Поднять Россию с колен! Записки православного миссионера

А вообще мое видение этой проблемы созвучно с тем, что о неофитстве сказал Патриарх Алексий:

«Неофит — это недавно обратившийся к вере человек. Это удивительная пора в жизни человека, своего рода „медовый месяц“ — все внове, все в церковной жизни радует своей благодатной и смысловой наполненностью. В нормальном неофите душа восторгается перед огромным миром, вдруг распахнувшимся перед ней. Радость об обретении Истины перерастает в желание служить Ей всей своей жизнью. Но именно потому, что это время легких взлетов и возгораний, время неофитства может быть и временем серьезных искушений. Сегодня люди входят в церковную жизнь в основном через книги. И есть опасность, что первыми церковными книгами станут издания легковесные, исполненные суеверий. Другое возможное искушение может состоять в том, что человек слишком буквально воспримет прочитанное. И автор книги подлинный святой, и книга у него замечательная. Но порой те слова, что должны были целить души, в некоторых умах превращаются в таран, которым те начинают сокрушать все вокруг. С полюбившейся цитатой они всматриваются в жизнь других верующих людей, сличая с этой цитатой, видят расхождение и начинают критиковать и осуждать, доходя до прямого кликушества и раскольничества. Наконец, если человек слишком прямолинейно отождествляет Православие с тем или иным его социальным или культурным отражением, он становится борцом за какую-то частную идею, может быть и в самом деле связанную с Православием, но при этом такой самозваный борец как-то упускает из виду Христа. Он больше дорожит своими идеями, нежели Таинством Причастия Христу. Каждому из нас стоит помнить, что центром жизни христианина является Евхаристия как главное таинство Церкви, созидающее Тело Христово и являющееся способом Богообщения. Прихожане должны ясно сознавать, что центром, вокруг которого и ради которого они собираются воедино, является не священник, не та или иная храмовая святыня, не та или иная — пусть даже самая возвышенная — идея, но Сам Господь и Его Жертва».

О «работе с молодежью»

«Работа с молодежью» — жуткий термин. Жуткое в нем — манипулятивность. Нельзя манипулировать людьми. Не должно быть никаких «антропологических» технологий, в том числе и технологий воцерковления. Что может делать Церковь? Прежде всего — не мешать, не травмировать нашим собственным поведением тех, кто еще в поиске. В Евангелии есть удивительная история о слепорожденном, который услышал, что в Палестине появился целитель по имени Иисус. У него не было шансов встретиться с Ним, потому что он был слеп и прикован к одному месту. Но однажды, сидя у дороги и собирая милостыню, он понял, что мимо него проходит тот самый Иисус. И закричал: «Иисусе! Помилуй меня!» А вот те, кто шел вместе со Христом, т. е первые христиане зашикали: не отвлекай, не мешай…

Именно это слишком часто происходит в нашей церковной жизни: когда люди, которые раньше стали христианами, обвыкли в своей вере, поскучнели и стали не помощью, а скорее препятствием для христианизации других людей.

О «приходизме»

Во всех конфессиях есть такая болезнь — парохиализм. От греческого слова «парикия» (приход), по румынски звучащим как «парохия». В общем — «приходизм». Когда человек считает, что привычки его прихода — это и есть вся церковь. Ему бывает очень неприятно узнавать, что Православие может быть разным. Что все гораздо сложнее.

Лишь со стороны кажется, будто Церковь — это сплошная казарма. Либеральная пресса так и пишет:

«Вместо коммунистов пришли попы». И, соответственно, люди боятся попасть во «вторую КПСС». Поэтому миссионерски важно показать, что пространство Церкви — это пространство мысли, пространство дискуссии, что мы признаем за человеком право на ошибку. Если человек ошибся, то за этим не последуют оргвыводы, запреты, анафема. Есть, конечно, вещи, в которых мы безусловно должны быть едины, а есть пространство разнообразия.

Как-то я встретился с одним юношей-старообрядцем, который сам еще не до конца осознал свое «староверие», присматривался. И вот он решил малость на меня «наехать». Я же ему говорю: «Ты действительно хочешь, чтобы церковная жизнь строилась по заветам древних святых отцов?» — «Да, конечно, поэтому-то я — старовер». — «Но посмотри на вот эту заповедь одного из тех двенадцати святых отцов, которых Вселенские соборы называют нормой Православия, а именно блаженного Августина: „В главном — единство, во второстепенном — разнообразие, и во всем — любовь“. Теперь скажи мне, в чем староверы разрешают разнообразие?»

Он задумался и сказал: «Я подумаю, потом приду». Но так больше и не пришел…

Я не претендую на то, чтобы всегда быть голосом Церкви и выражать официальную позицию. Часто я просто говорю о своем понимании некоторых проблем. Еще раз повторяю — когда речь идет о проблемах, не имеющих соборно-догматического оформления (ибо согласие с догматами Вселенских Соборов есть минимально необходимое условие членства в Церкви).

