Подонок. Я тебе объявляю войну!
Шрифт:
Вот уже его губы касаются моего уха, вызывая сонмище мурашек. И это точно не случайность. Его прикосновения легки, почти невесомы. И не сказать, что он меня целует, просто трогает губами. Но это приятно до дрожи. Даже не догадывалась прежде, какое ухо чувствительное место.
И тут я различаю его шепот:
— Мы ничего не взяли. Хочешь я схожу за попкорном или соком?
— Нет, — отказываюсь я. Смолин выпрямляется. А мое разошедшееся сердце потихоньку успокаивается. Только ухо, которого касались его губы, все еще горит.
Перед глазами мелькают лица, я даже узнаю парочку актеров,
— Я уснула? Давно фильм закончился? — встрепенувшись, кручу головой по сторонам.
— Не очень, — благодушно улыбается он. — Но, по ходу, уже пора возвращаться в отель. И тут же в подтверждение его слов мне звонит Арсений Сергеевич. В панике частит: «Женя! Где ты?! Скоро выезжать в аэропорт, а тебя нет!».
В отель мы несемся со всех ног, благо далеко уйти не успели. Заскакиваем в лифт, и снова будто дежавю. Нет, Смолин не набрасывается с поцелуем, но смотрит на мои губы так, словно взглядом проделывает вещи и похлеще вчерашнего.
До моего номера снова бежим, останавливаемся у двери лишь на пару секунд. У Смолина самолет в два часа ночи, а у нас уже через три часа вылет.
— Ну, ладно, мне пора. Пока Арсения удар не хватил. Спасибо за сегодняшний день… и за цветы… и за всё…
— И тебе… спасибо, — говорит он полушепотом.
— Тогда до завтра. Увидимся в гимназии?
— До завтра… — Он все-таки наклоняется и быстро целует меня в висок.
62. Стас
Из аэропорта домой меня привозит отцовский водила, сам отец тоже на ногах. Несмотря на то, что уже так поздно, что даже рано. Начало пятого. Встречает он меня в холле. С самым свирепым видом. В общем-то, Сонька меня уже оповестила, что «папа очень зол». Видимо, уже в курсе, что я не пошел на олимпиаду.
Пока я раздеваюсь, отец испепеляет меня взглядом. Затем кивком велит идти за ним, в его кабинет. Это у него такая фишка — устраивать разнос именно там, по-хозяйски сидя за столом, а я чтобы стоял перед ним, пока он орет. В принципе, поорать он может в любом месте, но серьезные разборки проводит только в кабинете. Видимо, на работе так привык.
— Мне тут сообщили, — начал он, усевшись в кресло, — что ты даже не соизволил явиться на олимпиаду.
Тихо, с угрозой произносит он. И замолкает, продолжая сверлить меня взглядом. Паузу выдерживает. Я тоже на него пялюсь, но, наверное, как баран на новые ворота. Пустым и равнодушным взглядом. Потому что вся ярость, от которой меня позавчера чуть не рвало в клочья, испарилась. А я ведь столько всего хотел ему высказать, а сейчас просто лень. И на него мне плевать. Ни злости, ни обиды к нему, ничего не осталось.
Это всё Гордеева.
Вспоминаю ее, вспоминаю, как мы вчера по Новосибу гуляли, и губы сами собой тянутся. Отец тотчас взрывается:
— Он еще и улыбается, паршивец! Весело тебе? Выставил меня идиотом и веселишься?!
— Да пофиг мне на твою олимпиаду. А идиотом ты сам себя выставил.
— Что?! —
ревет он, подскакивая с кресла.— Да знаю я всё. Был я в той школе и слышал про твои старания, — и, передразнивая того старпера, повторяю его слова: — Позвонили сверху, первое место должно быть у Станислава Смолина. Поправьте его тест, если вдруг что.
Отец на короткий миг ошарашенно моргает.
— И вот сейчас ты мне еще какие-то предъявы выдвигаешь за то, что я не захотел в этом цирке участвовать? Я… блин… я даже не знаю, почему вообще тут с тобой объясняюсь. Это ты должен мне объяснять, какого черта ты лезешь? Везде лезешь? Я что, по-твоему, дебил, который сам ничего не может?
Но замешательство отца длится всего несколько секунд. Просто не ожидал, что я узнаю. Но ничего стремного в этой ситуации он не видит, даже наоборот. И, проморгавшись, начинает на меня орать с новой силой:
— Лезу? Я лезу?! Ублюдок неблагодарный! Ты хоть представляешь, кого мне пришлось напрягать? И чего мне это стоило?
— А кто тебя просил? — повышаю я голос. — В прошлом году мое первое место… это тоже ты? Тоже людей напрягал?
Отец яростно раздувает ноздри.
— Ты на кого тут покрикиваешь, щенок? Другой бы спасибо отцу сказал… К матери отправиться захотел? Так это быстро можно устроить.
— Да я хоть завтра отсюда свалю.
На самом деле, если б не Сонька, давно так сделал бы.
— Ах ты паршивец! Я тебе свалю! Твареныш неблагодарный! Весь в свою убогую мать… Ее дурная кровь… Ничего из тебя не выйдет. Ничего в этой жизни без меня ты не добьёшься. Потому что кроме гонора нет у тебя ничего, а на одном гоноре далеко не уедешь. Я-то думал, хоть из сына что-то толковое вырастет… А ты… тьфу… Зря я старался, зря надеялся…
— Ничего, у тебя есть еще шанс с Инессой попробовать.
— Ты сейчас договоришься у меня! — рявкает он, потом, прищурившись, сообщает: — Кстати, знаешь хоть, кому первое место досталось? Дочери вашей поломойки.
Отец произносит это таким тоном, словно пытается меня поддеть или уязвить.
— Жене? Гордеевой? — воодушевляюсь я сразу.
— Да. Ей. Ну как, приятно? Дочь какой-то поломойки тебя уделала. Позорище. Всё, прочь с моих глаз.
Спать я не ложусь, смысла уже нет. Принимаю душ, потом открываю контакт. Нахожу страницу Гордеевой и отправляю запрос в друзья. В соцсетях я вообще-то не сижу, и все эти номинальные френды и подписчики — по мне, полная ерунда. Но у Гордеевой закрытый профиль, типа только для друзей. А мне давно хотелось посмотреть, что у нее на странице.
Часа не проходит, как она принимает мой запрос. И я наконец попадаю в ее пространство. Она тем временем мне пишет:
«Привет! Как долетел?»
«Весь полет проспал. У меня для тебя есть хорошая новость»
«Правда? Какая?»
«Ты заняла первое место на олимпиаде».
«Правда? А откуда ты знаешь? Нам говорили, что объявят дня через три»
«Отец сказал. Так что поздравляю!»