Подпольная империя

Нащупываю стену. Гладкая, похоже сделана из ДВП. От влаги его выгнуло крупными пузырями. Иду вдоль стены и нахожу дверь. Дёргаю, пытаюсь открыть, но она, кажется, запертой. Ладно… Шарю рукой по стене и, о, чудо, нахожу выключатель.

Щёлк и… да будет свет, сказал электрик… Становится светло. Я жмурюсь, в первое мгновение глазам больно, но они быстро привыкают. Я стою внутри небольшой бытовки. Вешалка, пустой стол покрытый газетой, эмалированная кружка, топчан, заваленный тряпьём, табурет. Ещё один табурет. Лопат и другого инструмента нет. Заглядываю под лежанку. Только пыль клочьями.

На стене плакат. Рука, состоящая из пяти разноцветных лент, держит горящий факел. На нём символ Олимпиады. Кремлёвская башня, составленная из полос, символизирующих беговые дорожки. На заднем плане кремль и золотоглавая Москва. Вселяющая гордость надпись гласит: «Москва столица игр XXII Олимпиады».

Итак, что мы имеем? Пока я собачился с Киргизом, кто-то подкрался и долбанул меня по затылку. Я осторожно ощупываю голову. Да. На затылке волосы в запёкшейся крови. Больно кстати. Прикосновение болезненное, да и вообще, голова болит. Гудит, как чугуняка.

Значит долбанули по затылку и вырубили. Очевидно, это было спланировано. Так что гнев Киргиза, мог быть постановочным, хотя и не факт… И вот я здесь, в темнице. Я подхожу к выключателю и вырубаю свет. Незачем сигнализировать о своём возвращении из небытия.

Двигаясь вдоль стены, я подхожу к окну и раздвигаю плотные занавески. За окном темно. Не абсолютная темнота, конечно, но огней не видно. И звёзд нет… почему? Я приглядываюсь и замечаю на стекле капли. Дождь… А ещё замечаю решётку, защищающую окно.

Нащупываю ручку и раскрываю узкие створки. Внутрь врывается свежий воздух, прохладный и влажный. Я протягиваю руку и пробую пошевелить решётку. Прикручена намертво, даже на миллиметр не поддаётся. Мне приходит в голову, что я дёргал дверь на себя, но не попробовал толкать в другую сторону.

Разумеется, в процентах вероятность того, что она заперта, составляет девяносто девять целых и девять, девять, девять, девять, девять… после запятой. Но проверить, всё-таки стоит. Я возвращаюсь к двери, пересекая помещение и по-прежнему держа руки вытянутыми.

Глаза привыкают к темноте, но свет снаружи почти не попадает, поэтому нихрена практически я не вижу. Я нащупываю дверь, нахожу ручку и берусь за неё. И в этот момент она резко открывается.

Передо мной возникает чёрный силуэт человека. Твою дивизию! От неожиданности и, чего уж там, с перепугу, а также подчиняясь инстинкту и движимый условными рефлексами, я превращаюсь в могучий таран, бронебойное орудие и сваеукладчик, и наношу максимально сильный удар головой. Раздаётся хруст и слабый стон.

9. Сангиус! Сангиус!

Не мешкая ни секунды, я изо всех сил отталкиваю, стоящего передо мной человека и выскакиваю из вагончика. Делаю пару шагов и… останавливаюсь… В мокром сумраке ночи всё же видимость гораздо лучше, чем в бытовке. И, разумеется, я замечаю несколько человек, стоящих вокруг.

— Эй, ты куда это разогнался? — раздаётся насмешливый голос.

Голос хриплый и низкий, но мне кажется, принадлежит он женщине. Я бросаю быстрый взгляд. Их всего восемь, и один стонет, ползая по земле. И ещё где-то рядом должен быть Киргиз… Значит, десять… Почему его нет, кстати?

— Где Киргиз? — спрашиваю я, с трудом разлепляя губы и пытаясь получше разглядеть этих людей.

Во рту пересохло и язык почти не слушается, но я заставляю его шевелиться. В груди снова закипает злость. Что за маскарад? У них чёрные плащи с капюшонами. Серьёзно? Это прикол такой?

— Где Киргиз? — повторяю я.

— В тебе много ярости, — скрипит голос. — И это хорошо. Это то, что мне надо. Я заберу её всю, всю твою ярость! Давайте, порочные рабы ночи, выбейте из него ярость, но не смейте забирать жизнь. Eius vita ad me pertinet! Вперёд, чёрные братья. Deinceps!

Это звучит так же тупо, как тот чувак из ютубчика, который «ломай меня полностью». Впрочем, я не успеваю поразмыслить над тем, что это за хрень, потому что порочные братья, или кто они там, набрасываются на меня и начинают дубасить деревянными кольями. Впрочем, делают они это непрофессионально и даже неумело, поэтому жизненно-важные органы, мне удаётся уберечь. Но, в любом случае, приятного в этом нет ничего.

Несколько раз они сами вскрикивают и матерятся, попадая друг по дружке. Что за бредятина вообще! Совершенно ясно, что это не урки, а ряженные клоуны. Сраные реконструкторы. Инквизиторы, мля. Было бы их чуток поменьше или без палок хотя бы…

Я падаю на землю и они расступаются.

— Сознание потерял, — тяжело дыша, говорит один из моих палачей.

— Сorruit in terram! — торжественно объявляет скрипучий. — Верните его в вагончик! Но на этот раз свяжите, потому что он слишком дерзок, и его Ид слишком неукротим.

Ид? Серьёзно? Это что-то из психоанализа вроде. Меня скручивают и заносят обратно в бытовку, кладут на пол и обматывают верёвкой. Они практически превращают меня в кокон, но не могут завязать ни одного нормального узла. Эти ребята явно не скауты.

— Брат Куспис, возьми непосвящённого и вместе с ним сторожите это тело.

Кто-то несильно пинает меня в живот.

— Нос мне сломал, сука…

— Ничего брат, Ултор, ты ещё насладишься страданиями виктимы.

Похоже, из дурки был массовый побег. Иначе, я просто не знаю, чем это можно объяснить…

Все расходятся и оставляют меня в покое. Я лежу, опутанный верёвками у лежанки, головой к двери. Мои стражи садятся на табуретки к столу.

— Выключи свет, — говорит один из них.

Второй встаёт и, подойдя к двери, щёлкает выключателем. Потом возвращается за стол. За окном становится чуть светлее, должно быть, луна вышла. Стало быть, и тучи растащило.

— А что значит Куспис? — спрашивает тот, кто ходил выключать свет. — Почему тебя зовут братом Кусписом?

— Это значит остриё, лезвие, — горделиво поясняет он и чиркает спичкой. — Латынь. Тебе придётся подучить малёха. Драп будешь?

— Что-то не хочется…

— Да ладно, чё ты, на дёрни. Это инфернальный огонь в твоей руке. Магистресса одобряет.