Подонок в вашей голове. Избавьтесь от пожирателя вашего счастья!
Шрифт:
Скептику много что могло не понравиться в этой истории. Но суть того, что Будда постиг под тем деревом, а потом передал своим ученикам, была восхитительной. В который раз подсказанная кем-то мысль надолго поселилась в моей голове.
Насколько я понял, главная идея Будды была такова: в мире постоянно что-то меняется, и мы страдаем, потому что привязываемся к преходящим вещам. Главная тема «учения» Будды (это грубый перевод слова «дхарма») вертится вокруг слова «скоротечность» – того самого слова, которое бродило в моей голове, когда я лежал на диване в офисе и размышлял о редеющих волосах и карьере в нестабильной среде. Будда исповедовал старую истину: ничто не вечно, включая нас. Мы умрем, и все наши близкие тоже. Слава уходит, красота увядает, континенты сдвигаются. Фараонов побеждают императоры, которых в свою очередь сменяют султаны, короли, кайзеры, президенты. Эта пьеса происходит
В отличие от тех религий, с которыми я сталкивался по работе, буддизм не обещал спасения в форме какой-то догмы, побеждающей смерть. Скорее он призывал просто принять то, что нас убивает. Дорога к настоящему счастью, говорил Будда, заключается в глубоком понимании скоротечности. Только осознав, что все проходит, можно слезть с карусели эмоций и увидеть свои надуманные переживания под увеличительным стеклом. Открыв глаза на реальность, можно, как говорят буддисты, «отпустить все» и отбросить свои притязания. Как написал один буддистский автор, ключ к прозрению – «познание риска».
Эта фраза – «познание риска» – просто поразила меня. Она отвечала на мой девиз «Риск – это плата за безопасность» и показывала все мои карьерные тревоги в новом свете. Если безопасности не существует, то зачем беспокоиться о рисках?
На протяжении 2500 лет буддисты познавали человеческий разум, эту безвкусную, бесцветную и бесформенную вещь, через которую мы пропускаем всю свою жизнь. Они составили подробные списки всего: Три Характеристики Любого Явления, Четыре Благородных Истины, Четыре Высших Эмоции, Семь Факторов Просветления и так далее. Еще они придумали названия для огромного числа разных привычек, которые я замечал у себя – например, «сравнивающий разум» и «жаждущий разум». У них было название даже для того случая, когда меня что-то беспокоит, и я мгновенно создаю катастрофические сцены будущего в моем воображении (например, – облысение– > потеря работы– > трущобы). Буддисты называли это «прапанча», что переводится приблизительно как «разрастание» или «империалистическая способность разума». Точно подмечено: что-то происходит, я начинаю переживать, и эта тревога очень быстро захватывает мое видение будущего. Моей любимой буддистской крылатой фразой стало выражение, описывающее бурление эго: «обезьяний ум». У меня никогда не получались метафоры про животных, поэтому эта показалась мне отличной. Наш разум – как маленький шимпанзе, непоседливый и неуемный.
Но каким бы убедительным ни было для меня буддистское учение, оно вернуло меня к старым вопросам, с которыми я сражался со времен Экхарта Толле. Не является ли буддистское «отпусти» призывом к бездействию? Отрицая желания, должны ли мы опускать руки? И разве плохо «привязываться» к близким?
Были и другие вещи, которых я не понимал. Если буддизм предполагал счастливую жизнь, то что означала главная фраза Будды: «Жизнь – это страдание»? Ну и потом, конечно, был вопрос о просветлении. Будда утвеждал (а его современные последователи, включая доктора Эпштейна, похоже, верили в это), что можно прийти к «концу страданий» и достичь Нирваны. Я не мог не издеваться над Толле за его термин «духовное пробуждение», буддисты тоже не получили скидку.
Несмотря на непонимание, меня все больше увлекало то, что я узнавал об исторической личности, которая раньше была для меня лишь украшением лужайки. Я чувствовал, что, наконец, добрался до чего-то очень существенного. Это была уже не концепция какого-то странноватого немца, а древняя философия, завоевавшая доверие таких умных людей, как доктор Марк Эпштейн. Мое прежне хаотичное блуждание резко обрело направление движения.
