Подкрутка
Шрифт:
– Добрый вечер.
Голос донесся справа. Уин сидел возле камина в кожаном кресле с высокой спинкой. В руках он держал бокал с бренди.
– Так и сидишь тут в темноте? – спросил Болитар.
– Да.
Майрон нахмурился:
– Немного театрально, тебе не кажется?
Уин включил настольную лампу. Его лицо порозовело от спиртного.
– Хочешь ко мне присоединиться?
– Пожалуй. Сейчас вернусь.
Майрон достал из холодильника холодный «Йо-Хо» и сел на диван напротив друга. Он встряхнул банку и открыл крышку. Несколько минут они пили молча. Часы уютно тикали. Тени
Майрон только начал ощущать себя более или менее комфортно, как из туалета послышался шум смываемой воды. Он вопросительно взглянул на Уина.
– Я не один, – объяснил тот.
– Вот как. – Майрон шевельнулся на диване. – Женщина?
– Догадливый, – хмыкнул Локвуд. – Поразительная проницательность.
– Я ее знаю?
Уин покачал головой:
– Нет. Даже я ее не знаю.
Естественно. Майрон пристально взглянул на друга.
– Хочешь об этом поговорить?
– Нет.
– А то я к твоим услугам.
– Да, я вижу.
Уин взболтал содержимое бокала. Он опустошил его одним глотком и снова потянулся к хрустальному графину. Его речь звучала немного невнятно. Майрон попытался вспомнить, когда Уин – вегетарианец, мастер нескольких видов боевых искусств, владевший восточной медитацией и в любой ситуации чувствовавший себя легко и непринужденно, – в последний раз перебирал спиртного.
Очень давно.
– У меня к тебе вопрос по гольфу, – пробормотал Майрон.
Уин кивнул.
– Как по-твоему, Джек Колдрен сможет сохранить лидерство?
Его друг налил себе бренди.
– Джек выиграет, – объявил он.
– Ты уверен?
– Да.
– Почему?
Уин поднял бокал ко рту и взглянул на Майрона:
– Я видел его глаза.
Болитар скорчил физиономию:
– И что?
– То, что у него снова есть это. Взгляд.
– Надеюсь, ты шутишь?
– Вероятно. Но позволь тебя кое о чем спросить.
– Валяй.
– Что отличает великих спортсменов от просто хороших? Мастеров от ремесленников? Проще говоря, в чем секрет победы?
– В таланте, – ответил Майрон. – В опыте. В умении.
Уин покачал головой:
– Ты знаешь, что это не так.
– Я?
– Да. Талант есть у многих. И опыт тоже. Суть настоящей победы в ином.
– Во взгляде?
– Да.
Майрон поморщился:
– Надеюсь, ты не собираешься мне спеть про «глаз тигра»?
Уин склонил голову набок.
– А кто исполнял песню?
Очередная игра в викторину. Уин-то уж точно знал ответ.
– Это было в «Рокки II», верно?
– В «Рокки III», – поправил Локвуд.
– Там, где появился мистер Ти?
Его друг кивнул.
– И кто играл…
– Клаббер Лэндж.
– Отлично. А исполнитель песни?
– Не помню.
– Группа под названием «Уцелевший», – сообщил Уин. – Забавное название, если вспомнить, как быстро они исчезли.
– Угу, – буркнул Майрон. – Так в чем твой удивительный секрет, Уин? На чем основана победа?
Уин взболтал бокал и сделал глоток.
– Желание, – ответил он.
– Желание?
– Жажда.
– Ага.
– Можно
было догадаться, правда? – продолжил Уин. – Взгляни в глаза Джо Димаджио. Или Ларри Берду. Или Майклу Джордану. Вспомни Джона Макинроя во времена его расцвета или Крис Эверт. Посмотри на Линду Колдрен. – Он помолчал. – Посмотри в зеркало.– В зеркало? У меня он тоже есть?
– Когда ты выходил на «паркет», – произнес Локвуд, – у тебя был взгляд как у психа.
Они замолчали. Майрон отпил большой глоток «Йо-Хо». Приятно чувствовать в руках холодный алюминий.
– Ты говоришь о «жажде» так, словно сам никогда ее не ощущал, – заметил Майрон.
– Да.
– Чепуха.
– Я хороший гольфист, – промолвил Уин. – Точнее, очень хороший. В юности я много тренировался. Даже выиграл несколько турниров. Но у меня никогда не было особого желания подняться на ступеньку выше.
– Но я видел тебя на ринге, – возразил Майрон. – На соревнованиях по боевым искусствам. И ты казался мне очень «жаждущим».
– Это другое дело.
– Почему?
– Потому что я не считаю боевые искусства просто спортивным соревнованием, где победитель притаскивает домой сверкающие трофеи и хвастается ими перед коллегами и друзьями. Так же как не вижу в них источник тех пустых переживаний, которые люди склонны именовать «славой». Борьба для меня вообще не спорт, а искусство выживания. Если я проиграю там, – он нарисовал пальцем воображаемый ринг, – то могу проиграть и в жизни. – Уин поднял глаза к потолку. – Но… тут есть еще нюанс.
– Неужели?
Уин сплел пальцы вместе.
– Видишь ли, для меня борьба – вопрос жизни и смерти. Так я ее понимаю. Но спортсмены, о ком мы говорим, идут дальше. Для них каждое соревнование, даже самое пустячное, вопрос жизни и смерти, а проигрыш – то же самое, что смерть.
Майрон кивнул. Его это не впечатлило, но пусть говорит.
– Я вот чего не понимаю, – сказал он. – Если у Джека есть такая «жажда», почему он не выиграл ни одного соревнования?
– Потому что он его потерял.
– Кого, желание?
– Да.
– Когда?
– Двадцать три года назад.
– На Открытом чемпионате?
– Да. У большинства спортсменов это происходит постепенно. Они просто устают или выигрывают так много, что им удается утолить голод, пылающий у них внутри. Но с Джеком было по-иному. Его огонь погас в одно мгновение, как свечка. На глазах у всех. Двадцать три года назад. На шестнадцатой лунке. Мяч попал в карьер. И все кончено.
– До сегодняшнего дня, – добавил Майрон.
– До сегодняшнего дня, – согласился Уин. – У него ушло двадцать три года, чтобы опять раздуть пламя.
Оба продолжали пить. Уин прихлебывал. Майрон делал крупные глотки. Холодный шоколад приятно скользил в горле.
– Давно ты знаешь Джека? – поинтересовался Болитар.
– Мы познакомились, когда мне было шесть лет. А ему пятнадцать.
– В то время у него уже была «жажда»?
Уин улыбнулся:
– Он с большей охотой согласился бы выковырять перочинным ножом собственную почку, чем проиграть кому-нибудь на поле для гольфа. – Взгляд Уина скользнул по Майрону. – Была ли у Джека «жажда»? Он воплощал ее в себе в чистом виде.