Поднимите мне веки

И вовремя.

Рвануло так, что мало не показалось.

«Почти как взрывная волна», – подумал Валерий, когда по ним ударил сухой, горячий и необычайно плотный воздух, причем с такой силой, что даже слегка оторвал от земли.

И все. Тишина. Только звон в ушах и где-то там, в отдалении, птичий пересвист.

Они подняли от земли головы одновременно. Не сговариваясь, ошалело поглядели друг на друга, затем на камень, который на глазах опускался вниз, уходя под землю.

Константин было вновь оперся на руки, явно собираясь вскочить и опять ринуться вперед, но друг был начеку и сразу навалился на него всем телом, прижимая к земле и шипя в самое ухо:

– Куда ты?! С ума сошел?!

– Там же Федя! – взвыл Константин.

– Где?! – в свою очередь заорал Валерий. – Ослеп, что ли?! Нет его там! Нет и… не было, – произнес он упавшим голосом, но, углядев кое-что, белевшее метрах в трех от них, произнес, указывая рукой: – Но вот привет свой он, кажется, нам прислал…

– И это все?! – Не веря глазам, Константин уже вторую минуту разглядывал пачку мелко-мелко исписанных листков, туго перетянутых веревкой, на одном конце которой свисал привязанный перстень. – Это все?! – в который раз повторил он, обращаясь к другу и жалобно заглядывая ему в глаза.

Тот лишь вздохнул и виновато развел руками.

– Но если это все, выходит, мы не успели? А как же… Федя?

И вновь ответом было молчание, правда, весьма красноречивое, говорящее куда лучше любых слов.

Камень к тому времени практически весь ушел под землю – виднелась лишь самая макушка. Плоская, она чуть поблескивала синевой под лучами утреннего солнца, словно прощалась с этим миром навсегда, да скорее всего так оно и было.

– Все! – сурово произнес Валерий, отвернувшись – смотреть на страдающего Константина было невмоготу. – Это был его выбор. – И прочел вслух концовку: – «Простите, но я не вернусь, потому что люблю ее. Дядя Костя, уверен, что именно ты меня поймешь. И еще – друзей не бросают».

– Кровью писал, – зачем-то уточнил Константин. – И, возможно, своей.

– А может, настоящий выбор только ею и подписывают, – пожал плечами Валерий и, пытаясь отвлечь друга от печальных бесплодных размышлений, осведомился: – Кстати, когда шарахнуло, то у меня сложилось такое впечатление, будто камень раздвоился. Да и не он один – весь мир, причем одна половина поползла куда-то вбок, а потом щелк, и исчезла. Ты не обратил внимания?

– Из-за ударной волны, наверное. Шарахнуло-то будь здоров, – равнодушно отмахнулся Константин. – А у тебя к тому же еще и зрение плохое, вот и… Хотя вообще-то у меня тоже возникло похожее впечатление, но я решил, что померещилось.

– Сразу двоим? – усомнился Валерий. – Глюки, они лишь в наркопритоне ко всем одновременно приходят, если доз хватает, да и то содержание разное.

– Зубы заговариваешь, да? – наконец-то догадался Константин. – О какой-то ерунде говоришь, когда Федя… – И, не в силах сказать больше ни слова, возмущенно потряс пачкой листков.

– Ну не скажи, – возразил его друг, но, поняв, что сейчас любая попытка отвлечь Константина обречена на провал, вздохнул и сознался: – Ну если честно, то да, заговариваю. И… по-моему, ты зря так уж переживаешь, – тронул он его за плечо. – Друзей ведь и впрямь не бросают, верно?

– И еще любовь, – вздохнув, напомнил Константин.

– А что, весьма уважительная причина, – согласился Валерий, поинтересовавшись: – Кстати, может, пояснишь, почему он написал, что именно ты его поймешь?

Константин молчал, сосредоточенно разглядывая перстень. Друг терпеливо ожидал ответа.

– Наверное, потому, что он когда-то правильно понял меня, – наконец медленно произнес Константин. – Возможно, он понял даже то, что я вот уже десять лет боялся сказать самому себе… – И, тяжело вздохнув, неожиданно улыбнулся. – Молодец у меня племяш! Все правильно! Хвалю!

Ряжск

Январь – март 2011