Подруги в поиске

— Сейчас мы с тобой вместе оторвёмся на любимой рыбочке.

Я почувствовала её запах и чуть не захлебнулась слюной. Быстро достала вилку и стала глотать кусочки селёдки, как утка.

— Да подожди ты! — остановила меня подруга и забрала из-под носа контейнер. — Давай сначала вскипятим чай. Ты пойми, беременным нельзя много есть солёного. Появятся отёки, поднимется давление, это вредно и для тебя и для ребёнка. Надо есть медленно и понемногу, чтобы прочувствовать вкус.

Вкус этой селёдочки я прочувствовать уже успела. Он был необычно приятным, а филе сельди оказалось очень нежным.

— Ты эту селёдку готовой покупала? — поинтересовалась я, чтобы потом спросить где, и тоже там её приобретать.

— Нет, сама приготовила.

— Сама? — удивилась я. — Расскажи, как?

Я дрожащими руками взяла ручку и листок.

— Записывай, — сказала подруга. — Дать оттаять при комнатной температуре один килограмм свежемороженой сельди. Снять с неё кожицу. Отделить от костей две половины филе. Разрезать вдоль на пять полос каждую половину, а затем порезать поперёк на кубики. Добавить одну десертную ложку соли, сок одного лимона, четыре столовые ложки холодной кипячёной воды, одну чайную ложку чёрного молотого перца, четыре столовые ложки подсолнечного масла. Всё перемешать. Дать постоять сутки и можно есть.

— Здорово! Теперь я смогу сама её готовить!

— Через сутки, — продолжила рассказ Таня, — я раскладываю готовую селёдочку в небольшие пластмассовые контейнеры и замораживаю, а когда надо, достаю, оттаиваю и ем. С этой заготовкой можно готовить селёдку под шубой, делать салат с зелёным горошком и луком, салат с огурцами и другими овощами, с яблоками. Всё получается вкусно. Так что дерзай, подруга!

Мы дождались, когда закипит чай, заварили его, налили в чашки, и принялись за селёдку с чёрным хлебом. Вкуснятина неописуемая!

— Ириш, — обратилась ко мне подруга, — я недавно дежурила в приёмном отделении нашей больницы. Ко мне подошёл молодой человек, который разыскивал девушку, попавшую к нам после взрыва дома. Он показал её фотографию. Представляешь, это была та девушка, которую мы отправили в психиатрическую больницу. Я спросила, кем он ей приходится? Он ответил:

— Я — её знакомый.

А мы не имеем права никому, кроме близких родственников, сообщать о направлении больных в такие больницы. Скорее всего, это её жених. Не повезло парню.

* * *

Недавно к руководству нашего телеканала обратилась администрация города. Она предложила нам провести серию репортажей из детских домов и дома малютки. Глава города был обеспокоен ростом численности брошенных детей, поэтому распорядился начать акцию по поиску приёмных родителей и усыновителей для них.

Сотрудникам этих детских учреждений предписывалось подготовить информацию о каждом ребёнке. Нам необходимо было снять о детях материал с учётом этой информации и пустить в эфир. Мой руководитель предложил заняться этим делом мне. Но я честно сказала, что, в связи со своей беременностью, стала очень сентиментальной, и, скорее всего, не смогу подготовить качественный материал. Тогда эту работу поручили Людмиле Стародумовой. В четверг вечером вышла первая передача из дома малютки. Я решила посмотреть материал дома по телевизору. Передача началась с показа комнаты, в которой находилось примерно десять детских кроваток, а в них спокойно стояли, сидели и лежали малыши. Вероятно, они наблюдали за оператором с камерой. Когда на лицо каждого ребёнка наводили объектив, с экрана смотрели детские грустные глаза, приученные не плакать. Слёзы душили меня, но я продолжала смотреть передачу. Вот оператор медленно повернул камеру, и, не остановившись на ребёнке, лежащем в одной кровати, как в других случаях, чтобы показать его лицо, перешёл к следующему. Однако было видно, что там лежит чернокожий малыш. Я напряглась и стала внимательней смотреть на экран, в надежде, что его покажут ещё раз. Людмила, останавливаясь перед каждой кроваткой, рассказывала о возрасте младенцев, характере, немного касалась здоровья, и тактично объясняла причину нахождения их в доме малютки. Брала всех на руки, показывая, как будущие родители могут с каждым ребёнком выглядеть. Ни один ребёнок при этом ни разу не улыбнулся и не заплакал, словно с самого рождения им были запрещены всякие эмоции. Чернокожий малыш на экране так и не появился.

