Подмена

— Ехать будем, — сказал Додоев, — садитесь маленько на Житуху. — Сам он пошел впереди и повел Житуху на поводе. Похвастался: — В темноте я вижу маленько лучше, чем даже птица сова.

На геологическом стане пылал костер. Сквозь туман языки пламени отсвечивали бликами. Доносились грустные звуки гитары и тихий голос Колесникова:

А назавтра быстрые олениУнесут в неведомую даль.Уезжала ты одна по Лене,Увозила радость и печаль.

— Шибко хороший человек Колесников, — подумал вслух Додоев. — Усталый — поет, голодный — поет, грустный — тоже поет. Хорошо поет, протяжно, как изюбр.

Печально звенели струны. Растревоженная звуками старая лошадь тихо заржала. Сидящие у костров вскочили, бросились навстречу. Петьку и Таню сняли с седла и понесли к костру. Колесников положил гитару на траву и трехметровыми прыжками помчался в радиорубку.

У костра Тане с Петькой вручили по железной кружке густого глухариного бульона:

— Пейте, усталость сразу пройдет.

Иван Иванович сел рядом и стал спрашивать, как они жили, как уехал Жухов и не появлялся ли кто в распадке.

Из радиорубки слышался голос Колесникова:

— Шалаганово, слушайте внимательно: группе уголовного розыска передать срочно: геологи Котельникова и Жмыхин нашлись, живые и здоровые. Поиски их в районе гибели Жухова прекратить.

Прислушиваясь к голосу Вячеслава Валентиновича, Петька удивился, что такое сообщение передается открытым текстом, и даже не азбукой морзе. Сейчас любой человек, имеющий радиоприемник, узнает, что случилось у них в секретной экспедиции. Петька посмотрел на парторга, на Бурмакова, но они не обращали никакого внимания на то, что говорил Колесников, а наперебой подсовывали пищу Тане.

— А где наш медвежонок?— спросила Таня.

— В тот день, как вы уехали, он исчез. Обыскали все, что могли. Может, какая медведица увела?

— Наверно, — сказал Петька, — сам бы он не убежал.

Подошел Колесников, обнял Петьку и Таню, зашептал:

— Подарок вам команда «Таежницы» передала, в штабе за печкой лежит.

В штабной избе горела керосиновая лампа. На столе развернутые карты, готовальня, линейка и очки Ивана Ивановича. Первым делом Петька залез под нары. Вещевой мешок с документами Самоволина лежал на месте. Лямка, свернутая в восьмерку, шнурок с двойным бантом. Петька выбрался из-под нар, все в порядке, зря волновались, можно подарки смотреть.

Тетя Нина и Любка прислали вязаные из собачьей шерсти носки, самодельные майки, трусики и (Таня удивилась) — ватные брюки. Ремни в брюки были уже вставлены. Любка послала свой рисунок: высокие скалы и два беленьких козленка на уступах, и волк с острыми клыками. Он притаился между камней и ждет, когда козлята подойдут к засаде, но волк не видел, что у входа стоит замаскированный зверовой капкан. На обратной стороне листка было письмо от тети Нины. Она просила быть в маршрутах осторожными, теплей одеваться. И звала к себе: «Хоть сейчас, хоть тогда, когда кончится полевой сезон». В кармане ватных брюк, к которым была прикреплена картонка с надписью: «Тебе, Петька», лежала металлическая коробочка из-под сапожного крема. В ней была записка. Петька отошел к лампе, прочитал: «Петр, документы Самоволина охраняй строго. Лучше сожги их. Обстановка сложная. Объясню потом. Записку уничтожь. Федор Иванович».

Холодный ветерок зашелестел по склонам хребта, шевельнул макушки пожухлых деревьев, через щель над окошком проник в избушку, зашуршал, картами и затих. Послышались торопливые шаги. Открылась дверь. Затрепетал слабый огонек керосиновой лампы. С котелком горячей вермишели пришел Иван Иванович. Окинул взглядом избушку, поставил котелок на плиту, заглянул за печь и спросил шепотом:

— Спите, скитальцы тайги?

