Подноготная любви

П.: Галя мне говорила, что она не его одного в Центре от импотенции вылечила.

Ольга: Она? Исцеляла кого-то? Что-то я сомневаюсь! Нет, не может быть!.. Хотя… Знаю, у одной на работе горло вылечила. Точно. Но импотентов? Нет, не знаю. Ничего не могу сказать.

П.: А как же он мог жениться, если, говоришь, у него семья?

Ольга: А ну и что? С него и это станется. А может, никакой семьи и не было никогда…

П.: А как долго это у них продолжалось?

Ольга: Сколько встречались? С год, наверное. Или полгода. Я точно не знаю.

П.: А как ты думаешь, кто из них был инициатором отношений?

Ольга: Он, конечно. Я же говорю: ни одной юбки не пропускал. И в любви объяснялся. И Гале тоже. Хотя, в сущности, она ему ни на минуту не была нужна.

П.: (Больно, очень больно… Опять приезжий… Почему именно приезжий? Что-то здесь не то… Сталин — с Кавказа, Гитлер — из Австрии, Наполеон — с Корсики…) Так… А закончилось по чьей инициативе?

Ольга: По его же. Очень некрасиво, причём, всё это сделал.

П.: Как?

Ольга: Так. Некрасиво — и всё. Даже не хочется рассказывать. Ему же нужно было жениться. В Москве обосноваться.

П.: Галя, знаю, в дом свой его не ввела.

Ольга: Да.

П.: А почему?

Ольга: А ты спроси: ему нужно было это? Нужды ему не было — вот она и не ввела. А если бы была, то, наверное, сделала бы, как ему нужно…

П. не случайно обратил внимание на ту деталь, что «дорогой экстрасенс» был приезжим. В который уже раз в его жизни воспроизводилось одно и то же положение. Любая его более или менее продолжительная связь заканчивалась однотипно: после того как очередная дама предавала, у неё вскоре (!) случалась страстная, до лихорадки, любовь. Начиналась она грязно, заканчивалась и вовсе омерзительно. Так что же тут важного? То, что женщины предают, — это не новость, то, что страстная любовь случается, — тоже, то, что вскоре и после, — занятно, но поразительно то, что объектом страсти всякий раз оказывался приезжий. Или история приключалась на выезде. Причём объект вовсе не был интеллектуалом из какой-нибудь другой столицы, вовсе нет, они были, на удивление, даже не из провинции, а из самой что ни на есть тупорылой глубинки. Принюхивающиеся — да, но выраженных говнюков сотни тысяч и в городах, тем более в столицах, почему же непременно — глубинка? Наш П. и раньше обратил внимание на эту закономерность, ещё до того, как стал писать, и даже прежде, чем стал углублённо изучать психологию. Но заметить закономерность — одно, осмыслить её — нечто иное. Обратил внимание — и правильно сделал: в этой закономерности отражался способ существования и его самого, и тех женщин, которые оказывались рядом с ним… И вот — снова пример страстной любви, грязное начало, омерзительный конец, и опять, опять приезжий!! Правда, есть и отличие: у Гали не после, а до. Расширение пространства для размышления… В чём же разгадка? Приезжий, неважно откуда, отличается от местных немногим: манерой говорить, манерой кивать, манерой не соглашаться, и т. д. Таким образом, те, кто привык, скажем, визуально (по мимике, жестам и т. п. — это во многих случаях надёжный способ) определять скрываемые за потоком слов истинные намерения собеседников, не давая себя провести своим, с приезжими могут обмануться.

