Подсадных уток убивают

– Я тебя придушу, гада. И все посчитают, что ты повесился сам, – но тут Саморядов вспомнил, что парень проходит по трем убийствам женщин и его необходимо довести до суда, и сказал: – Твое счастье, что ты нужен живым, – и, коротко размахнувшись, со всей силы врезал ему под сердце.

Парень хватанул ртом воздух и упал на колени, уронив голову на сиденье «Волги».

– Что, сволочь, попался! – выдохнул Саморядов, обыскивая карманы преступника. Достал бумажник, открыл его, увидел доллары и паспорт.

– Бумажник и нож пока останутся у меня, – сказал он Васильеву и Савельеву. – Я сейчас отвезу Ларису Васильевну домой, а вы берите его, – кивнул он на еще не пришедшего в себя после мощного удара преступника, – и везите в управление. Пока побудьте с ним в дежурке. Я скоро приеду, и мы проведем допрос.

Савельев за ворот куртки оттащил парня от «Волги», посадил на асфальт.

– Посиди здесь, – сказал он и уселся за руль «Волги». Повернул ключ, и машина завелась.

– Милицию даже техника уважает. Понял, засранец? – спросил он у парня. Но тот не ответил, корчась от боли.

– Васильев, бери его к себе в машину, и поехали, – распорядился полковник и взял перепуганную Ларису под руку. – Я отвезу вас. Пойдемте в мою машину.

Васильев достал наручники, надел их парню на запястья.

– Вставай, пошли. – Он легко оторвал преступника от асфальта. – Ну ты сам дальше пойдешь, или мне тебя тащить? Это дороже станет.

– Сам, – точно захлебнувшись, проговорил кое-как парень.

– Тогда шевели ногами. – Васильев разозлился, потому что сильно хотел спать. «Возись тут с ним», – думал он, придерживая парня под руку.

Человек, сидящий в темно-вишневом «жигуленке», внимательно следил за всем, что происходило. Он видел, как девушка села в машину к толстяку, который показался ему чудовищно смешным. Идет проливной дождь, а этот толстяк снял свой кожаный плащ и мокнет в пиджаке. Ну не идиот ли?

«Волга» и бежевая «девятка» уехали, но толстяк с девушкой сидели в машине и не уезжали.

Теперь, во время дождя, у входа в ресторан никого не было, кроме пьяного корейца. Он так и остался лежать. Спал под дождем. Его товарищи ушли продолжать расслабляться с молодыми девчонками.

Водитель темно-вишневого «жигуленка» вышел из машины. Видно, мокнуть под дождем не входило в его планы, и он бросился бежать под козырек крыши ресторана. Осмотревшись по сторонам, он крадущейся походкой пошел в тот темный переулок, где за углом ресторана стояла машина, в которую села девушка. Ему хотелось посмотреть, что там происходит.

Ни о какой любовной связи с полковником Саморядовым Лариса и не помышляла. Во-первых, он намного старше ее, а во-вторых, совершенно не в ее вкусе. И вдруг все получилось само собой.

Сначала он ее старательно успокаивал и даже предложил выпить коньяку, случайно захваченного с собой.

Лариса согласилась и сделала несколько глотков. Она замерзла, пока бродила по улицам и выстаивала у этого проклятого ресторана. Зуб на зуб не попадал, и два-три глотка коньяка оказались весьма кстати.

Щеки ее зарумянились, сразу стало тепло, и Лариса расстегнула плащ.

Захмелевший полковник таращился на ее ляжки, говорил какую-то чепуху о том, что она ему безумно нравится.

Лариса отшучивалась, как могла, а он приставал, предлагал еще выпить. Говорил, что так нужно, чтобы не заболеть и стресс снять. И Лариса послушалась. Она вообще была послушной девушкой. А сейчас ей и вовсе хотелось выпить, после всего пережитого. Ее колотило не столько от холода, сколько от страха.

Удобно развалившись на сиденье, она вдруг почувствовала себя совершенно пьяной и на секунду закрыла глаза, а открыла их, ощутив прикосновение Саморядова к своим ногам. Она даже не успела спросить, зачем он это делает, как он впился в ее губы, тихонько покусывая их и водя языком.

Первой мыслью ее было оттолкнуть его и выскочить из машины. Но она тут же представила, как это будет глупо выглядеть со стороны. Ей ведь не пятнадцать лет. А потом – отказать начальнику?..

Сперва она не испытывала удовольствия, хоть он и ласкал ее, стараясь изо всех сил. Она видела его располневшее, неприятное лицо, и это ей мешало. Самое лучшее, посчитала она, закрыть глаза, что и сделала. Теперь можно представить на месте толстяка молодого красивого парня, так она делала всегда, если мужчина ей не нравился.

На какой-то миг она открыла глаза, ей показалось, будто кто-то подошел, послышались шаги. Она покосилась на окно, никого не увидев, успокоилась. Ей было приятно, что мужчина раздевает ее и делает это страстно. Лариса еще подумала: «Неужели он способен на большее?»

Саморядов сопел, как старый боров, залезая руками под кофточку. Наконец он расстегнул лифчик, схватил ее за грудь и, почувствовав набухшие соски, затрясся.

– Ну хватит, хватит, – тихонько проговорила Лариса, отталкивая Саморядова. Но грузное тело полковника даже не пошевелилось. Он наклонился и схватил ее сосок губами, облизывая влажным языком.

Последнее, что пришло ей в голову: «Вот прицепился. А ведь он меня соблазнит. – С мужчиной такого возраста она еще не пробовала и решила: – Пусть, от меня не убудет».

Она лежала на сиденье с раздвинутыми ногами, а полковник стаскивал с нее колготки вместе с узкими трусиками, успевая еще при этом гладить ее между ног. Она так и не открывала глаз, чувствуя, как он навалился, входя в нее.

– Подожди. Остановись. Я сейчас… – зашептала она.

Но все произошло на удивление быстро, и Лариса поняла, что на большее он не способен. Сделалось обидно и одновременно стыдно.

И Саморядов засмущался, понимая, что не удовлетворил ее, и, отводя глаза, сказал:

– Ты меня извини.

Она не ответила, молча надевая трусики и колготки. Этот человек ей сейчас был противен, как никто другой. Ее тошнило от запаха его непромытого, обрюзгшего тела.

– Отвезите меня домой, – попросила она. – Муж, наверное, волнуется, ждет меня.

– Да, да. Конечно, – засуетился Саморядов. Ему хотелось побыстрее избавиться от девушки. Теперь он ее стыдился и уже в душе ругал себя за случившееся. Такая возможность представилась насладиться ею, а вот не сумел. «Зря я полез на нее. Голова забита не пойми чем, а мне секс подавай. Там убийца сидит. Ребята уже заждались», – пытался он оправдаться перед собой.