Подлинная история графини де Ла Фер

Хозяин захотел узнать историю ее клеймения, а когда она отказалась говорить, сослал ее на кухню, посуду мыть, на три дня.

— Пусть опомнятся обладающие разумом, — сказал он, глядя сквозь Анну, и через три дня она уже была готова рассказать ему все. Ибо работа на кухне оказалась геенной огненной и преддверием ада. Слуги ненавидели ее за то, что она, рабыня, жила как госпожа, и уж постарались отыграться за все. Она работала одна за четверых посудомоек и помогала поварятам, так что ей некогда было ни спать, ни есть, тем более, что еды ей всегда не хватало. Так что Анна пообещала себе никогда не перечить Юсуф-бею и любым способом оставаться во внутренних покоях.

На четвертый день она поведала хозяину свою печальную историю, только теперь главную вину за ее клеймение несла церковь. Ибо разве не исповедник толкнул девушку на путь страданий? Разве не он заклеймил ее и брата? Она прекрасно помнила все, что рассказала Антуану, и повторила слово в слово. Мусульманин Юсуф-бей был до глубины души тронут ее страданиями и коварством неверных и с этого момента решил уговорить Анну поменять веру.

— Постигнет тех, которые согрешили, унижение пред Господом и наказание сильное за то, что они ухищрялись! — повторял он ей. — Ты согрешила и наказана, но Аллах в неизмеримой милости своей спас тебя от ужасной участи и послал тебе знак, ибо без благословения Аллаха, милостивого, милосердного, разве стал бы я покупать твоего сына? Неужели сочтешь за ложь истину, когда та к тебе пришла? Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Скажи: «Он — Аллах — един, Аллах вечный; не родился и не был рожден, и не был Ему равным ни един».

Анна не знала, куда деваться от его речей, потому что перечить хозяину не смела, памятуя о мытье посуды, но и менять веру не собиралась, всегда раздумывая о побеге. Неожиданно ей помогло то, что она ненавидела искренне: нотации матери Терезы в Тамплеморском монастыре, обильно сдобренные цитатами из Священного писания. Тогда они наводили тоску и вызывали раздражение, но, как оказалось, впечатались насмерть, так что теперь почти на любое высказывание хозяина она могла ответить подходящей случаю сентенцией. Как ни странно, хозяину это нравилось.

— И если вы обратитесь, то это — лучше для вас, а если отвратитесь, то знайте, что вы не ослабите Аллаха, — говорил он.

— Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет во славе Отца Своего со святыми Ангелами, — отвечала Анна.

— Если они обратились и выполнили молитву и давали очищение, то освободите им дорогу: ведь Аллах — продающий, милосердный! — говорил он.

— Все предано Мне Отцем моим, и кто есть Сын, не знает никто, кроме Отца, и кто есть Отец, не знает никто, кроме Сына и кому Сын хочет открыть, — отвечала Анна.

— А если кто-нибудь из многобожников просил у тебя убежища, то приюти его, пока он не услышит слова Аллаха. Потом доставь его в безопасное для него место. Это — потому, что они — люди, которые не знают, — говорил он.

Анна хотела было ответить, что убежища у него она не просила, но сочла за благо промолчать, и сказала совсем другое:

— Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему.

Довольно быстро ее стали раздражать эти диспуты, тем более что запас цитат подходил к концу. А однажды Анна увидела сына после почти месячного перерыва и вдруг заметила, что он не только еще подрос, но и сильно изменился. Он не забыл ее, но заговорил с ней по-арабски, и только после удивленного ее возгласа перешел на французский, причем с явным акцентом. С этого дня Анна стала думать о побеге постоянно, но ничего дельного в голову нз приходило. Куда она пойдет с сыном? Как она проберется на корабль? Где она найдет надежного человека, который бы помог ей? Она даже не знала, есть ли в городе европейцы кроме пиратов, доверия к которым она отнюдь не питала!

