Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме?
Шрифт:
Этот документ и некоторые другие были опубликованы в западногерманском еженедельнике «7 Tage» в 1956 году (№ 27–35, 14 июля — 25 августа) вместе с воспоминаниями И.П. Мейера, изданными на русском языке в 1977 году. Правда, еще раньше, в 1974 году, эти документы были приведены в сборнике Е.Е. Алферьева «Письма Царской семьи из заточения». В России этот документ вышел в 1990 году. Документ вызвал массу сомнений в его подлинности как за рубежом, так и среди отечественных исследователей. Рассмотрим некоторые из них: 1) Документ напечатан на нестандартном бланке. Штамп на верху документа слева (шапка) не похож на аналогичные штампы на других подобных документах.
Стандарта, вероятно, не было. Да и не могло быть. Вряд ли типографское оборудование того времени позволяло стандартизировать стили и шрифты. Очередная партия бланков могла быть напечатана другим стилем или другим шрифтом. Но содержание было аналогичным. 2) Название протокола включает название организации, которое не нашлось больше ни в каких других документах. «Протокол заседания Областного Исполнительного Комитета Коммунистической Партии Урала и Военно-революционного Комитета». Дело
3) Подписи под документом. Подпись Белобородова и его печать очень похожи на подпись и печать на знаменитой шифрованной телеграмме, сообщающей об участи семьи. Подпись и печать Мебиуса вообще не с чем сравнивать. Не хватает данных. А вот третья подпись весьма интересна. Тот, кто писал протокол, вместо фамилии «Голощекин» написал фамилию «Голочекин». Человек, который писал этот протокол, настоящий или фальшивый, хорошо был информирован о том, что писал, и хорошо знал Голощекина. Он не мог ошибиться в написании его фамилии. Но можно предположить, что этот человек плохо разговаривал на русском языке и говорил с акцентом. Например, он вместо «Щ» произносил звук «Ч». И он называл Голощекина «Голочекиным». И написал именно так, как говорил. Но, кроме написания фамилии «Голочекин», есть еще подпись. Также «Голочекин». Подпись, безусловно, не принадлежит Голощекину. Кто-то расписался вместо него. Об этом свидетельствует отсутствие его печати. Почему это произошло, мы, наверное, никогда не узнаем. Но предположения можно строить разные. Например: Голощекин просто испугался ставить свою подпись, предполагая, что этот протокол может попасть на глаза Свердлову и Ленину. Ниже будет рассказано, что же действительно произошло между Голощекиным, Свердловым и Лениным в Москве.
Подлинные подписи и печати Белобородова и Голощекина
Или: Голощекин, имея свою какую-то информацию, не придавал этому документу серьезного значения, заслуживающего его подписи. Документ был написан для Мебиуса, который был, судя по его словам и действиям, анархистом. Можно даже предположить, кто писал этот протокол под диктовку Голощекина. В 1977 году в издательстве «Согласие» была напечатана книга «Как погибла Царская семья», в которой были опубликованы воспоминания И.П. Мейера, а также вышеприведенные документы. В тексте фамилия Военного Комиссара приводилась, как Голочекин, так, как произносил эту фамилию сам Мейер. Возможно, подпись в документ он же и вставил. Спор о подлинности или подделке этого документа можно было бы решить, установив подлинность или подделку подписи и печати Белобородова. Материала для этого достаточно. А пока эта экспертиза не проведена, нет оснований считать этот документ фальсификацией. С не меньшей определенностью можно было бы считать фальсификацией само описанное заседание, на котором Голощекин откровенно лгал о своей встрече со Свердловым. Настоящее же решение принималось 16 июля вечером на собрании большевиков. Но как будет показано ниже, и это решение, принятое в откровенной обстановке с обсуждением реальной ситуации в городе, можно поставить под сомнение.
