Поднимается ветер…

— В том, что я совершаю недостойный поступок?

— Да, — сказал Саннио. Теперь все вещи названы своими именами. Наверное, можно проститься как минимум с должностью, ну и пусть. В прошлый раз секретарь был неправ, а вот теперь — совсем другое дело.

— Вы меня не удивили, более того, назвали все вещи своими именами, а потому перестаньте шарить глазами в поисках орудия, которым я буду вас убивать. Я не буду этого делать. Если вы пожелаете взять расчет, я тоже не буду этому препятствовать, более того, я подыщу вам более подходящее место. Но прежде чем вы что-то решите, все же сядьте и выслушайте меня.

— Я не хочу вас слушать!

— Потому что опасаетесь услышать то, что изменит вашу точку зрения? — усмехнулся Гоэллон. — Неужели вы трус?

— Нет, герцог, я не трус, — отчеканил Саннио и уселся на краешек кресла.

— Если вы сейчас думаете про себя, что вы не трус, потому что у вас хватило дерзости ворваться сюда и наговорить мне кучу оскорбительных слов, то вы себе льстите. Крикнуть тому, с кем не согласен, что-нибудь наподобие «подлец» и получить удар шпагой гораздо проще, чем выслушать врага. Первое вредит лишь телу, второе — убеждениям. Людям свойственно бояться краха убеждений сильнее, чем ран или смерти. Это тоже трусость. И признак неуверенности в собственной правоте. Если вы правы во всем, чего вам бояться? Потерянных минут?

— Я не трус, герцог, — еще раз повторил Саннио.

— Тогда слушайте. Я собираюсь отправить почти шестнадцатилетнюю девицу в весьма удаленное баронство. Там она будет считаться взрослой и самостоятельной, и никто не будет ее опекать. Она будет сама принимать решения. Девицы в ее возрасте склонны путать все на свете — любовь со страстью, влечение тела с влечением души, ложь соблазнителя с истинным чувством влюбленного. Делают они и куда большие глупости. Собственно, мне следовало бы отправить девицу Къела в школу мэтра Тейна. Не ту, в которой вы учились, а в ту, где из привлекательных девиц делают прознатчиц, а заодно и учат использовать на дело все свои прелести. Там бы ее лишили многих иллюзий и научили бы тому, что пригодилось бы ей в жизни. И, главное, мои руки были бы чисты, а вы не устраивали бы мне сцен. Саннио задумался и невольно уселся в кресло уже целиком. То, что сказал герцог… в этом была определенная доля истины. Вздумай, скажем, герцог Алларэ приударить за хорошенькой северянкой, ему не пришлось бы долго стараться. Может быть, потом Гоэллон, как опекун, и принудил бы того к браку — но что за жизнь в подобном браке? Жена, навязанная силой, которой муж, разумеется, будет изменять или попросту запрет в дальнем поместье… Но если девушка встретит свою настоящую любовь, а не какого-нибудь соблазнителя? Юноша пару раз видел женщин из той школы, о которой говорил герцог. О самой школе ходили странные слухи, ее учениц никто толком не видел, знали только, что их мэтр Тейн отбирает среди сирот, так же, как и будущих секретарей. Выбирает хорошеньких девочек, которых учат и приемам слежки, и тому, как добраться до глубин сердца любого мужчины, и отнюдь не через желудок. Ученицы становились спутницами влиятельных господ, и в Собране, и за ее границами, и выведывали разнообразные тайны, даже государственные. Услуги их стоили дорого, очень дорого, а дамы весьма рисковали, но самые удачливые годам к двадцати пяти сколачивали состояния и выходили замуж по собственному выбору, и так высоко, как сиротам не снилось. Некоторые же продолжали выполнять услуги такого рода и после замужества.