Оставалось ждать. Но само это ожидание было подобно пытке. Дни стали казаться однообразными и невыносимыми: подавать хозяину кофе, беседовать с ним, расписывая грехи «неверных», отбиваться от уговоров принять ислам, и каждый вечер смотреть, как он принимает гашиш и впадает в транс, при этом пристально смотря на нее, а на губах его появляется улыбка, от которой Анне становилось просто дурно. Она почему-то каждый раз при этом вспоминала слова капитана пиратов: «Вы будете первой из портовых шлюх» — и боялась даже думать, что мерещится хозяину.

Так прошел год. Анна уже не считала дни, ибо они были одинаковы, как тягучий надоедливый сон. Юсуф относился к ней по-прежнему хорошо, но более прохладно, видимо, его сердило ее упрямство в вопросах веры. Луи-Гийом говорил по-арабски все лучше, а по-французски все хуже, и Анна заметила, что манеры его становятся странными.

Но однажды случилось невероятное. Хозяин привел гостя-европейца. Анна, как обычно, прислуживала, подавала кофе и сладости. Она была в обычных восточных одеждах и с открытым лицом, так что гость сразу признал в ней соотечественницу. Взгляд его был преисполнен любопытства, и Анна постаралась как можно дольше остаться в комнате, надеясь подогреть интерес незнакомца. Ибо тут появлялась надежда. Хозяин не возражал.

Незнакомец, как оказалось, лорд Винтер, англичанин, секретарь дипломатической миссии, стал частым гостем в доме Юсуфа ибн-Мансура. Какие дела связывали его с арабом, Анна не знала и не стремилась узнать. Ей хотелось только одного: вырваться отсюда, вернуться в Европу.

Однажды разговор мужчин коснулся ее. Не смущаясь присутствием рабыни, Юсуф похвалил ее перед гостем, как хвалят дорогую вещь, которая поднимает престиж владельца. Лорд Винтер искренне поддержал похвалу, и глаза его были выразительнее слов.

Всю неделю Анна ходила сама не своя. В уме ее мелькали десятки вариантов возможного освобождения с участием англичанина, но все это были лишь мечты. Она не знала, что ей еще сделать. Каждый раз, когда англичанин уходил, она с ужасом думала, что может больше не увидеть его. Но он возвращался.

В один из визитов лорда Винтера Анну ожидало немалое потрясение. Она в очередной раз принесла кофе собеседникам, как вдруг без единого слова Юсуф сорвал накидку с ее плеч, так что через прозрачную ткань стало видно клеймо. Анна застыла, не веря случившемуся. Англичанин не мог оторвать взгляда от зловещей метки на прекрасной коже. Юсуф откинулся на подушках и явно наслаждался произведенным эффектом.

— Ну что, ты все еще хочешь купить ее? — осведомился он. — Теперь ты знаешь о ней все.

— Теперь все, — пробормотал англичанин, — ты верно рассчитал. Но я не отступлюсь. — Он вздохнул и отпил кофе. — В следующий раз я скажу свое решение.

Юсуф небрежным жестом отпустил Анну, и она на ватных ногах вышла из комнаты. Происшедшее и услышанное ошеломило ее. Мысли путались, перед глазами пылали круги, поднос дрожал в руках.

«Следующий раз» наступил через пять дней. Когда Анна накрыла на стол, хозяин приказал ей остаться. Поняв, что это означает, Анна прислонилась к стене, чтобы не упасть, так забилось сердце.

— Я подтверждаю, что хочу купить в свою собственность твою рабыню, — сказал лорд Винтер. — Согласен ли ты?

— Я согласен, — ответил Юсуф, не глядя на Анну. — Она прекрасна, но все приедается. Ты молод, тебе не понять. Мы хорошо вели дела, и в знак нашей дружбы я дарю ее тебе. Бери.

Второй раз Анну продавали, как вещь, как красивую безделушку, и второй раз она не могла поверить, что это происходит с ней на самом деле.

— Я благодарю тебя за щедрый подарок, уважаемый Юсуф, — сказал англичанин, — и не хочу остаться в долгу. Я прошу принять от меня эти часы как знак моего глубокого уважения.