Подлинная история девочки-сорванца. История вторая.
Шрифт:
– Организм молодой, выкарабкается, - пожала плечами врачиха, - Отвезли её в военный госпиталь, не волнуйся. Поместят в реанимацию, пока не пустят никого, кроме милиции и родителей.
– Вы можете сказать, что с ней?
– Ничего сказать не могу. Возможно смещение шейных позвонков, травма затылочной части головы.
Пойдём, вон машина подъехала. Там твои товарищи, вставай, идём, дам чего-нибудь успокоительного.
Нам с Борькой дали валерьянки, а Тольку забрали в больницу с подозрением на сотрясение мозга. Кто-то сунул мне в руки пакеты с Сашиными подарками и заботливо
Сашенька.
…Как хочется пить! Во рту пустыня Сахара! Язык шершавый и не помещается во рту. Что со мной? Заболела? Не помню ничего. Хочу пошевелиться и не могу. Попробовала приоткрыть глаза. Глаза слиплись, как от гноя. Как-то был у меня ячмень, так по утрам, пока не промоешь, глаза не открывались.
Хотела протереть, но не могу пошевелить рукой. Что со мной?! Я застонала от досады и разодрала веки на одном глазу. Наполовину. Плохо видно, мутно всё и не протереть глаз! Я застонала громче.
Кто-то вскрикнул:
– Сашенька! – я услышала, как кто-то упал рядом со мной на колени, взял мою руку в свою, оцарапал чем-то.
– Пить… - еле слышно сумела сказать я.
Вот так я очнулась. Возле меня дежурил папа, а я была в палате, которая называется «Реанимация».
Что такое «реанимация»? Потом я узнала: это когда людей с того света возвращают. Я была на «том свете»? Не помню я. Была без сознания. Я вообще сначала ничего понять не могла. Лежу на кровати, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, голова привязана к спинке кровати какой-то сбруей.
Называется «на вытяжке». Это издевательство придумано, чтобы не сместились позвонки.
Сдвинулись они или нет, неизвестно, но вытянуть надо. Говорят, делали рентген, ничего страшного не нашли, я даже чувствую руки и ноги, только двигать пока не могу.
Так и лежу. Всю жизнь мечтала! Как это противно, лежать без движения! Уколы колют, ухаживают за тобой. Брр! Могла бы ходить, сбежала бы! Мало того, что не двигаюсь, так ещё и привязали!
Лицо обтирают губкой по утрам, кормят капельницей. Кушать не могу, тошнит и ничего не лезет.
Хорошо хоть, на ночь что-то вкалывают, мало мне, днём глазами хлопать, так ещё бы и ночью!
Папа побыл недолго, отпуск у него кончался. Он пообещал, что скоро часто будет дома, манёвры заканчиваются, и он будет ходить на службу, как на работу.
Толик… Толик, после того, как меня ударили, бросился на негодяев, даже повалил кого-то, но, получив по лицу, тоже покатился по ступенькам. Хотел бежать за бандитами, но увидел меня и разрыдался. Да и уже начали выбегать взрослые из школы. Позвонили в «скорую».
Славку Быка? Взяли, подержали да отпустили. Несовершеннолетний. Пусть гуляет.
А Толика попросили пожить у нас дома. Говорят, мама совсем никакая первое время была, с трудом малыша сохранила, Юрик маленький, за ним тоже уход нужен. Папа вместо праздника разрывался между мной и мамой. Борька тоже помогал. Воду носил, печку топил. Тётя Валя готовила им
всем еду. Такие вот дела. А потом папа принёс мне письмо от Саши.Увидев на конверте «прости», чуть не потеряла сознание. Потом увидела, что это не его, совсем детский почерк, написанный перьевой ручкой. Саша пишет авторучкой.
Я даже плюнула в сердцах: ох уж этот Борька!
Руки у меня уже двигались, я достала из Борькиного конверта Сашин, и грела его у себя на груди.
Не стала вскрывать. Я и так знала, что там написано. Не дословно, конечно, но знала, что ничего, кроме хорошего, Саша написать мне не мог. Мне уже рассказали, что он, скорее всего и спас меня. Он и Елена Владимировна, мой лечащий врач. Тоже странно, ведь она не педиатр. Приглашали и педиатра, врачи переговорили между собой, и Елена Владимировна продолжила моё лечение.
Знаете, почему я двигаю руками и ногами? Со мной работает массажист.
Массажист мужчина. Я была абсолютно беспомощна, когда он за меня принялся. До него за мной ухаживали нянечки, и я притерпелась к ним. Убирают за мной, моют…
А тут мужчина! Так стыдно…
Но Валерий Яковлевич, так его зовут, быстро успокоил меня, объяснив, что у него такая работа, выводить из неподвижности всяких девочек и мальчиков. И если его будут стыдиться, то так и останутся лежать.
А я и не сопротивлялась. Лежала и не сопротивлялась. Валерий Яковлевич мял мои руки и ноги, всё тело, я чувствовала его как сквозь ватное одеяло. Зато чувствовала! За это массажист меня похвалил.
Меня перевели в отдельную палату, сбрую сняли, надели на шею корсет и велели вести себя хорошо. Не вертеть головой, разминать кисти рук и стопы ног. Больше мне ничего не оставалось делать. Скукотища!
Но вот разрешили приём посетителей, и первым пришёл Саша!
Я не могла поверить, что это он. А Саша стоял и улыбался. Принёс мне что-то в пакете, я даже не видела. Я видела Сашу и тоже улыбалась. Саша сел на стул, взял мою руку и стал легонько поглаживать её.
Только ему было так неудобно. Он встал на колени, положил голову мне на живот и смотрел на меня.
Я другой рукой решилась погладить ему волосы. Давно хотела убедиться, какие они мягкие. Убедилась. Саша счастливо улыбался, прижав к щеке мою руку.
– Вот, сбылась ваша мечта! – капризно сказала я.
– Постригли меня. Только без чёлки. Под ноль!
Саша тихонько засмеялся.
Только наше счастье было недолгим. Открылась дверь и вошла Елена Владимировна. На её лице я увидела неудовольствие, а может быть, досаду.
– Саша, сейчас придёт массажист.
Саша поднялся с колен.
– Мне уйти?
– Валерий Яковлевич решит.
– Ага! Уже посетителей пускают! – услышали мы весёлый голос, и вошёл мой массажист.
– Посетителей удалить? – спросила Елена Владимировна.
– Сейчас переговорю с мальчиком. Ты кто Саше? Брат, друг?
– Друг.
– Очень хорошо. Сашеньке надо помогать разрабатывать кисти рук и стопы ног. Поможешь ей?
– Конечно! – с готовностью ответил Саша.
– Тогда смотри. Надо делать так…
Потом Саша ушёл, пообещав вернуться завтра, а Валерий Яковлевич занялся мной.