Людей можно разделить на три типа: визуальный, аудиальный и кинестатический. Женщина визуального типа скажет про свою неудавшуюся причёску: мне кажется (видится), что не получилась. Аудиального типа скажет: я слышу, все говорят — не получилась. А кинестатического: чувствую — не получилось. Люди разного типа по мировосприятию существенно друг от друга отличаются. Очевидно, что женщине кинестатического типа безразлично — приезжий перед ней или нет. Злобу она всё равно чувствует как злобу. А вот женщине визуального типа — не безразлично. Она оценивает намерения оказавшегося рядом зрительно. Оценивая именно внешние проявления, она определяет необходимый уровень защиты от поползновений её поработить. Но у приезжего мимика и жесты иные; пытаясь по движениям неизвестного оценить внутренние его побуждения, её логический, и без того женский, ум перегружается, отключается, и она впадает в гипнотический транс. В этом её состоянии, если любой, даже среднепринюхивающийся индивид скажет «я тебя люблю» — для неё это приказ. В бессознательном смысл фразы теряет исходный смысл и превращается в приказ к определённому поведению — изображать по отношению к нему любовь. «Я» — для неё это она, «люблю» — как это делается, она видела, «тебя» — это его. Да, таковы свойства языковых безымённых перевёртышей в устах подавляющих: они, минуя критическое мышление, фиксируются непосредственно в подсознании. И потом ритмически лязгают изнутри ржавым металлом: «Я тебя люблю… Я тебя люблю… Я тебя люблю… Я тебя люблю — я его люблю!..» Таким образом, приезжий, только потому, что он приезжий, обходит местных как гипнотизёр, целитель, император, жулик, проповедник… Вспомним, хотя бы, Сталина. Вождь русских — нерусский, с Кавказа. Вождь немцев — Гитлер, хоть и немец, но из Австрии, другая культура, быт… Наполеон не из Франции, а с Корсики. Русские цари по крови — немцы, англичане…

То, что предававшие П. женщины влюблялись страстно, причём именно в приезжих, выявляет, что все они, эти женщины, относились к визуальному типу. Естественно, что и наш Психотерапевт сам относится к тому же типу — на разных языках долго не поразговариваешь. Двое должны или видеть, или чувствовать, или слышать. Так уж устроена жизнь, что «тайна двоих» — тайна только для несведущих, всё рассчитывается, и лучше это понимать, чем недопонимать, — и смириться. К визуальному типу, безусловно, должна относиться и Возлюбленная — она и относится. Отсюда и потенциальная опасность подпасть под феномен «страсти к приезжим» — что и произошло. То, что Возлюбленная — экстрасенс среди экстрасенсов, не должно вводить в заблуждение: она здоровая женщина, целителей превосходит и в чувствительности, визуальные же способности ещё выше.

В закономерностях «страстной любви» есть и другие аспекты. То, что предававшие П. женщины вскоре расплачивались за своё предательство страстной любовью, и именно вскоре, тоже закономерно. Наш Психотерапевт в поисках себя от заблуждений и зависимостей пытался защититься логическими построениями. Скажем, его пилят за разбитый сервиз — он как дважды два доказывает, что он в этом виноват быть не мог, хотя бы потому, что дома его в это время не было, да и сыпался сервиз не из его рук, а из её. Люди вообще, а женщины в особенности, свою неправоту осознать не в состоянии. Женщине согласиться с собственным несовершенством — это всё равно, что от самой себя отказаться, поэтому, следуя гордости, отказываться им приходится от логики как таковой. От защищающей, заметьте, логики. А это — подверженность внушениям. Следствие — психоэнергетическая травма, она же, если исходит от мужчины подходящего возраста, — страстная любовь. Вообще говоря, любое предательство порождает ложное самооправдание, а это — разрушение целостности логической защиты бессознательного, за что следует расплата в виде «любви». Предательство — это отказ от верности, нарушение первой заповеди: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим…» Но расплата — страх и страсть — следует вообще за нарушение любой заповеди. Или, если вам угодно, за отсутствие живой связи с Господом. Но это уже математика высшая… Так что, очень правильно отреагировало цепкое восприятие П.: приезжий… Очень важно…

… Ольга: А я ей говорила — нашла, из-за кого расстраиваться. Тоже мне, сокровище… Фигня… Но ведь она, если что в голову себе вобьёт — хоть кто ей что объясняй, бесполезно… А всё равно, я не хочу верить, что это из-за него брат мой погиб.