Церковная речь не сводится только к перебиранию и цитированию догматов. Есть огромное количество вопросов из жизни, а не из Библии. И вот эти не-догматические вопросы разные священники и богословы решают по-разному.

Это то, что пугает многих в Православии, и то, из-за чего я в него влюбился. Действительно, очень сложно жить в таком состоянии свободы. Католикам хорошо: у них есть папа: Roma locuta, causa finita («Рим сказал — дело закончено»). Баптистам тоже легче: у них бумажный папа — Библия. Привел нужную цитату — и все, думать больше не надо. Мозги отключаются, точнее, работают только в режиме «поиск» (поиск нужной цитаты).

У православных все гораздо сложней. Здесь вопросов больше, чем ответов. И ответы часто бывают разные. Поэтому вопрос истины в Православии — это не вопрос дисциплины и послушания. Это вопрос любви. Тот святой, которого ты понял и полюбил, становится для тебя авторитетнее (если в каком-то вопросе он расходится с другим святым). Тот священник, которому ты открылся, которого ты выбрал (а духовника для себя каждый выбирает сам) — он и становится для тебя голосом Церкви. Думать же, выбирать, любить — надо учиться самому.

Человек, когда приходит в церковь, неизбежно оказывается дезориентирован. Это хорошая дезориентация. Тут верны слова Ницше: «Нужно иметь в душе хаос, чтобы родить танцующую звезду». Когда человек проходит через покаянный кризис из неверия к вере, если этот кризис настоящий, если человек всерьез приходит к вере, то поначалу у него обязательно должно появиться чувство никуда-не-годности всех его прежних знаний. Будь я хоть трижды профессор, я должен быть готов учиться у любой бабулечки, потому что в церковных делах она понимает больше. Если у человека, входящего в церковь, нет такой решимости, то он никогда не воцерковится. Если неофит не готов слушаться самую обычную церковную бабку, это значит, что такой человек ищет себя в Церкви, а не Христа в себе. Всеверие же — это следствие нормального покаянного кризиса.

Но то, что нормально в детстве, ненормально позже. Памперсы хороши в младенчестве, но шагать в памперсах по жизни было бы странно. Изначальное неофитское вседоверие со временем может вылиться в серьезный кризис. Я бы назвал это искушением изосакральности, когда для верующего все одинаково свято, все церковные голоса воспринимаются как голоса назидательные.

Если он не научится искать голос Церкви, не научится ориентироваться в многообразии церковных голосов, то он рискует повредить свою душу. Если в сознании начинающего церковного человека все одинаково сакрально и авторитетно, если для него одинаково дорог и голос «почетной прихожанки», и голос настоятеля, и голос листовки, набранной церковно-славянским шрифтом, и мнение Евангелия, суждение Патриарха и интернет-сплетня, советы профессиональной паломницы и определения Церковного Собора, то голова закружится, завьется… Знаете, когда человек находится в магнитной аномалии, он не может ориентироваться по компасу. Если все небо высвечено Полярным сиянием, невозможно распознать яркость и различие звезд. Нельзя найти ориентиры в стандартных блочно-панельных «Новых Черемушках» или в искусственных лесопосадках среди деревьев одинакового возраста и породы.

Вот и церковные звезды и звездочки надо различать. Неофит искренне желает быть церковным послушником. Но чтобы слушаться, надо слышать. Надо уметь расслышать голос Церкви. А где он? В чьих устах?

Помнится, вскоре после своего вхождения в Церковь, я стал думать над этими вопросами. И подошел к своему приходскому священнику: «Батюшка, я понимаю, что мирянин должен слушать священника. Но ведь и священник может ошибаться. Понимаю, что более высокая инстанция — епископ. Но и епископ в Православии не обладает статусом непогрешимого оракула. Понимаю, что надо верить в то, что сказанное тебе вот именно сейчас именно этим епископом надо воспринять как волю Божью. Но вот если справа от меня стоит один епископ и говорит одно, а слева стоит другой епископ и в ту же самую минуту говорит другое — кого я должен слушать?» Реакция спрошенного батюшки была совершенно нормальна — он рассмеялся. Сцена и в самом деле была комична: стоит 19-летний юнец и разглагольствует: слева от меня — один епископ, справа — другой… Кстати, в ту пору я еще живьем не видел вообще ни одного епископа. Но сегодня-то такие случаи в моей жизни бывают! Так что сцена была смешной, а вопрос все равно — серьезен.

По мере нравственного взросления человек должен выработать в себе аксиологию, учение об иерархии ценностей. Именно — ценностей, хороших реалий. Разные ценности и авторитеты иногда входят между собой в конфликт. Из подобного рода столкновений надо учиться выходить. Без этого человек травмирует и себя и окружающих своей недостаточно осмысленной верой.

Неофиту необходимо по пути своего воцерковления создать иерархию ценностей, иерархию авторитетов (точнее, не столько создать ее самому, сколько понять ее наличие в Православии).