Подневольный Рут
Шрифт:
Но он не хотел, чтобы Королева образовала с ним Связь. Или хотел? Быть избранным в супруги было большой честью, на которую он и не рассчитывал, не мог рассчитывать в своем племени, где он не был одним из самых крупных самцов и не был привлекательным. Конечно, для него это была возможность, но многое оставалось неизвестным. Он не мог даже поговорить с этой Королевой, как ее племя примет его, если они сбегут и вернутся к ним? Неужели он никогда не сможет вернуться в свое племя и не увидит ни матери, ни братьев? Разве то, что предлагала эта Королева, было достойным обменом? К тому же такая жизнь как сейчас была слишком неопределенной. Эта камера не была домом, где можно растить детей. Здесь они не были в безопасности, он бы не смог их прокормить. В любой момент существа наверху могли разлучить их, причинить боль или убить. Они могут умереть
Позволить образовать между ними Связь было слишком рискованно. Он защитит ее от опасностей, но должен оставаться свободным.
Грон продолжал наблюдать за странным существом, которое двигалось по камере, часто и подолгу замирая на месте. Когда она снова приблизилась к нему, то остановилась и начала топать ногами, чтобы произвести шум. Он опасался, что их услышат похитители, но ничто из того, что он делал раньше сам, не привело их в камеру, когда у них были причины спуститься. Он подумал, что, возможно, она пытается общаться с духами, обряд, который ему уже приходилось видеть раньше, но вряд ли какой-нибудь дух явится в этот холодный серый ящик.
Тем не менее, ему стало любопытно, и он снова подошел к ней, и она опять отскочила от него. Почему? Неужели она думает, что он может причинить ей боль или схватить ее? В конце концов, она сама подходила к нему раньше! Она отодвинулась от него и потянулась к потолку, даже подпрыгнула, чтобы дотронуться до него. В замешательстве он приложил руку к потолку, чтобы посмотреть, не этого ли она хочет. Ее лицо просветлело, и она указала на дыру в потолке. Она хотела, чтобы он прикоснулся к решетке люка? Нет, он уже прикасался к ней в своем неистовом желании сбежать отсюда, и получил ожог. Понимая, что она не может говорить на его языке, он зарычал на нее, сообщая, что это плохая идея. Она снова указала пальцем на решетку люка, и он повторил свое предупреждение, затем отошел от нее.
Её прикосновение к его руке стало для него сюрпризом. Возможно, по глупости, он повернулся так, что не заметил ее действий в тот момент, и она схватила его сзади. Он развернулся, чтобы предостеречь ее. Его не тронут. Он не будет связан. Она должна принять это.
Теперь он сидел, прислонившись к стене, и снова наблюдал за ней, виновато помахивая хвостом по коленям. Он не хотел напугать ее. Его поведение в племени было бы воспринято нормально. Он хотел все объяснить словами, но не мог. Им станет некомфортно находиться вместе, если они не найдут общий язык. Но он не мог извиниться, и ему нечего было ей подарить, чтобы продемонстрировать свое раскаяние.
Ему не нравилось, что она до сих пор стояла. Она все также стояла под люком и смотрела на него. Наверно, она поняла его предупреждение… Но кто он такой, чтобы указывать Королеве, что делать? На всякий случай он переместил свой вес вперед.
Но он не успел ее остановить, прыгнув после того, как ее протянутая рука задела один из прутьев решетки. Она вскрикнула от боли и упала на спину, ее ноги подогнулись, и она сильно ударилась об пол. Он мгновенно оказался рядом с ней, потянувшись к ее раненой руке, но она закричала и стала отбиваться от него, толкая его в шею и плечи, чтобы вылезти из-под него. Он отпустил ее, пристыженный. Она не только боялась его, она думала, что он настолько подлый, что воспользуется ее состоянием. Она либо не хотела его помощи, либо не верила, что он хотел ей помочь. Либо она предпочитала страдать в одиночестве, решив обойтись без поддержки или помощи, либо думала, что он сделает только хуже.
