Подлинное чувство
Шрифт:
– Теперь твоя жена довольна? – гневно оборвал его Роналд. Он смотрел на них с откровенной неприязнью. – Тебе будет лучше пойти к ней. – Он шагнул к двери, по пути бросив Мэделин: – Если он пойдет к своей жене, то нам нет смысла сидеть здесь. Ты идешь, Мэделин? Или хочешь остаться?
Алан начал было что-то говорить, но Мэделин его не слушала. Роналд уже шел через приемный покой, словно его ничуть не заботило, пойдет она с ним или нет. Она смогла догнать его только на улице, когда он открывал дверцу машины.
Мэделин чувствовала, что сейчас истерически завопит, затопает ногами и бросится на землю, точно сумасшедшая.
Как только они приехали домой, Роналд тут же поднялся наверх, пройдя мимо нее с каменным лицом. Мэделин поплелась за ним, с трудом переставляя отяжелевшие ноги и чувствуя себя раздавленной. То, что она увидела, добравшись до их спальни, сразило ее наповал. Роналд упаковывал вещи, складывая их в чемодан.
– Что ты делаешь?
Дурацкий вопрос. Слепому было понятно, что он делает. Язык Мэделин заплетался, точно у пьяной. Ее начала бить дрожь. Все. Это конец. Больше ничего не будет. Сейчас он соберет свой чемодан и уйдет навсегда.
– Я переезжаю в отель, – холодно заявил Роналд, даже не поднимая глаз, чтобы взглянуть на нее, и плотно затянул чемодан ремнем. – Вернусь через пару дней за остальными вещами. Постараюсь сделать это, когда ты будешь на работе. Остальное обсудим через адвокатов. Не беспокойся: твой ребенок будет обеспечен.
Мэделин бессильно прислонилась к двери, закрыв глаза. Ее сердце рвалось от ужасной, нестерпимой и бесконечной боли.
– Это и твой ребенок, – прошептала она. Мэделин не знала, что хуже – то, что он уходит, или же то, что отрекается от собственного ребенка.
– Перестань разыгрывать из себя героиню дешевой мелодрамы! Все кончено. Я уже достаточно взрослый, чтобы вовремя остановиться. С этим и буду жить дальше. А ты? Ты должна была предвидеть, что рано или поздно такое неизбежно произойдет.
Он сказал так, будто считал, что их разрыв был предопределен с самого начала!
Мэделин знала, что больнее, чем сейчас, ей уже не будет. Теперь она плакала, не стыдясь и не пытаясь скрыть своих слез.
– Скажи мне почему? Скажи! – всхлипывая, умоляла Мэделин. Серебристые глаза Роналда сузились. Заметив, что он кинул быстрый взгляд на часы, она задрожала от смертельной обиды.
– Ах, рассказать почему? – Его голос источал ненависть. – Предпочитаешь рассказ в прозе или же в стихах? – С шумом вздохнув, он решительно расправил плечи. – Все беды начались с того момента, когда я услышал кое-что о моей законной жене. То, что я почувствовал к проклятому Алану Винтеру, заставило меня презирать самого себя. Я долго внушал себе, что не прав. Но ты принуждала меня поверить в твою измену. Ты не давала мне расправиться с этим скотом Марком, отказывалась бросить работу и быть со мной, убегала к Винтеру, как только он позовет, позволяла ему целовать себя…
Мэделин бессмысленно уставилась на него. Это же он сам сбегает, уходит к другой, но перекладывает вину на нее.
Он добавил колким тоном:
– Но что теперь об этом говорить? Ты призналась передо мной и тем жирным уродом, что он сказал чистую правду. Ты была и остаешься любовницей Алана Винтера. – Он поднял чемодан. – Может быть, хватит разговоров? Я ухожу.
Он стоял прямо перед ней, собираясь уйти, бросить ее и все забыть. И он уйдет, не узнав правды.
– Нет! – Мэделин вскрикнула, точно раненое животное. – Нет! Алан и я…
между нами ничего никогда не было. Он мой босс, мой друг и ничего больше. Я призналась в другом. – Ее язык отказывался произнести страшные слова, но она знала, что должна это сделать. – Я убила… убила своего первого мужа. Я убила Джереми!Бесконечный ужас той ночи снова встал перед ней. Она инстинктивно подняла руки, пряча лицо. Но Роналд отвел их, испытующе и безжалостно поглядев на нее.
– Ты понимаешь, что ты сейчас сказала?
Мэделин молча кивнула. Ее зубы стучали, лицо стало мертвенно-бледным. Она была в таком нервном потрясении, что с трудом держалась на ногах. Не говоря ни слова, Роналд подхватил ее на руки и отнес на кровать. Он вышел из комнаты и через минуту вернулся со стаканом бренди в руке.
– Выпей.
Она отрицательно покачала головой, глядя на стакан в его руке, на его пальцы – пальцы, когда-то так нежно ласкавшие ее. Никогда больше он до нее не дотронется…
– Я виновата. – Мэделин в отчаянии посмотрела на него.
Он поднес стакан к ее губам, насильно заставляя ее выпить. Обжигающая жидкость проникла в ее желудок, алкоголь ударил в голову, затуманил глаза.
Роналд сел на кровать рядом с ней, укрыл пледом ноги Мэделин. Она не понимала, почему он так ведет себя. Она ждала иного – взрыва негодования, гнева, упреков. Ей казалось, что после ее признания он окончательно решит вычеркнуть ее из своей жизни.
– Есть только один способ снять тяжесть со своей души – признаться во всем полиции. И заплатить… – Тут голос Роналда дрогнул, но он справился с волнением и продолжил: – Заплатить, сколько потребуется… Я не могу поверить, что ты совершила это без серьезной причины. Ты не способна просто так причинить зло даже животному, не говоря уж о человеке. Значит, тебя к этому вынудили. Расскажи мне все, Мэдди.
Поморщившись, Мэделин сжала виски руками. От бренди ее голова разболелась, мысли путались.
– Тогда полиция решила, что это был несчастный случай, – с трудом ворочая языком, пролепетала она. – Я не хотела убивать его, клянусь тебе, совсем не хотела. Но он замахнулся на меня, чтобы ударить; я оттолкнула его… Он был пьян в ту ночь, он почти каждый вечер приходил пьяным. Когда я его толкнула, он упал – упал неудачно. Он ударился виском об угол стола и умер…
Захлебнувшись плачем, она упала лицом в подушку. Роналд прижал ее к себе, успокаивая, гладил по голове и шептал ей:
– Успокойся, Мэдди. Расскажи мне все. Ты раньше ничего не рассказывала о своем первом браке. Я не хотел заставлять тебя, ждал, пока ты сама на это решишься. Расскажи, тебе станет легче.
Все еще всхлипывая, Мэделин уткнулась в его плечо и начала свой рассказ. Она не скрыла от Роналда ничего: ни истории с Кэт Риверс, ни пьяных выходок Джереми, ни своего неотвязного желания уйти от него.
– Наверное, я сама была во многом виновата, – пробормотала она, стерев слезы с лица. – Я слишком многого от него требовала. Мне надо было быть мягче, мудрее. Но я тогда была совсем молодой: откуда возьмется мудрость у двадцатилетней девчонки? А Джереми всегда была нужна скорее мать, чем жена. Я не могла и не хотела становиться такой женой-нянькой. Поэтому я ушла в работу, почти перестала появляться в нашем с ним доме. Его это бесило, теперь я поняла это. И он все больше пил… Мне надо было поступать по-другому, совсем по-другому…