Глава 18. Екатеринбург, 16 июля вечером. Юровский и Михаил Медведев
О том, что происходило 16 июля 1918 г. в доме Ипатьева известно из воспоминаний коменданта «Дома особого назначения» Юровского, одного из охранников его Павла Медведева и чекиста Михаила Медведева. Воспоминания Юровского сохранились в четырех документах: 1. Так называемая «Записка Юровского». По-видимому, написана Покровским со слов Юровского. 2. Воспоминания Юровского, написанные в мае — апреле 1922 года и опубликованные в журнале «Источник» 1993 г. 3. Рассказ Юровского о расстреле Царской семьи на совещании старых большевиков в г. Свердловске 1-го февраля 1934 г., опубликованный в книге В.В.Алексеева «Гибель Царской семьи: мифы и реальность. Новые документы о трагедии на Урале». (Екатеринбург, 1993 г.). 4. Книга, написанная по воспоминаниям Юровского: Резник Я.Л. Чекист (Повесть о Юровском). Свердловск, 1972 год».
Все эти документы противоречат не только друг другу, но содержат противоречия и внутри себя. Например: в «Записке Юровского» написано — «всего было расстреляно 12 человек: Н-ай, А.Ф., четыре дочери, Татьяна, Ольга, Мария и Анастасия, д-р Боткин, лакей Трупп, повар Тихомиров, еще повар и фрейлина, фамилию к-ой ком. забыл). В списке нет Алексея; вместо него вставлен второй повар. Вместе с Алексеем действительно 12 человек. Вряд ли эту ошибку, чем бы она не была вызвана, следует считать «весьма умелой дезинформацией». Слишком грубо. Да и цель, преследуемая при этом, не просматривается. А зачем тогда Юровский отбирал именно 12 револьверов для раздачи палачам? Факт, подтвержденный в протоколе допроса Павла Медведева. А почему в одних воспоминаниях Юровский говорит о том, что стена, около которой стояли расстреливаемые, была деревянной, а в других — каменной, почему он не точно указывает время перевода мальчика-поваренка в дом Попова и т. д.?
Вряд ли все это можно называть дезинформацией только на основании того, что показания Юровского записаны Покровским, а не им самим.
В одном из своих воспоминаний Юровский утверждает: «7–8 июля я отправился вместе с председателем Областного Исполнительного Комитета Советов Урала тов. Белобородовым в «Дом особого назначения», где и принял должность коменданта от бывшего коменданта тов. Авдеева». Из дневника Александры Федоровны и других документов известно, что это событие произошло не 7–8 июля, а раньше — 4 июля. Вряд ли здесь может идти речь о сознательной дезинформации. Скорее о проблемах с памятью Юровского. Гораздо хуже обстоит дело с приказом о расстреле. В «Записке» написано, что приказ об «истреблении Р-вых» содержался в телеграмме на условном языке, полученной 16 июля. 16-го же в 6 час. вечера Голощекин приказал привести приказ в исполнение. В следующем документе под номером 2 указывается: «16 июля 1918 года часа в 2 днем ко мне в дом приехал товарищ Филипп и передал мне постановление Исполнительного Комитета о том, чтобы казнить Николая, причем было указано, что мальчика Седнева нужно убрать». В документе номер 3 содержится еще более отличающаяся от первых двух информация: «15-го июля утром приехал Филипп [Голощекин] и сказал, что завтра надо дело ликвидировать. Поваренка Седнева (мальчик лет 13-ти) убрать и отправить его на бывшую родину или вообще в центр РСФСР… 16-го утром я отправил под предлогом свидания с приехавшим в Свердловск дядей мальчика-поваренка Седнева». Все эти противоречия в документах требуют очень осторожного подхода к анализу информации, содержащейся в этих документах, и сравнения ее с информацией, содержащейся в других документах. Например, Юровский утверждал, что палачей было 11 человек. А в книге Резника «Чекист», написанной с его же слов, он же утверждает, что в расстреле Царской семьи в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. участвовали только четверо: Яков Юровский, Григорий Никулин, Павел Медведев, Петр Ермаков. К тому же в одном из своих воспоминаний Юровский утверждает, что отослал Павла Медведева на улицу послушать — не слышен ли там звук выстрелов. То есть Медведева при расстреле не было. Из его воспоминаний совершенно не ясно — когда и откуда был получен приказ о расстреле. То ли из телеграммы «на условном языке», полученной 16 июля, то ли получил постановление из рук Го-лощекина. Опять же, то ли 15, то ли 16 июля. Гораздо более важно событие, произошедшее вечером 16 июля и о котором Юровский не упоминает даже вскользь — совещание, состоявшееся в помещении ЧК.