Подснежники и вонючие крысы

– Взрослые так много думают о возрасте, – сказала она. – Это всё потому, что они сами уже недалеко от смерти.

– Ммм, – отозвался я, потому что был с ней согласен.

Папа часто рассказывал нам о том, что хотел бы успеть сделать в жизни. А вот наша мама почти ничего сделать не успела, и теперь уже было поздно.

Зузу же часто говорил, что у него вся жизнь впереди, и болтал о том, чем планирует заняться когда-нибудь потом, но это тоже звучало немного странно. Он был толстый, как Джабба Хатт из «Звездных войн», у него была больная спина, да и свалка, если честно, была не самым здоровым рабочим местом. Там, например, был навес, под которым складировали опасные отходы. Ядовитые жидкости, газы и прочее. С огромным количеством красных значков – «огнеопасно» или «взрывоопасно». Совсем не сложно было себе представить и случайное падение в контейнер с древесными отходами. Там гигантский железный пресс с шипами в два счета тебя перемелет. Тогда вся жизнь уже не будет впереди. Или вот еще пресс для пластиковых отходов. Всё что угодно могло там произойти.

Наш папа всегда говорил, что свалка – не место для детей, но Наймин папа настаивал, что он за нами следит, и наш папа на него полагался. И на Кристера, вероятно.

– Думаю, они его травят, – вдруг сказала Найма.

У меня внутри что-то оборвалось.

– Я слышала, как другие тоже говорят всякое, – добавила она, глядя куда-то в сторону. – Типа Кристер ботан, задрот, и всё такое. И еще похуже. Гораздо хуже.

Тогда я поднялся и пошел прочь, но у калитки уже стоял Наймин папа. Он сказал, что отвезет нас. Мы ведь жили по соседству, и ему не нравилась мысль о том, что я пойду совсем один по темноте и при таком плотном движении.

Ехали мы молча. Выйдя из машины и захлопнув за собой дверцу, я заплакал.

Слово-чудовище

Папа смотрел зимнюю Олимпиаду. На экране телевизора светило солнце, и снег был ослепительно белым. Совсем не то, что серое месиво у нас под окнами.

Папа смотрел все соревнования. Бобслей, кёрлинг и даже хоккей. Я крикнул, чтобы папа убавил громкость, но он сказал, что ему нужен звук.

– Иначе теряется вся суть! – прокричал он с дивана.

Папа уже перестал надеяться на то, что мы будем смотреть игры вместе с ним. Я смотрел только гандбол. Хоккей казался мне чересчур скучным.

Зубы мы почистили самостоятельно, потому что папа был поглощен Олимпиадой. Там всегда показывали какой-нибудь решающий матч, и почти всегда у наших были шансы на медаль.

Когда я помахал книжкой «Братья Львиное Сердце» у папы перед носом, тот лишь покачал головой.

– Кристер может тебе почитать, – сказал папа.

Кристер и правда мог. Но он читал мне не про Тофслу и Вифслу и не про братьев, которые сражались с рыцарями Тенгиля в Терновой долине. Кристер выбирал для меня фрагменты из книжки о спецэффектах в фильмах о Звездных войнах. Иногда он принимался читать голосом магистра Йоды, и тогда мне почти казалось, что со мной рядом лежит маленький зеленый предводитель джедаев. От одной только мысли об этом мне становилось смешно.

– Вам уже пора спать! – крикнул папа.

– Спать нам пора уже, – произнес Кристер голосом Йоды, и я, отсмеявшись, пожелал ему спокойной ночи.

Позже, когда он взобрался на свою кровать, я спросил, тихонько, чтобы не слышал папа:

– Почему Сакке такой вредный?

Кристер долго не отвечал.

– Забей, ничего особенного.

– Он ведь часто вредничает? – спросил я снова.

– Именно, – согласился Кристер. – На свете есть разные люди, но ты не забивай себе этим голову.

Он сказал это совсем как взрослый.

– Они тебя буллят? – спросил я, и мой живот скрутило, но в тот самый миг с дивана долетел вопль восторга.

– Дааааааа! – кричал папа. – В яблочко!

И я больше не смог повторить свой вопрос. Было трудно выговорить даже это слово. Буллинг. Ужасное слово.

Я никак не мог уснуть. Слово казалось мне чудовищем, притаившимся в углу комнаты.

Папа

– Вы двое, – любил говорить папа, переводя взгляд с меня на Кристера. В такие моменты у него блестели глаза, а улыбка получалась радостной и в то же время печальной.

– Ну что, вы… двое, – повторял он со вздохом.

Подходящее время, чтобы сообщить ему что-то неприятное, не наступало никогда – так легко слезы наворачивались у папы на глаза.

Слушай свое сердце

Ну и типа наша жизнь продолжалась как обычно. Но моя шапка стала более колючей, да еще ботинки никогда не просыхали. Носки натирали ноги. К тому же появилось это слово. Чудовище, затаившееся под кроватью.

Было вроде как ясно, что что-то изменилось. Что вся эта ситуация с Сакке и Кристером, и со мной, и с Наймой стала началом чего-то нового.

И я понимал, что новое это станет хуже. Только я, конечно, тогда не мог себе представить, к какой катастрофе нас это приведет – с полицейскими, дымом и новостями по радио.

Конец ознакомительного фрагмента.