Иван Иванович закрыл дверь на крючок, надел очки и склонился над картой Главного хребта.

Петьку разбудил тихий разговор. Он высунул голову из мешка. Солнечный луч бил в окно. У стола Иван Иванович показывал Тане, как натирать хрустящую кальку постным маслом. Таня водила ватным тампоном по кальке, и она делалась прозрачной, как крыло стрекозы, и не шуршала. Обработанную кальку Иван Иванович положил на старую самодельную карту, пригладил сухой тряпкой и приколол к столу большими никелированными кнопками.

— Приступай, Танюша, копируй. Только, пожалуйста, ничего не пропусти. А я пойду. Петька проснется, поест, и ко мне его отправь. Дело срочное, а я один не справлюсь. — И ушел.

Петька выскочил из мешка

— Что случилось?

— Плохого ничего нет. Мне поручили скопировать карту, надо успеть к обеду, а ты должен сейчас помогать Ивану Ивановичу упаковывать ящики с образцами горных пород. Геологи нанесли их тонны две. И тоже к обеду закончить.

— Почему к обеду?

— Додоев приведет сюда лошадей, и все надо свезти к большой пристани там баржа ждет.

— «Таежница»?

— Нет, быстроходная баржа.

Петька стал одеваться и решил, что документы Самоволина он сожжет или спрячет, когда уйдет караван. Проглотив несколько кусков остывшей вермишели, Петька выскочил на улицу. Чувствовался холод. Под ногами хрустела замороженная трава. Мелкие лужицы застеклились хрупким льдом. Улавливался запах брусничного листа. Петька побежал к сараю, где Иван Иванович упаковал уже несколько ящиков. На каждом из них стояли мелом написанные знаки А-1, Л-5, О-6-8, Я-10-14. Иван Иванович дал Петьке баночку с черной остро пахнущей краской и велел на каждом ящике нарисовать эти же обозначения, только крупные, во всю ширину ящика.

— А то с такой мелкой маркировкой камеральщики запутаются, с какого маршрута взят камень, песок или щебень.

— А почему буквы не по алфавиту? И цифры не по порядку?

— Обожди малость, сейчас заколотим последний зеленый и узнаешь почему.

В ящик Иван Иванович положил кусок лазурита, какой-то красно-белый камень и опустил туда шесть полотняных мешочков с песком. Прикрыл мешочки плоским, похожим на блестящую черную камбалу, камнем. Заколачивал ящик Петька, а Иван Иванович поставил на него знак Т-46. Ящики оттащили под навес и поставили по порядку. Буквы сложились в слова: «Алоянский маршрут».

— А цифры, Петенька, обозначают километры, с которых взяты пробы.

Взялись упаковывать ящики желтого цвета. Большим молотком Петька с одного раза вгонял блестящие гвозди, заколачивая образцы розового кварца, взятые геологами еще весной с безымянного перевала. Загрузили ящик с пробами грунта из шурфов Волчьего острова номер пять.

— Почему пять? — спросил Петька.

— Здесь по правому рукаву восемь островов, и все называются Волчьи, а чтоб не спутать, мы их нумеруем.

«Почему же у Самоволина без номеров?» — подумал Петька, заколачивая последний ящик.

Прибежала Таня.

— Иван Иванович, подпись вашу копировать на кальку или вы новую поставите?

— Сейчас, Танюша, приду, распишусь.

В избе Петька посмотрел на кальку и удивился. Паутинками переплелись линии: тонкие, прерывистые, жирные. Кружочки, треугольники, цифры. В правом углу чертежа четкий штамп и надпись: «Алоянский маршрут». Иван Иванович придирчиво посмотрел копию, не пропущено ли чего:

— Молодец, Танюша, ошибок нет, можно подписать. — Он обмакнул ручку, понес ее к штампу, и тут черная капля туши скатилась в самый центр чертежа, закрыв собой мелкие цифры и крохотные треугольники.