Из показаний Павла Медведева чиновнику уголовного розыска Алексееву, в изложении Алексеева {Росс. «Гибель Царской семьи»): «16 июля 1918 года по новому стилю, под вечер, часов в 7, комендант Юровский приказал ему, Медведеву, собрать у всех караульных, стоящих на постах при охране дома, револьверы. Револьверов у охраны дома было всего 12 штук, все они были системы Нагана. Собрав револьверы, он доставил их коменданту Юровскому в канцелярию при доме и положил на стол. Еще утром в этот день Юровский распорядился увезти мальчика, племянника официанта, из дома и поместить в караульном помещении при соседнем доме Попова. Для чего это делалось, Юровский ему не говорил, но вскоре после того как он доставил Юровскому револьверы, последний ему сказал: «Сегодня, Медведев, мы будем расстреливать семейство все» и велел предупредить команду караула о том, что если команда услышит выстрелы, то не тревожились бы. Предупредить об этом команду он предложил часов в 10 вечера. В указанное время он, Медведев, команду предупредил об этом, а затем снова находился при доме».
Эти показания Павел Медведев позже подтвердил почти дословно при допросе его следователем Сергеевым. В этих показаниях есть несколько интересных моментов: было отобрано 12 револьверов для вооружения палачей. Можно предположить, что палачей тоже должно быть 12. Так же как и в «Записке Юровского». Мальчик-поваренок был переведен в караульное помещение утром 16 июля. Это совпадает только с информацией, содержащейся в документе номер 3. Хотя Александра Федоровна в своем дневнике за 16 июля писала:
«Yekaterinburg 3/16 July
…
8:00 Supper.
Suddenly Lyjnka Sednyov was fetched to go & see his Uncle & flew off — wonder whether its tru & we shall see boy back again!»
В переводе это звучит так:
«Екатеринбург 3/16 июль
…
8:00 Ужин.
Совершенно неожиданно Лику Седнева отправили навестить дядю, и он сбежал, — хотелось бы знать, правда ли это и увидим ли мы когда-нибудь этого мальчика!»
Александра Федоровна пишет, что мальчика увели 16 июля после ужина. Медведев и Юровский (в 1934 г.) одновременно утверждали, что это было утром. Как могли одинаково ошибиться два разных человека? Может быть, Юровский, когда выступал в 1934 г. на совещании, уже знал о показаниях Медведева? В «Записке Юровского» утверждалось, что мальчика увели в 6 часов. М. Медведев (Кудрин) рассказывал, что решение о спасении мальчика было принято на совещании 16 июля поздно вечером.
Из этого же отрывка следуют еще некоторые выводы. В команде был дефицит револьверов. Если пришлось отбирать у караульной команды револьверы, значит, предполагаемые палачи ими не были вооружены. То есть это должны быть обычные солдаты, вооруженные только винтовками. Револьверами были вооружены чекисты. А то, что будет именно расстрел, предполагалось уже в 7 час. вечера. Иначе говоря, в 7 час. вечера было даже неизвестно, кто же будет расстреливать — обычные солдаты или чекисты. Немного ниже будет показано, что было неизвестно, будет ли вообще расстрел. Но наиболее важный вопрос возникает, если задуматься, почему Юровский в 7 часов вечера дает заранее указания Павлу Медведеву о предупреждении команды в 10 час. вечера. Оказывается, Юровский торопился на совещание, которое должно было состояться в помещении ЧК. Почему-то Юровский ни словом не упомянул об этом ни в одном из своих воспоминаний. Хотя именно на этом совещании действительно решалась судьба бывшего царя. На этом совещании были только свои, и скрывать было нечего. Подробная информация об этом совещании содержится в воспоминаниях чекиста Михаила Медведева (Кудрина). Приводим эти воспоминания, ввиду особой их важности, подробно. Итак, вспоминает Михаил Медведев (Кудрин):