Одну из подобных дам Саннио увидел довольно близко. Роскошно одетая красавица проходила по коридору, направляясь в кабинет мэтра Тейна. За ней едва поспевали двое собственных слуг и помощник мэтра. Женщина обронила перчатку, Саннио окликнул ее и с поклоном подал почти невесомую вещь, еще хранившую контур маленькой изящной ручки. Та улыбнулась и потрепала ученика по щеке. Красивая, немного надменная и очень уверенная в себе дама; сначала Саннио счел ее какой-нибудь герцогиней, явившейся, чтобы нанять секретаря, но потом узнал, что это была одна из легендарных шпионок, уже отошедших от дел. Кларисса Эйма, год назад получившая из рук короля Валерианский орден, — высшую награду для женщины, послужившей государству, — и немедленно после того вышедшая замуж за владетеля Эйма, одного из вассалов графа Къела. Дама Кларисса сорвала какой-то крайне важный для тамерцев военный план. Как именно — не уточнялось, но ходили слухи, что план этот выболтал ей в постели тамерский генерал-адъютант, впоследствии лишившийся головы за измену. Может, и не худшая судьба для сироты, но Керо — не подкидыш и не подобранная на улице побирушка, а наследница графов Къела. Она должна выйти замуж за равного, и герцог должен найти ей достойного мужа… а не раскрывать всякие там тайны! Если уж нельзя избежать ее отъезда в Брулен, то почему бы не сделать совершенно обратное — объяснить ей, что она не должна обращать внимания на чьи-то ухаживания, а должна — ждать законного брака, который устроит герцог? «Ну да, объяснить-то ей можно, — Саннио сам понял, что хватил лишнего. — А вот слушать она будет? Найдется свой Алларэ, — зеленоглазый герцог воплощал у секретаря все зло и коварство мира, — и прощай, все увещевания!». Что же, Гоэллон, получается, прав? Нет. Не прав, и вот почему: он собирается поступить ровно так же, как и предполагаемый соблазнитель. Ну и толку с того, что вместо красивых слов будет нечто другое? Почему герцог решил, будто девушка поймет некую разницу, научится отличать страсть от любви и прочая?

— О чем вы думаете, драгоценнейший мой? Вы уже долго сидите без единого слова, а ведь собирались со мной спорить, не так ли?

— Герцог, но чем ваш поступок лучше поступка соблазнителя? Чему вы сможете ее научить?

— Управлять своими чувствами и желаниями своего тела. Выбирать по собственной воле, а не под влиянием чужих слов и уловок. Если она захочет выйти замуж или завести любовника, то будет понимать, зачем и для чего это делает.

— Интересно, почему вы же запретили герцогу Алларэ тоже преподать мне некие уроки? Не думаете, что и это могло бы мне пригодиться? — дерзко спросил Саннио.

— Я смог бы выбирать между мужчинами и женщинами…

— Если вы желаете — так разрешу и даже попрошу, — улыбнулся Гоэллон.

— Нет, благодарю, герцог, — передернулся секретарь. — Не желаю. Но и Керо, кажется, тоже не желает. Вы ее заставляете.

— Она могла бы отказаться, если бы мое распоряжение показалось бы ей столь же противоестественным. Как вы слышали, она не сделала ничего подобного.

— Отказаться? Не больше могла, чем от уловок обольстителя! Вы приказали, и она послушалась, как всегда слушается!

— Саннио, если я сейчас прикажу вам раздеться и отдаться мне прямо на столе… ну, чернильницу мы уберем, конечно… вы согласитесь?

— Разумеется, нет! — Саннио вспыхнул от возмущения.

— А если я буду настаивать?

— Я постараюсь покинуть ваш кабинет незамедлительно. А потом ваш дом.

— Обычно вы беспрекословно исполняете мои приказы, тут-то в чем дело?

— Ваши противоестественные желания я исполнять не обязан и не намерен!

— Успокойтесь, у меня нет никаких противоестественных желаний, особенно в ваш адрес. Однако ж, видите, моим приказам вполне можно сопротивляться. Если девица Къела не исполнит мой, я соглашусь с этим и не буду настаивать. А вам я разрешаю прочитать ей проповедь обо всем, чем угодно. Время до полуночи в вашем распоряжении, а меня даже не будет дома. Дерзайте, мой юный друг! — герцог принялся выбирать перья, потом вновь взглянул на Саннио. — У вас есть еще вопросы или возражения?

