая. Рядом сквер и церковь Большого Вознесения, где, говорят, венчался Пушкин.
Леонид Максимович выбрал квартиру на четвёртом этаже, предположив, что лучше жить пониже на случай, если лифт будет ломаться (и был, к слову, прав: лифт действительно ломался часто).
Леоновым переезд дался конечно же не просто: надо помнить, что Татьяне Михайловне был 71 год, а главе семейства — 75.
Двадцать пятого сентября 1974 года Татьяна Михайловна запишет в дневнике: «Когда переехали, устроились, сели мы с Лёней, посмотрели друг на друга, сказали: вот переехали и живы остались!»
«Они собирались эту ночь с 25 на 26 провести на новой квартире, — вспоминает Наталия Леонидовна Леонова. — Но почему-то передумали: „Едем на дачу“. Проверили газ, поставили квартиру на милицейскую охрану, и, запирая дверь, папа на электрощитке, находящемся на лестничной площадке, повернул рубильник, чтобы квартира не была под током, и они уехали.
26 сентября я не пошла на работу, так как собиралась отнести наши паспорта на прописку. Ещё не было десяти, когда ко мне позвонила соседка:
— В квартире ваших родителей что-то случилось! Наверное, лопнули водопроводные трубы! Вода потоком течёт по стеклу!
Я с лестничной клетки увидела окно — так может выглядеть окно бани, где целый день люди льют на себя горячую воду, да и то к концу рабочего дня…»
Приехал муж Наталии Леонидовны, вскрыли дверь. В квартире ничего не горело, не дымилось, но воздух был настолько сгущённо-чёрным, что зайти в квартиру казалось просто невозможным.
Вызвали пожарных — но и те не смогли войти: их фонари не в состоянии были осветить помещение, где словно бы застыл недвижимо душный, мрачный, тёмный, плотный снег.
«Я помню, — пишет Наталия Леонова, — у дверей совсем молоденький пожарный, посланный начальником в этот мрак, надевал противогаз, он нервничал, у него дрожали руки, ему было страшно входить в это чёрное нечто».
Вызвали машину, которая выбила стёкла со стороны лоджии. Тьма начала рассеиваться.
«Нам объяснили так: от сильного пламени выгорел в квартире весь кислород, — говорит Наталия Леонидовна, — процесс замедлился, началось затянувшееся тление, забившее все комнаты жирной чёрной копотью. Если бы хоть одна форточка была бы приоткрыта, пламя уничтожило бы всё. Вода на стёклах — от конденсации…
Пожар начался в папином кабинете. Два книжных шкафа лежали на полу, превращённые в пепел, и обугленные доски… Паркет прогорел до бетонного перекрытия».
Огонь уничтожил половину уникальной леоновской библиотеки, множество книг XVI, XVII, XVIII веков — издания, которых, возможно, больше и нет на свете.