Я решил сделать усилие и применить все, что узнал о буддизме, на практике. Прямо посреди нашей свадьбы. Ужин уже подали и съели, и пришло время танцев. Мы услышали далекий звук труб. Через минуту я узнал песню – «Я все еще не нашел то, что искал» группы U2. «Возможно, не лучшее настроение для свадьбы», – подумал я. Но это было не важно: музыка была
приятной, и гости уже были заинтригованы. Вошли восемь багамцев в местных костюмах, они играли на трубах, тромбонах, тубе и барабанах. На островах это называется «Представление Джункану». Я схватил Бьянку, которая чудесно выглядела в своем платье, и мы выстроились в линию в танце следом за этими музыкантами. Я был целиком поглощен тем, что происходит. Никаких лишних волнений: я знал, что это короткий момент, и я наслаждался им, насколько это было возможно.Я всегда был уверен, что моя свадьба мне не понравится. В моем понимании это событие только для невесты, а жених просто должен стоять и улыбаться. Еще мне было страшно, что после долгих лет свободы я буду переживать что-то вроде мандража перед выходом на сцену. Как всегда, мои прогнозы не оправдались ни на йоту. Это был лучший уикенд в моей жизни.
В тот день вообще не было места для грусти. Мы поженились на острове Харбор, в волшебном месте, где люди ездят на маленьких гольф-мобилях, а преимущественное право движения на дорогах принадлежит диким курам.
Свадьба была небольшой: всего 50 гостей, только родственники и самые близкие друзья. Все приехали на три дня, каждый день люди проводили на пляже, где песок был в прямом смысле розовым, а каждую ночь мы устраивали вечеринку. Обычно молодожены коротко перекидываются парой фраз с гостями за столом, а у нас с Бьянкой было достаточно времени, чтобы поговорить с каждым.
Меня окрыляла уверенность в том, что я принял правильное решение. Я не мог представить себе брака ни с кем, кроме Бьянки. Моя подруга Регина сказала мне: «Для человека с ужасными суждениями ты неплохо справился с самым важным решением своей жизни». Но помимо этого было и еще кое-что. Моя увлеченность буддистской литературой приносила плоды. В течение всего уикенда я заставлял себя остановиться, оглянуться и вкусить момент, пока он длился. Это были мелочи – я бегал на побегушках у Бьянки, помогал ей, например, разложить в комнатах гостей тщательно подготовленные подарки. И мне это нравилось. Или меня оставили с моей невыразимо очаровательной племянницей Кемпбелл, пока все ушли обедать. Она сидела на моем колене и довольно агукала, а я ел чизбургер, стараясь не капнуть кетчупом ей на голову.
Были и большие, значимые моменты, как, например, сама церемония. Или чудесная речь шафера, моего брата. Он сорвал овации, безжалостно высмеяв меня. «Излишняя обеспокоенность Дэна собственным здоровьем, – сказал он, – была замечена. Ходили слухи, что мировая юстиция подумывает убрать здоровье Дэна из списка вопросов». Взрыв смеха.
Следующая шутка из его сатирического монолога оказалась пророческой. «Эта ипохондрия, – сказал он, – на самом деле симптом еще большей проблемы – Дэн уникальный случай человека, охваченного беспокойством, на его фоне даже Вуди Аллен выглядит буддистским монахом».
Как только я вернулся домой после свадьбы, беспокойство снова заявило о себе. Это случилось после ситуации на работе, с которой я не мог справиться буддистскими методами.
Однажды пятничным вечером я бросил взгляд на телевизор в своем кабинете и увидел, что Дэвид Мьюир ведет «Мировые новости», будничный выпуск, главную передачу, до которой меня допустили всего один раз. Хуже всего было то, что это получалось у него чудовищно хорошо. Я сделал тройное сальто «сравнивающего разума», «обезьянего ума» и «прапанча». Гребаный Мьюир сделал меня. Он гораздо лучше, чем я. У него такие густые волосы. Я пропал.
Ко всему этому добавилось чувство вины. Я чувствовал себя ужасно из-за того, что завидовал парню, который всегда меня поддерживал. Я хотел бы просто поболеть за него.
Этот эпизод снова поставил ребром все мои трепещущие вопросы о буддизме. Не могу ли я иногда завидовать? Не могу ли я тревожиться из-за того, что он получил этот шанс, а не я? Может ли зависть быть топливом, позволяющим добиться успеха и сохранить его? Разве нельзя совместить «плату за безопасность» с «познанием риска»?
Согласно социологическим опросам, более 50 % американцев не верят журналистам. Но по факту люди нам перезванивают.
Вскоре после звездного часа Мьюира в «Мировых новостях» я раздобыл телефон офиса Марка Эпштейна и оставил ему сообщение. Я сказал, что я репортер и его большой поклонник и спросил, может ли он со мной встретиться. Он сразу же перезвонил мне и согласился.
Примерно через неделю после звонка (или через 8 месяцев после открытия Экхарта Толле) я сел в такси и поехал на встречу с буддистом-психоаналитиком в Трибека Гранд отель, который находился всего в нескольких кварталах от его офиса.