На следующий день, перед началом рабочего дня я нашла Стародумову.

— Люда, — обратилась я к ней, — вчера смотрела твой репортаж из дома малютки. Здорово получился, ты молодец. Мне показалось, или в одной кроватке действительно лежал чернокожий малыш?

— Да такой мальчик там был.

— А почему вы его не показали? Побоялись, что его никто не захочет взять?

— Нет, ты знаешь, его как раз хотела взять одна американская семья, но его не отдали. Директор дома малютки сказала, что он там находится временно, и просила его не снимать.

— А ты не знаешь, почему он там находится?

— Директор не захотела говорить об этом, а вот сотрудница одна проговорилась, что его мать после взрыва дома находится в больнице.

— Людочка, если ты ещё раз будешь там, узнай любым способом, по какому адресу зарегистрирован этот ребёнок, его имя и фамилию.

— А тебе это зачем?

— Возможно, что именно этого ребёнка разыскивает его бабушка, моя хорошая знакомая из Москвы. Её внук родился чернокожим.

— А ты знаешь, кое-чем я сейчас уже тебе смогу помочь. Оператор наш ещё и фотографировал каждого младенца. Его он снял ещё до того, как директор запретила ему это делать.

— Пошли к оператору! — потянула она меня за руку.

Она попросила его показать фотографию мальчика.

— А я не стал её делать, директор же не разрешила. Но если надо, то напечатаю. Это минутное дело.

— Сделайте несколько штук, — попросила я.

Когда фотографии оказались у меня в руках, я чуть в обморок не упала. На кроватке была прикреплена рамка, а в неё вставлен листок с данными о мальчике: фамилия, имя, отчество и дата рождения. Это был внук Нины Васильевны. Мальчик был такой хорошенький, но с грустными глазками. Я вспомнила слова Наташи о том, что Максимку из больницы забрала бабушка, и подумала:

— Тогда, почему он оказался в доме малютки? Неужели что-то случилось с родителями Даши?

Я набрала номер мобильного телефона Татьяны, рассказала о том, что нашла, где находится внук Нины Васильевны. И что, согласно информации, полученной от сотрудницы дома малютки, Даша лежит в их больнице.

— Танечка, — попросила я, — узнай, пожалуйста, не попадала ли в ожоговое отделение Пчелинцева или Вавилова Дарья. Я не знаю, какую фамилию оставила она себе после развода.

Подруга пообещала позвонить в течение часа. Через полчаса она сообщила, что девушка в это отделение не поступала. Что-то не складывалось во всей этой истории с нахождением Даши в больнице.

Думать об этом, больше не было времени, и я приступила к работе. Предстояло срочно сделать репортаж с места забастовки работников предприятия в связи с невыплатой заработной платы в течение полугода. Нам позвонили сами работники этого предприятия и сообщили, что весь коллектив бастует. А в коридоре здания, у кабинета директора, одиннадцать работников, оказавшихся в крайне тяжёлом материальном положении, ещё четыре дня тому назад установили раскладушки и объявили голодовку. Две наши съёмочные группы прибыли туда к полудню. Одной группе предстояло пообщаться с голодающими. Задача другой группы — освещать события, происходящие перед зданием управления предприятием. На его территории мы увидели большое скопление людей. У ворот путь нам преградили охранники. Один из них стал кому-то докладывать по рации о нашем прибытии. Через минуту он сообщил:

— Впускать вас на территорию нам запрещено.

Увидев наш автобус, толпа бастующих ринулась к воротам, оттеснила сопротивляющихся охранников, открыла ворота и пропустила нас ближе к входу в здание. Людмила Стародумова со своим оператором бросились к входу. Охранники стали пытаться отобрать камеру у оператора и отталкивать Люду. Завязалась драка бастующих с охранниками. Мой оператор начал всё это снимать. Люди подхватили Стародумову, её оператора и, буквально внесли на себе в здание, заблокировав своими телами дверь снаружи.