П.: Но ведь ты же сама пришла к этому выводу? Что авария произошла уж слишком неестественно?

Ольга: Да, сама. Но теперь верить… не хочу.

П.: Мне Галина дочка говорила, что они клали твоего брата и над ним колдовали. А потом сказали, что жить будет долго.

Ольга: Да. А потом он почти сразу погиб.

П.: Галя участвовала?

Ольга: Нет. Но… не может быть, чтобы из-за них…

П.: И, тем не менее, это возможно. Делается, к примеру, внушение не видеть красных машин. Человек пропускает машины всех цветов, вообще осторожен, но странным образом оказывается под колёсами именно красной. Отрицательная галлюцинация называется. А у Гали были положительные.

Ольга: Что?!!

П.: Не знаешь? Она же в этом Центре галлюцинировала. Наяву. Часто прямо в помещении. К примеру, к ней приходила Божья Матерь и говорила, что на всё, что в Центре происходит — высшая воля. Надо помогать всеми силами. Она что, разве не рассказывала?

Ольга: Нет. Странно, мне казалось, что она мне рассказывает всё.

П.: Понятно. Она вообще насчёт женщин не заблуждается… Так… Видения были разные. Ангелы приходили… В вышний град приглашали… Разные видения. Но, в сущности, на одну тему. Это мы сейчас, совсем недавно выяснили, что её на них кодировали, ржавые рельсы и так далее, а раньше она всего этого знать не могла. Представляешь, как ей трудно было выпутаться?

Ольга: Наверное… Да… Подсвечник! Подсвечник!!. Мне кажется, что тот ржавый подсвечник, который мы никак не можем у меня из сердца вытащить, это мне они поставили.

П.: В каком смысле?

Ольга: В таком. Не можем. Не могу. Это их работа.

П.: Как это случилось?

Ольга: Он и с Галей в храм ходил, свечку за нас с Сергеем ставили — так подсвечник тогда и появился.

П.: Они ходили в храм? Вместе?

Ольга: Да.

П.: Когда это?

Ольга: Да была одна вечеринка…

П.: Рассказывай, рассказывай!

Ольга: Мы с Галиным братом поссорились, разбежались в разные стороны, времени много прошло — я про него и думать забыла. Другим человеком занялась. Словом, всё. А тут Галя мне звонит и говорит: приходи, посидим. Она будет, этот её, «дорогой», а ещё её Сергей — то ли будет, то ли нет. В общем, свести захотели… Я прихожу в эту её комнату — а там тогда чья-то мебель хранилась, что-то вроде склада было, это уж потом оттуда всё вывезли, — а Сергей к стеночке прижимается — несчастный-несчастный такой. Согнулся весь. Таким влюблённым я его никогда не видела. Посидели… Они меня напоили…

П.: Напоили? Разве… Галя?.. Она же не… Ей же одной рюмки — на весь вечер!..

Ольга: Н-н… Не помню. Ничего не помню. Я же говорю: меня — напоили. Сергея тоже. А напоив, собрались и пошли в храм — свечку за нас поставить. А нас с Сергеем оставили.

П.: В храм?..

Ольга: А как же? Для него свечку, к священнику каяться — первое дело. И вообще, чувствуется, что это — его. Мы с Сергеем, соответственно, остались ночевать. А потом, никуда не денешься… — нужно жениться. А этот целитель фигов ещё говорил, что только я к нему впервые на приём пришла, он за мной сразу же образ увидел. Симпатичного такого молодого человека — ну в точности Серёжа. Что мы друг для друга созданы… Воля, дескать, Божья. Муть всё это! Но как не верить, если он себя ведёт ну чисто отец родной!