Подпольная империя
Шрифт:
— А взамен что?
— А взамен нужно просто съездить вместе со мной и помочь с одним дельцем. Хочу увидеть, на что ты способен. Как ты на это смотришь?
Она улыбается широкой и открытой улыбкой, хотя мы оба понимаем, в том, что она только что сказала нет ничего весёлого.
— Знаешь, — продолжает Айгюль, — на мой взгляд самое ценное во всех этих Оксфордах, Кембриджах и Йелях, ладно, пусть и Сорбоннах тоже, это то, что, окончив некоторые из них, ты оказываешься хорошо знаком со многими очень влиятельными людьми этого мира. Но этой же цели можно добиться и другими путями.
Понял, как не понять. Я киваю. Хорошо бы ещё и живым остаться после лабораторных в твоём универе.
— Я тебя понял, — говорю я и чувствую вкус металла во рту.
А это явное предчувствие крепкой заварушки. Айгюль встаёт и делает знак Абдуле. Тот моментально подскакивает к нам.
— Махмуд, — приказывает она. — Проводи нашего гостя, пусть переоденется.
Абдула, оказавшийся Махмудом, молча кивает, в духе “слушаю и повинуюсь, моя госпожа”.
— Спасибо за угощение, — говорю я, тоже вставая.
— На здоровье. Иди за Махмудом и приготовься. Через полчаса выезжаем.
23. Погнали
Мне выдают армейскую хб, афганку без опознавательных знаков. Ткань гладенькая, так называемая “стекляшка”, редкая и желанная в моё время. Я быстро переодеваюсь. Кроссовки разрешают оставить.
— Давай-давай, пошёл, — подгоняет меня Махмуд.
Тоже мне, замкомвзвода. Ты мне сначала баньку истопи, спать уложи, а потом уже командуй. Демонстративно неспешно выхожу во двор. Я ведь не просто боец, я человек с репутацией.
Но, что касается баньки, то её и просить не надо. Жара всё ещё не отступает. Хэбэшка не продувается, да, собственно, и ветра никакого нет, одно лишь плавкое отупляющее марево.
Провожу тыльной стороной ладони по лбу. Всё лицо мокрое. Несколько дней понадобится на адаптацию. Во дворе стоит защитного цвета буханка. Пять минут назад её ещё не было. Рядом с ней переминаются трое парней в такой же одежде, как и я. Из дома выходит старый сухощавый дед с редкой бородой. Он в халате и шлёпанцах с загнутыми носками. Хоттабыч.
— Нематулла, Нематулла, — шепчут парни.
Он что-то сердито говорит по-узбекски, а потом поворачивается ко мне. Осмотрев с ног до головы, повелительно машет рукой, мол подойди. Я подхожу.
— Здравствуйте, уважаемый, — говорю с почтением.
Он молча ест меня глазами.
— Тебе лет сколько? — наконец спрашивает по-русски.
— Семнадцать.
— Щенок совсем. Пороха не нюхал.
Он начинает крутить головой и вдруг неожиданно громко кричит:
— Айгюль! Где тебя носит?! Айгюль!
Вот молодец старикан, использует положение, гарантируемое возрастом по полной программе. Что мне нравится в Средней Азии — это уважение и почтительное отношение к старикам. Впрочем, это, наверное, связано с тем, что я уже и сам не дитя. Чем старше становишься, тем больше ценишь подобные вещи.
Айгюль выходит из другого здания, маленького и косенького.
— Подойди, — прикрикивает Нематулла завидев её, и машет рукой.
Она подходит с улыбкой, с какой обычно разговаривают с детьми.
— Зачем, — сердито продолжает старик, — тебе этот нестреляный
юнец? От него только и жди неприятностей. И себя защитить не сможет, что уж говорить про других. Эй, Махмуд, ну-ка врежь ему как следует!Смотри, какой кровожадный. Это что вообще значит, “врежь”? Махмуд, похожий на Абдуллу из “Одинокого солнца”, быстро подходит и, не слова не говоря, резко замахивается и наносит удар, вернее, пытается нанести. Козлина!
Я на автомате, не задумываясь и, в общем-то, не отдавая себе отчёта, отступаю, блокирую его руку и резко выворачиваю. У него даже кости трещат.
— Отпусти, — велит Нематулла и качает головой.
— Так, — вступает Айгюль уже безо всякой улыбки. — Садимся в машину. Ехать далеко, а времени уже много. Давайте. Резвиться потом будете, когда дело сделаем.
Махмуд смотрит хмуро и потирает плечо. Ну а что ты хотел?
Я замечаю, что у всех есть небольшие вещмешки.
— А где мои личные вещи? — уточняю я.
— Получишь, когда вернёмся, — отвечает Айгюль и поворачивается к Махмуду. — Почему он без вещмешка?
Махмуд молча кивает и уходит в сторону дома. Через минуту появляется с таким же мешком, как у всех. Там котелок, кружка, смена белья, консервы. Ничего особенного.
— Всё, по местам! — снова командует Айгюль, и на этот раз мы забираемся в машину.
Она садится на переднее сиденье, а я с остальными парнями размещаюсь на жёстких продольных лавках в салоне. Мда… Путешествие будет приятным. И комфортным…
— Сегодня доедем до Джизака, — объявляет Айгюль. — Будем ехать часов пять. Там заночуем и рано утром отправимся дальше. А завтра в пути проведём целый день.
Выезжаем. Вот такое путешествие. Вместо конференции и торговых переговоров я участвую в неназванной операции в составе диверсионной группы. Я, конечно, не знаю, что у нас за задачи, но выглядит это всё как-то стрёмно.
Бабки мои забрали и, мало того, что я не знаю, кто такая на самом деле эта Айгюль и действительно ли она связана с Фериком Ферганским, так ещё и не понимаю, куда влип и для чего еду с басмачами, переодетыми в зелёных человечков.
И едем мы, вообще-то совсем не в сторону Ташкента, если я верно помню географию родной страны. Завтра в пути будем целый день. И куда же это мы направляемся? Уж не на границу ли с Афганом? Блин… Зад будет квадратным после такой поездочки. На этой лавочке даже не уснуть нормально. Хотя, чего это я, давно ли в неженку превратился? Спать в случае чего и стоя можно, опыт есть…
— Ребят, — нарушаю я всеобщее молчание после часа медитативного созерцания природных красот и шума ветра и двигателя. — А когда у вас дыни пойдут?
Горы, холмы, не слишком буйная, мягко говоря, растительность, всё это чрезвычайно красивое однообразие и неудобное положение тела, с невозможностью погрузиться в сон, немного утомляют. Горячий воздух, врывающийся в открытые окна, треплет волосы, а неопределённость сосёт сердце.
Никто даже звука не издаёт, чтобы утолить моё любопытство. Понятно. Путешествие рискует стать самым увлекательным в моей жизни. Я качаю головой и прикрываю глаза. Не сплю, разумеется, но и думать особо не получается.