Подорожники

– Ты мне общественный порядок не нарушай. Я тебя сейчас отправлю на лёгкий труд. Будет тебе отдельный номер.

Аникин обиделся сразу, схватил мужчину, как учили на заставе, где он три года защищал рубежи родины. Припёр мордой к стенке штиблетника. Тот вдруг заныл, заныл:

– Я командир народной дружины, – вырывался из сильных рук незнакомец, но не мог вырваться. – Я при исполнении… Я порядок охраняю…

– Если ты на посту, зачем водку кушаешь? – от командира несло, а не пахло свежевыпитой водярой, будто бы он принял стакан вот только что и зажевал луком. – Видали мы таких командиров. Тебе доверили, а ты напился, как… – Аникин не стал клеветать на домашнее животное и пошел к себе в номер, согласно квитанции, но встряхнул мужчину, как пустой мешок.

Не успел Аникин умыть лицо, как в номер стремительно вошёл милиционер, краснокогая дежурная и поодаль – маячил мужчина в серых брюках, держа в руке оторванный рукав от пиджака. Аникин сразу понял, что народ в этой деревне сволочной, и придётся отсидеть пятнадцать суток. «Он бы мог себе морду ещё набить, но не решился, – подумал Аникин, вытирая руки.

– Что себе позволяете? – заговорил сержант, заглядывая под кровать, за шифоньер, обыскивая четырёхместный номер глазами.

– Оскорбил, как мог. За что, – притворно плакала чёрными слезами дежурная. – Требует номер. Тут их целая банда с утра околачивается. Я позвала дружинника Колесникова. Он и народную дружину избил. Грозился всех зарезать…

– Сколько можно врать? Никого не избивал. Даже рукав себе свой оторвал. Вот этот пьяный дружинник и набросился на меня, а теперь старается из себя пострадавшего изобразить. В коридор он выходил в рубашке. Пиджак висел на стуле. Я приехал за помощью. Комбайн сломался. А тут… Храплю я очень громко. Стал просить отдельный номер, чтобы людей не беспокоить, а эти граждане накинулись, стали обзывать, руки закручивать.

– Забери его, Иваныч, на пятнадцать суток, узнает, как отрывать рукава. Пьяный, как сапожник. Тут их пятеро кучковались. Пили в номере.

– Незнаю, кто с вами кучковался. Я – спиртное с посевной не пью. Техника.

– Собирайтесь, – сказал милиционер, – Разберёмся. Зачем рукава отрываешь хорошим людям? Выпил человек чуть-чуть, а может, у него зуб разболелся…

Понял Аникин, что чужой он тут, а значит, виноват. Утром вышел из гостиницы, недоумевая, почему у него такой лёгкий портфель. Ни банки с мёдом, ни бутылки с водкой в нём не оказалось. Он вспомнил, как дышал сначала в стакан, потом в бумажный кулёк, как их нюхали два человека в форме, как удивлялись, как смеялись, когда узнали, зачем он просил номер.

Как вы понимаете, доброта требует жертв. Забота о ближнем привела Аникина в отделение милиции. Заплатил он за рукав, за разбитый графин и стакан. У него не оказалось свидетелей, которые бы подтвердили, что он никого не трогал, никакие графины не колотил. Что такое справедливость – это стечение обстоятельств. Справедливость, доброта, как показал опыт, наказуемы. Если бы Аникин был обыкновенным человеком, когда ему нахамили, то есть плюнули на щёку, он бы ласково подставил вторую и при этом культурно использовал платочек, то с ним ничего такого не случилось. Аникин не был обыкновенным, он был добрым.

ОДНАЖДЫ В КУПЕ

Пассажирский фирменный поезд лениво отполз от бетонного причала Казанского вокзала и во всю прыть помчался в Сибирь. Попутчица у Валентина Павловича Нелюбова, сдававшего экзамены за третий курс Полиграфического института, была одна. Сначала Таисия Ивановна Халдина хотела расселиться с незнакомым мужиком в соседнее пустое купе, но раздумала, так как этого попутчика она уже немного узнала, а кто знает кого к ней подселят на следующей станции. Это, может быть, ворчащая старушка или заливистый ребёнок трёх месяцев от родов.