Она забилась в дальний угол, прижимая руку к груди и время от времени поглядывая на нее, чтобы оценить нанесенный ущерб. Грон по собственному опыту знал, что такие повреждения должны быть неглубокими и быстро заживать. Он видел, как она страдает, как ее тело напряжено, как стиснуты ее челюсти, как она попеременно то смотрит на свою руку, то — на потолок. Грону было физически больно видеть, как она страдает в одиночку, не приняв его помощи. Она оказалась в ловушке вместе с ним, без своих самцов, без своего племени, к тому же он не хотел связывать себя с ней. Ни одна Королева, независимо от возраста или силы, не должна страдать без утешения. Если бы она была дома, то сейчас ее окружали бы её самцы. Если бы он был дома, а его Королева ранена, он бы утешал
ее. Но он не мог подойти к ней, потому что рычал, ворчал и пугал ее, вел себя так плохо, что в результате она отвергла его. Для нее боль была предпочтительнее любого утешения, которое он мог ей дать. Он подавил скулеж. Если бы дома его Королева отвергла бы его таким образом, он приполз бы к ней на коленях и просил прощения.Но это была не его Королева. Он не понимал, почему ведет себя с ней так, будто она привязала его к себе. Конечно, его воспитывали относиться ко всем Королевам с покорностью и обожанием, и если бы он нашел раненую Королеву, то помог бы ей, но у него бы точно не возникло такого нестерпимого желания утешить ее, как сейчас, — не возникло бы желания зализывать ее раны, пройтись своим мехом по её коже и сказать ей пару нежных слов.
Наверно, он слишком долго был один. Слишком долго пробыл один в этой камере; не так должен был жить его народ. Он никогда еще не был так одинок. Возможно, он инстинктивно привязался бы ко всему, что появилось бы в его камере. К любому виду. Или даже к неодушевленному предмету. Возможно, она была не единственной, кто искал утешения в новом племени. Должно быть, так оно и было. Эти чувства не были реальными, они были всего лишь результатом его изоляции. Он не мог позволить себе поддаться им.
Он напомнил себе, что его похитители все еще могут наблюдать за ними. Они посадили ее к нему не просто так.
Он заставил себя не следовать за ней туда, где она свернулась калачиком, и отступил к стене. Он сидел, поджав хвост, и слушал её рыдания с болью в сердце.
Глава 7
Рут попыталась сдержать слезы, но не смогла. Она не хотела плакать, но ее рука очень болела! Это было глупо. Инопланетянин пытался отговорить ее, но она считала себя умнее его. Ну и кто теперь умнее? У нее был болезненный, но, к счастью, неглубокий ожог примерно в три сантиметра длиной на всех четырех пальцах правой руки, и, по крайней мере, сейчас она не могла сжать руку в кулак. Чертовы решетки были наэлектризованы или что-то в этом роде! Она должна была догадаться. Если ее сокамерник мог дотянуться до решетки, что-то подсказывало ей, что его бы уже здесь не было, если только его не удерживало нечто другое.
Она ударилась головой о стену и уставилась в потолок, пытаясь избавиться от пелены в глазах, но это не сработало. Она спрятала голову между колен и просто отпустила ситуацию, пытаясь отгородиться от всего, что её окружало. Она больше не хотела испытывать боль в руке, но гораздо больше ей не хотелось здесь находиться! Ей хотелось домой, хотелось выпить чашечку чая за рабочим столом, терпеть похотливые взгляды офисных придурков, пока она будет проводить конфиденциальные, отработавшие своё, документы через шредер. Ей хотелось побыть одной, хотелось пообщаться с людьми, которые говорили по-английски, хотелось увидеть родителей. Она не хотела сидеть в этом огромном контейнере с Тарзаном, разглядывающим ее, пока она плачет.
Боже.
Ну, ладно.
Урок усвоен: отныне слушай Тарзана. Он пробыл здесь дольше, чем она, и знал, что к чему. Она опешила, когда он неожиданно склонился над ней. Удар током, полученный от прутьев решетки, или что-то в этом роде, мягко говоря, сбил её с толку, поэтому она не удержала равновесие и упала. У неё болела рука, но когда она смогла поднять голову, он был прямо перед ней, его огромные темные глаза смотрели на нее из-под насупленных бровей. Он дотронулся до ее руки, и ей пришлось оттолкнуть его, потому что его прикосновение причиняло боль, черт подери! Он застыл, а она забилась в угол зализывать раны, и теперь он, вероятно, был не слишком высокого мнения о ней. Он предупреждал ее не делать глупостей, но она их сделала, а потом психанула. Отлично. Теперь он снова замкнулся и замолчал, перебравшись на свою сторону камеры.
Она старалась больше не выводить его из себя. Ей нужно было с ним подружиться. Теперь она знала, что он не хочет сидеть рядом с ней и определенно не любит, когда к нему прикасаются. К тому же они не могли общаться и не могли сбежать. Отлично. Что ж. В данный момент не было похоже, что она могла ещё что-нибудь предпринять. Теперь оставалось только ждать. Ждать, когда накормят. Ждать, когда отпустят. Ждать до тех пор, пока ей рано или поздно не понадобиться в туалет, пока она не устанет настолько, что заснет на этом голом металлическом полу.