Подполковник Ковалев
Шрифт:
Снопков, о чем-то шепотом посовещавшись с Веденкиным, подошел к доске, кнопками прикрепил лист бумаги — над старыми фотографиями крупная чернильная надпись: «Кто есть кто?»
— А ну, красные кадеты, навались, узнавайте своих, — предложил Снопков, — и сообщите мне, в бюро розыска…
Мужчины сгрудились у доски, поднимались на цыпочки, выглядывали из-за плеча.
— Клянусь всеми пончиками мира, — воскликнул Авилкин, указывая пухлым пальцем на крохотную голову, — вот этот пацаненок — Кирюшка Голиков, у которого тогда пропали часы! Товарищ майор, — обратился он к Тутукину по старой памяти, — Голиков сейчас военным атташе…
— Громадяне! Это, ей-богу,
— А вон, в углу мастерской… нынешний генерал Максим Гурыба.
— Геша, иди сюда… Посмотри на свои породистые родинки во времена нежного возраста.
— А это — Жорка из «штаба шпаргальщиков»…
— Нет, председатель «Комитета общественного спасения».
— Эти органы позже слились…
— Слушай, Осман-паша, ты помнишь, мы привесили гирю к донышку стула физика? — спрашивает Снопков.
Физик, обнаружив гирю, разразился гневной речью. Самое сильное ругательство у него было: «А-р-р-тиллерийские лошади!»
— А худенький, на коне, — наш художник Андрюшка Сурик… У него экзамены.
— И рядом — Венька… Его наградили медалью «За отвагу» — обезвредил фашистские мины под Курском… Сейчас — майор.
…Приоткрылась дверь в исторический кабинет. Дежурный по училищу передал какую-то бумажную полоску Веденкину. Виктор Николаевич потряс ею над головой, призывая к тишине.
— Получена телеграмма, — многозначительно сообщил он. — «Не смог приехать — родился сын. В честь Суворова назвал Александром. Обнимаю всех. Савва Братушкин».
Поднялся неимоверный шум.
— Савва еще на выпускном вечере обещал преподавателю русского языка присылать только телеграммы, чтобы не налепить ошибок!
— Ай да левый крайний!
— Роду Братушкина — многие лета!
Вскочили со своих мест Пашков и Каменюка.
Ковалев прокричал:
— Тихо! Есть предложение послать Савве ответ: «Поздравляем рождением сына. Следующего назови Михаилом в честь Кутузова. Слет суворовцев».
— Утвердить, — пробасил Пашков.
Где-то вдали пропела труба: «Бери ложку, бери бак, нету ложки, беги так!»
Несколькими минутами позже за дверью протопали в столовую мальчишеские ноги. Чей-то возмущенный голос произнес извечное:
— Суворовец Громов, не выходите из строя!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
— Володя, — тихо сказал Боканов Ковалеву, — Алексей Николаевич Беседа оставил письмо. Просит, чтобы мы поговорили с его орлятами. Так сказать, педагогический заказ…
— Но когда?
— Отсюда все пойдут в ресторан, а мы на тридцать-сорок минут задержимся…
— С удовольствием…
— Тогда пошли…
Когда Ковалеву было столько же, сколько его Петру сейчас, тридцатидвухлетний Боканов казался ему стариком. Теперь эта разница в годах словно бы стерлась, и свои сорок Владимир Петрович не воспринимал, как стариковские, а в Сергее Павловиче, хотя и продолжал чувствовать учителя, но не на столько уж старше его, Ковалева.
Вообще произошли странные сдвиги в возрастных представлениях: Каменюка выглядел ровесником Ковалева, Павел Анатольевич Авилкин — старше Снопкова. В детстве разница в три-четыре года казалась огромной, ныне орбиты сблизились.
Дежурный по училищу, молодой горбоносый майор, привел Боканова и Ковалева в свою комнату.
Под настенными часами стоял, с трубой, вдавленной в слегка приподнятое колено, парнишка из музвзвода. Он вытянулся при появлении офицеров.
— Алехин, трубите сбор! — приказал майор, и горнист вышел.
…Актовый
зал до отказа наполнен подростками. Боканов стоит перед ними, ждет, когда наступит полная тишина, таким знакомым Ковалеву жестом поглаживает ладонью щеку.Владимир Петрович сбоку смотрит на воспитателя. «Все-таки время свое берет: стал сутулиться, вон складка пролегла на щеке. А так — всё те же большие, сильные руки, внимательные, не утратившие силу, глаза, неторопливость… В каждом из нас есть что-то от него. У одного — больше, у другого — меньше, но есть».
— В наше училище я пришел к исходу войны. А мой друг, полковник Беседа, был здесь с самых первых дней… Еще когда чернила суворовцы делали из черных ягод, бумагой для письма служили прочитанные газеты, а вместо стекол в спальнях вставляли фанеру. Ребята попадали к нам с улицы. Всяко добро… Но мы верили, очень верили…
Сергей Павлович говорил недолго, понимая, что припасенное им «наглядное пособие» должно произвести на ребят наибольшее впечатление.
— Я предоставляю слово командиру полка Владимиру Петровичу Ковалеву, из первого выпуска нашего училища…
Юнцы замерли. О-о-о! Совсем интересно! Орден Красной Звезды. Значок мастера спорта СССР. И суворовский…
Неужели и они такими будут? Но когда? Но как это произойдет?
Владимир Петрович подошел ближе к рампе:
— Я командир общевойсковой и хотел бы передать вам кое-какой личный опыт: чтобы прямее шли вы к цели, не уклонялись от нее. В ваши годы я тоже думал: «Пехота за лето проходит полсвета. Пылит… Тащит на себе снаряжение… оружие, навьючена до предела, это мне не подходит… выберу лучше что-нибудь техническое… Или на иняз поступлю, стану военным переводчикам».
Теперь с острым интересом посматривает на Ковалева Боканов. Так и не смирён темный хохолок на макушке. Вспыхивают желваки на широких челюстях. Во всем облике — сдержанность и внутренняя сила.
— Не подумайте, что я против вашего поступления в училища летные, танковые, ракетные, — продолжал Ковалев. — Но разрешите замолвить слово в защиту матушки-пехоты?..
В третьем ряду, у высокого сводчатого окна, сидит мальчишка, очень похожий на сына Петьку, и Ковалев, избрав его главным слушателем, говорит, словно бы обращаясь к нему одному. По выражению лица этого паренька старается определить — доходит ли то, что говорит, до всех?
— Сейчас у пехоты стальные ноги и панцирь. Пехотинец стал мотострелком, сел в бронетранспортер. Инфракрасная техника, электроника помогают нам видеть ночью так же, как днем… Специальные приборы обостряют слух. Уверяю вас: революция в военном деле это не только межконтинентальные ракеты, подводные атомоходы, стрелокрылые самолеты, прорвавшие звуковой барьер, всепогодная авиация вертикального взлета и посадки, птурсы [3] , точно поражающие танки, и танки, заправляющиеся из трубопровода… Революция эта преобразила и «царицу полей» — пехоту. Она стала еще могущественнее. Ракеты находятся в ее негустых боевых порядках. Удесятерилась плотность огня. Быстроходная траншейная машина заменяет труд тысяч землекопов… Мотострелковая дивизия, пройдя за короткое время огромное расстояние, вступает с ходу в бой. Скорость — огонь — маневр. Точный расчет… Решающая роль секунды… Требование небывалой организованности… В армии просто интересно служить!
3
Противотанковые управляемые реактивные снаряды.