Так они ехали, проникаясь тёплым расположением друг к другу. Нелюбов выбегал на станциях и отыскивал кедровые орехи, свежие грибы и газеты. Таисия Ивановна понимала, что грузди-грибы не могут быть свежими в начале июня, но ела их старательно с аппетитом и с отварной жёлтой картошкой, улепленной зелёными веточками укропа. Они узнавали друг друга с каждой остановкой всё больше и больше.

В Арзамасе Валентин Павлович разжился небольшим, но сладким арбузиком, состоящим из чёрно-зелёных полос и короткого сухого хвостика. Таисия Ивановна собрала семена.

– Успею посеять. Приглашаю, если что уродится.

Она почти всё свободное время уделяла саду и огороду. Нелюбов на пятнадцати сотках развёл большой сад. Участок у него был, как и у всех, но сосед, собравшийся в родину предков, подарил ему свой ухоженный садик с бассейном и баней. За необязательными разговорами летело время, как составы за окном. Валентину нравилась женщина. Удивляло то, что она с полуслова понимала его. Денег у него не было лишних, но на картошку с грибами хватало. Соседка проявляла настойчивость, старалась, чтобы её деньги участвовали в покупках. Работала она в детской клинике. Одно время оперировала на детских глазах. Судя по оброненным коротким фразам, ей муж встретил прихлынувшую перестройку с радостным испугом. Потеряв работу в строительном тресте, отчаянно запил вместе с такими же сокращёнными. Она пыталась ему помочь, организовать частную строительную фирму, но после какой-то махинации, оказался под следствием. Через полгода всё утряслось. Он ушёл из семьи, чтобы не обременять Таисию своим большим долгом.

Жена Нелюбова много лет работала на торговой базе. В новое время организовала там же на базе торговлю стройматериалами. Появилось много свободных денег и товарищей. Аглая много не пила, но приходила домой каждый вечер навеселе. Часто задерживалась у подруг, которые нуждались в её помощи. Помогала она всем, кто бы ни обратился. Иногда отдавала последнее, забыв, что есть двое детей и муж, который в типографии ещё не научился печатать доллары.

В квартире Нелюбовых постоянно кто-то ночевал, так как не мог добраться до остановки автобуса или трамвая. Случалось ему вызывать неотложную помощь подруге, у которой начинало плохо работать сердце. Если Нелюбов срывался, советуя пить поменьше больной, то Аглая, выпустив когти, бросалась в атаку, защищая честь и достоинство незнакомой подруги.

Нахлынувшие реформы сбросили с людей путы скромности, поломали рамки порядочности и долга. Забыли некоторые люди свои семейные обязанности. Растворился без осадка стыд. Пить принялись ожесточённо, не разбирая, что пьют и с кем.

Валентин Павлович рассказал, как изредка встречается со школьными друзьями на природе, у костра.

– Обычно варим уху, жарим, шашлык, ставим палатки для детей. Фотографируемся на фоне закатов и рассветов. Я знаю, что мои друзья не перепьются сухим вином, не полезут в озеро, доказывая удаль. Зимой приезжаем на дачу. Наряжаем яблоньку. Дети с восторгом развешивают игрушки, которые сами делают. Женщины соревнуются в кулинарных конкурсах…

– Тоже люблю готовить. Девочек приучила заниматься домашними делами с удовольствием, а не по необходимости. …Заканчивают медицинский.

Пожилой дядька – вагонработник – никого не подселял к ним. Вторые сутки они ехали в странном и восторженном чувстве узнавании друг друга. Делились рецептами приготовления лагмана, шашлыков, мясных деликатесов. Записали адреса и телефоны. У Нелюбова слегка покруживалась голова. Ему ещё никогда не было так чудесно, как это общение с очаровательной женщиной.