— Я с ней поговорю, — пообещал Саннио.

— Отлично, я как раз собирался вас об этом просить, — усмехнулся Гоэллон. — И это — один из основных уроков, которые я хочу ей преподать.

— Простите, герцог, я вас не понял.

— Прекрасно поняли. Право выбирать, право отказать кому угодно, хоть опекуну, хоть наставнику, хоть королю в том, на что он не имеет никакого права. Постарайтесь ее отговорить, Саннио, я буду вам весьма признателен, если вы преуспеете.

— А кто же тогда будет открывать ей тайны отношений на практике, герцог? — Саннио уже мало что понимал, только то, что сегодня его не будут наказывать за дерзость; по всем правилам герцог уже мог повесить его во дворе на каштане, и Саннио бы с этим смирился: заслужил. Ну так еще одна шпилька прическу не испортит.

— Тогда я сочту, что она в этом уже не нуждается. Вы свободны… — секретарь уже поднялся и собрался уходить, когда герцог остановил его. — Подойдите ко мне.

Саннио подошел к столу. Гоэллон пару минут медлил, глядя на него в упор, кажется, подбирал слова. Под тяжелым пристальным взглядом из юноши куда-то улетучивались весь пыл и дерзость, ему хотелось поклониться и просить прощения. Чего он тут наговорил, и каким тоном… что за демон в него вселился, как все это вышло?

— Драгоценнейший мой, запомните — сегодня последний раз, когда вам было позволено высказываться подобным образом и лезть в мои дела подобным манером. Я позволил вам это лишь потому, что вы вместе со мной прошли весь путь, связанный с этими людьми. — Людьми, а не детьми, отметил Саннио. Да, детьми их уже не назовешь. — Вместе и наравне. Вы принимали в них ничуть не меньшее участие, и было бы жестоко с моей стороны не выслушать вас. Но — третьего раза я не допущу. Еще одно дерзкое слово, еще одно оскорбление — и я поступлю с вами так, как положено в подобных случаях. Так, как поступил бы с зарвавшимся секретарем, например, граф Агайрон. Возможно, я даже проконсультируюсь у него, каким именно способом он наказал бы наглеца, забывшего свое место. Ясно вам?

— Да, герцог, — Саннио поклонился, и, поскольку господин вернулся к письму, тихо вышел из кабинета, удивляясь, что жив, здоров и получил такое странное распоряжение. Беседовать с Керо на эту тему? Легче утопиться в старом колодце, который вырыт на заднем дворе. Снять жестяную крышку и сигануть вниз. Герцог — мужчина, и в разговоре с ним многие вещи можно называть своими именами, но как говорить с девицей Къела? Какими словами? Саннио подозревал, что будет заикаться и мямлить; ну да ладно: он должен и обязан, даже не потому, что герцог приказал… Если бы герцог запретил, Саннио все равно поступил бы по-своему. К Керо он пришел уже вечером, когда герцог уехал на бал. Постучал в дверь, услышал «войдите!», осторожно приоткрыл дверь. Керо сидела перед зеркалом в своей спальне, расчесывала волосы. Пепельная волна падала почти до пола. Тяжелые густые волосы вились на концах.

— Да, сударь Васта? Чем обязана? — девушка увидела его отражение в зеркале, но не обернулась. Тонкая рука мерно проводила гребнем по волосам.

— Я хотел поговорить с вами, — Саннио всегда обращался к ученкам на «вы», а сейчас иначе и не смог бы. Он сел на обитый бархатом круглый табурет. — Герцог хотел, чтобы я сделал это, да я и сам хотел.

— О чем же? — равнодушно спросила северянка.

— О том распоряжении, которое вы сегодня получили от герцога… — Саннио покраснел, а вот Керо, как было видно в зеркале, — ничуть. Движение руки не замедлилось ни на миг.