Подмена

Вверху слышалось пыхтение, скрип чердачной двери и Петькин голос:

— Иди сюда, а то пристрелим.

Но к ним никто не шел.

— Он в углу! — закричал Петька.

Заскрипел шлак. Затопали ноги. И опять тишина. У Тани заколотилось сердце. Чайник она поставила на печку, взяла кочергу.

Распахнулась дверь, и в дом занесли огромную собаку белого цвета. Длинная шерсть не скрывала худобы. Собаку положили в угол у сундука. Колесников рассмотрел ее и побледнел. Собака была седая. От усталости голову она опустила на пол. Таня протянула ей кусочек колбасы, но собака не шелохнулась, а продолжала умоляюще смотреть на Колесникова.

— Спрячьте оружие, — попросила Таня, — она боится.

Колесников бросил пистолет на кровать, и собака сразу закрыла глаза. От запаха колбасы у нее колыхались бока, подергивались губы, но пищу она не брала.

Тимка потрогал у ней нос — холодный и влажный, значит, не больная. Почему же не ест?

— Все ясно, — сказал Колесников, — она ученая. Ей надо приказать. — Он сделал вид, что запахивается в халат и опирается на трость. Барским движением указал на колбасу: — Фас ее, фас! — И свершилось чудо. Собака вскочила на ноги, гавкнула раскатисто и проглотила колбасу. Секунду постояла, качаясь, и снова легла. Ребята восхищенно посмотрели на Колесникова. А он, довольный своим открытием, гордо прошелся по квартире.

— Сейчас будем имя у нее отгадывать. — Колесников сел на трехногий стул возле печки. — Я буду называть клички, а вы внимательно смотрите, на каком слове она вздрогнет. — Полушепотом он стал называть собачьи имена: — Ангара, Найда, Лайка, Вьюга, Ночка, Метель… — Собака вздрогнула. Колесников громко позвал:

— Метель, Метель. — Собака заколотила хвостом. — Что-то не то, но где-то рядом. Учитывая ее купеческое происхождение, надо искать такое же слово по звуку, но старинное. Ребята перебрали десятки слов, но опять же нашел его Вячеслав Валентинович:

— Отель! — Собака, услышав свою родную кличку, завизжала и поползла к ногам Колесникова. Он поднял палец кверху. — Вот что значит досконально изучить жизнь и быт купцов-предпринимателей и их теперешних отпрысков. Кто-то из них ее бросил, потому что псине не больше десяти лет. — Собака Колесникову понравилась, и он, хитро сощурив глаза, как бы между прочим сказал:

— Через недельку полечу в экспедицию, возьму ее с собой, там на свежем воздухе она быстро оклемается.

— Жирный будешь. Мы ее себе оставим, дом караулить.

— Ох, Тимка, и жмот же ты. Ну давайте меняться. У меня есть одна вещица, все трое на коленях будете ползать, умолять, а я потрогать даже не дам. — Вячеслав Валентинович подошел к комоду, выдвинул маленький ящичек, достал тряпичный сверток: — Нате, смотрите!

В тряпках был завернут новый морской бинокль. Такую ценность ребята видели, впервые.

— А чей он?

— Читайте, там написано.

Снизу на шарнире ребята прочли надпись, выполненную крохотными буквами: «От геологоуправления Тимофею Булахову за проявленное мужество при поиске пропавшей группы». На какое-то мгновение Тимка лишился дара речи. Бинокль он положил на подушку и уставился на него не мигая.

— Черт возьми, — сказал нарочно сонным голосом Колесников, — чуть не забыл. — Он опять подошел к комоду, выдвинул со скрипом нижний длинный ящик и вытащил оттуда новенькие тонкоствольные ружья. Две штуки. Затворы и магазины сверкали маслом. Подал Тане и Петьке. — Патроны триста штук в комоде.

Ружья были пятизарядные, тридцать второго калибра. На гребне затвора надписи: «За героизм при исполнении служебных обязанностей. От Северного райкома комсомола».

В старом купеческом особняке Колесников прожил два дня. Он сводил ребят в техникум, познакомил с директором. Тот посадил Таню в мягкое кресло, а Петьку с Тимкой на диван. И каждого расспросил о жизни, о здоровье.

— А когда им приходить на занятия? — спросил Колесников.

— Через три дня к девяти часам утра, аудитория номер восемнадцать. Кстати, у меня уже узнавали по телефону, когда нашим юным друзьям приходить.

У Колесникова дернулась бровь.

— Интересно, кто узнавал?

Директор показал на телефон:

— Человек не назвался, но я его узнал по голосу. Георгий Николаевич Гарновский. Разговорились мы с ним. Пожаловался он на здоровье. На курорт собрался ехать. Да вот, говорит, о детишках беспокоюсь.

Колесников попросил ребят подождать его в коридоре. Из кабинета директора он вышел немножко расстроенным.

— Вот позвонил в геологоуправление, и мне приказали срочно, не медля ни минуты, выехать в экспедицию, на буровую, и машину за мной прислали. — Прощаясь, Колесников опять предупредил ребят: — По городу бесцельно не шляться.

Вечером ребята сидели на полу у теплой печи и разрабатывали план секретной операции. Электрический свет на всякий случай не зажигали. Отель лежал рядом и прислушивался к знакомым звукам старого особняка.

На улице начиналась пурга. У реки на столбе закачался в снежинках фонарь. На первом этаже заскрипели перекошенные ставни. В нежилых помещениях загудел холодный ветер.

— Тимка, ты Гарновского видел?

— Ни разу.

— Тебе надо завтра к нему зайти и спросить любую ерунду. Например, ты ищешь свою бабушку, а точный адрес забыл. А когда проникнешь в квартиру, постарайся задержаться. Погреться попросись. И внимательно все осматривай.

— А как я его узнаю?

— Он левую ногу отставляет в сторону, — напомнила Таня, — и за любую мелочь говорит: покорно благодарю. Ложку ему подашь — покорно благодарю, хлеба нарежешь — покорно благодарю. Скажешь, что погода завтра будет хорошая — покорно благодарю.

Петька достал из рюкзака записку Гарновского.

«…Умоляю простить меня и жду вас. Мой городской адрес: улица Марата, 25, квартира 42 (звонить два раза). С глубоким уважением к вашему мужеству — Гарновский».

Рано утром ребята вышли на поиски Гарновского. Улицы были еще пусты, но окна домов светились. Возле исторического музея старик-метельщик убирал снег. У него Таня и спросила, где находится улица Марата?

— А нумер какой?

— Двадцать пять.

— О-о, дом спецов. Второй за углом. Ворота железные.

Таня поспешила к трамвайным рельсам, покосившись, заметила: Петька с Тимкой двигались за ней по противоположной стороне улицы. Петьку не узнать: лицо по самые глаза он закрыл шарфом, глубоко нахлобучил шапку и поднял воротник.

У крыльца фотосалона Таня остановилась. Подала Тимке условный знак. Он перебежал к ней. Таня, рассматривая рекламную фотовитрину, шепотом объяснила Тимке, куда идти.

Завыла сирена. Автомобили сразу затормозили и, освобождая дорогу, прижались к тротуару. Тревожный звук раздался совсем рядом, Петька с Таней оглянулись. В их сторону мчалась длинная легковая машина. Красный крест на боковой фаре беспрерывно мигал.