Подменный князь. Дилогия

— А почему их три? — поинтересовался я, все еще не в силах привыкнуть к языческому ходу мышления.

— Это Масторава, Вирява и Ведява, — снисходительно пояснил Вяргис. — Масторава — богиня всей земли, она помогает в выращивании пищи. Вирява — хозяйка лесов и помогает в охоте. Если заблудишься в лесу, то Вирява может вывести тебя… А Ведява помогает нам сейчас, когда мы плывем, — она владеет силами вод.

— В нашей земле мы называем их всех по-другому, — подала голос Любава. — Эти имена дали богиням в той земле, откуда пришли эти люди. — Она кивнула на Вяргиса, стараясь не глядеть на него. Видимо, она все еще не могла простить им того, что они сделали с ее молодой хозяйкой, с несчастным Хельги, со старым Рогвольдом, да и собирались сделать с нею самой…

Слова Любавы пришлись как нельзя кстати: мне уже давно пора было разобраться, откуда действительно пришли все эти люди? Кто такие эти воины конунга Вольдемара? Что за разноплеменный сброд собрал и ведет сейчас на Киев этот юноша с безумными глазами?

— Все из разных мест, — задумчиво сообщил Вяргис, потеребив довольно длинную бороду с сильной проседью, — но все из северных земель. Когда Вольдемар бежал из Киева, он сначала появился в земле свеев, у конунга Хакона Смелого. Оттуда, из свейской земли, от далекого холодного моря пошли с Вольдемаром первые храбрые люди. Вот они, видишь, плывут на тех стругах.

Вяргис протянул руку и указал на струги, следовавшие прямо за стругом Вольдемара.

— А когда он проходил потом через наши, новгородские, земли, то позвал и нас. Я возглавил наших людей, потому что много где побывал, видел разные земли и участвовал в битвах.

— А как называется ваш народ?

Вяргис назвал какое-то слово, значения которого я не понял. Наверное, этот народ попросту успел к исторически обозримому времени смешаться с другими народами или изменил название.

— Но я видел у вас в войске много славян, — осторожно сказал я, на что воин солидно кивнул.

— Конечно, — согласился он. — У нас много славян, да ведь и сам Вольдемар — славянин. Сын Святослава…

Полученную информацию необходимо было осмыслить. В который уже раз за последние два дня я горько пожалел о том, что мало интересовался русской историей. Интересовался, конечно, и даже книжки на эту тему читал, но, видимо, недостаточно. Я никак не мог соотнести прочитанное в книжках с тем, что видел и слышал сейчас. Моя память мучительно извлекала полузабытые исторические факты, и эти факты очень плохо соответствовали тому, что меня окружало.

Почему, если это древняя Русь, многие живущие здесь носят неславянские имена и говорят не по-славянски? С одной стороны рядом со мной сидела Любава, ночью я прострелил ногу Ждану, а в Киеве сидел князь Ярополк, сын Святослава. Но с другой стороны, тут же были полоцкий князь Рогвольд, его дочь Рогнеда и сестра Хильдегард, и эти люди вроде бы отнюдь не чувствовали себя в этой стране чужеземцами. А на носу нашего струга красовались богини финно-угорского пантеона, и рассказывал мне о них новгородец Вяргис — предводитель кого? Мери? Муромы? Веси? Карелы?

И самое главное, как ключевая загадка в сложном ребусе: кто такой конунг Вольдемар?

От ответа на этот вопрос для меня многое зависело. Убей бог, но такого исторического персонажа я не мог припомнить!

А от ответа на вопрос о Вольдемаре зависело, попал я в древний, но все-таки реальный мир или же в мир, похожий на наш, но, на самом деле, искаженный…

О самом главном вопросе, стоявшем передо мной, я вообще предпочитал не думать.

Потому что реальный это мир или искаженный, я когда-нибудь узнаю. А вот почему такое со мной произошло, и вообще, что это было…

Кто перенес меня сюда? Зачем? С какой целью?

* * *

Как это ни удивительно, мальчик Всеслав не умер. Против самых мрачных моих ожиданий, отвар, изготовленный Любавой, оказался действительно целебным. Вероятно, собранная ею трава на самом деле обладала антисептическими и противовоспалительными свойствами. Каждые четыре часа я осматривал наложенный мною шов, но не находил признаков нагноения. А раз так, у нас с Любавой появился реальный шанс остаться в живых. Пусть князь Вольдемар и сумасшедший злодей, но как-никак его задание было выполнено — Всеслав остался в живых.

Теперь у меня на струге было два пациента — Ждан не мог ходить, но позволял мне перевязывать его и смотрел отнюдь не злобно. Вероятно, все закончилось так мирно потому, что произошедшее между мною и Жданом было рутинным событием, и обе стороны повели себя так, как предписывали правила. Между нами состоялся поединок, в котором я каким-то образом победил. А раз так — инцидент исчерпан.

Хотя Вяргис предсказывал, что плыть до Киева мы будем два дня, путешествие наше растянулось на целых четыре. На ночь мы причаливали к берегу и располагались большим лагерем. Воины жгли костры и устраивались на ночлег под открытым небом. Лишь Вольдемар ночевал в своем шатре, вокруг которого на ночь выставлялось охранение.

Днем же он плыл впереди своего войска на струге, нос которого был украшен женской головой. Не тремя сразу, как на нашем судне, а одной, но зато что это было за чудище!

Резчик постарался сделать свою деревянную скульптуру пострашнее. Длинные волосы, огромные выпученные глаза, а на голове что-то наподобие рогов. К тому же голова эта была раскрашена: волосы черные, глаза — красные, а само лицо ярко-желтого цвета.

Это была богиня Мокошь — один из самых чтимых идолов. Наверное, потому, что Мокошь считалась матерью любимого бога Вольдемара — Перуна, или Перунаса, громадное изображение которого я сначала видеть не мог — оно занимало на струге много места, но было перевязано материей и скрыто от глаз.

— Вольдемар особенно чтит Перуна, — пояснил мне Ждан, который постепенно во время моих перевязок разговорился. — В наших краях больше доверяют Велесу и Чернобогу, а вот Вольдемар привязался к Перуну. Говорят, это стало так после того, как он вернулся с севера, от свеев и с берегов холодного моря. Что ж, — добавил он, проявив неожиданную для своего возраста и темперамента рассудительность, — воля его… Посмотрим, как будет Перун помогать конунгу Вольдемару, когда мы подойдем к Киеву. Слушай, скажи мне, когда я смогу ходить, — с тревогой обратился он ко мне.

— Не очень скоро, — ответил я. — Дней двадцать еще должно пройти.

Я показал два раза раскинутые пальцы на обеих руках, и Ждан понял меня. Лицо его омрачилось.

— Сделай скорее, — чуть не умоляюще проговорил он. — Если я не смогу участвовать в битве за Киев, то не получу и своей доли. Никто не станет подпускать меня к дележу добычи. Волхв, исцели меня быстрее!

Ждан был родом из Новгорода, и это был его первый дальний поход. Прежде приходилось сражаться только в мелких стычках, когда новгородцы ходили в небольшие походы по собственной земле, отстаивая ее от посягательств многочисленных соседей.