Подсолнух

— Нет.

Тихон скорчил свирепую рожу и заговорил — слышь ты, мул, я через сутки хожу в наряд, сутки меня дрючат в наряде все кому не лень, сутки меня дрючит комбат за охуевших без меня солдат, а тут ты мне совершаешь такой подгон, как неубранный триппер в моем расположении. Почему я, тебе, дежурному должен указывать на недоработки твоих дневальных? – Тихон перевел дух и продолжил – сейчас ты отдашь повязку дежурного дневальному, снимешь китель и проползешь под всеми кроватями в моем расположении. Весь собранный триппер представишь мне. И не дай бог его будет меньше чем две горсти. Выковыривай из щелей, заглядывай под тумбочки, от тапочек отскребай.

На лицо дежурного накатывались слезы, губы его дрожали от обиды.

Тишина казармы взорвалась громогласным «смирно» и вслед за ним, уже заглушая тихое «вольно» по взлетке загрохотали десятки сапог. Это вернулась, вместе с ответственным офицером, с ужина батарея. Дежурный был спасен от унизительной расправы.

Построив и пересчитав свой взвод Тишка рассадил всех на взлетке перед телевизором, разрешив подшиваться и писать письма, назначил старшего и пошел в каптерку. Через минуту в каптерке появился Виталик, старший сержант Тихоновского призыва, исполняющий обязанности старшины батареи.

— Здорово, Тиха, ты чего на ужине не был?

— Привет, да неохота было по такой жаре, я так чего–нибудь почифаню.

— А нет чифана – заулыбался Виталик. — Пацаны с собой в караул забрали. Давай бойца в столовую зашлем, там наш наряд, пусть картошки пожарят и банку тушняка выделят.

— Да неохота если честно. Жара такая. Кто ответственный сегодня из офицеров?

— Железо – ответил Виталик – он уже наетый по самое не могу.

— Ништяк. Я спать пойду, проведешь за меня проверку?

— Давай, вали. Я тоже сегодня с отбоем лягу, завтра в караул.

***

Казарма жила своей монотонной жизнью. Кто–то подшивал воротнички, кто–то писал письма, кто–то пялился в телевизор. Некоторые втихаря полировали иголкой патроны, изготавливая брелки, другие переписывали в блокнот идиотские армейские стишки типа:

Нас мяли как хлеб, нас вбивали в асфальт,

Кто учебку прошел, тот прошел Бухенвальд.

Атмосфера была напитана запахами ваксы, прелых портянок и копеешного одеколона «Доллар». Заканчивался еще один день, приближая своею смертью дембель.

Уже почти провалившись в сон Тишка стряхнул с себя дрему и позвал дежурного. Когда тот явился, настороженный и чуткий, Тихон сказал ему – запомни, дежурный, запомни и потомкам передай – полонез Огинского написал Огинский.

Когда дежурный, наконец уместив в своем мозгу сей невероятный факт, на цыпочках пятился от расположения Тихон уже спал, улыбаясь себе во сне дурацкой ухмылкой самого счастливого человека.

4.

Это был обыкновенный серый конверт. Отправителем на конверте значилось: США, Штат Чикаго, г. Галивут, Шэрон Стоун. Кроме этого, синей шариковой ручкой был нарисован корявый кругляш, обозначающий печать, в который не менее корявым почерком было втиснуто слово «почта».

Тихон, улыбаясь, разорвал конверт. В нем находился сложенный вдвое разлинованный листок с голубем в правом верхнем углу. Такие пошлые листки обычно идут в комплекте с конвертами и гордо именуются – почтовый набор.

Содержание письма полностью гармонировало с надписью на конверте. Жорик и его компания стояли и скалились на Тишку, предчувствуя потеху.

— Вслух, вслух читайте, товарищ старший сержант – гоготали они.

— Я вам почитаю – делал серьезный вид Тихон – вы у меня сейчас вслух будете устав учить. Статью про вынос боевого знамени. Чешите, давайте отсюда, не видите что ли, мне телка из Америки письмо написала. Дайте командиру забыть суровые будни службы. Тихон все больше входил в роль – ишь ты, пишет, не забывает. Ждёт меня, наверное. Все – обращаясь к духам сказал он – валите. Чапай рыдать будет.

Компания разочарованно поплелась прочь.

Письмо, написанное корявым Жориным почерком содержало следующие нетленные строки:

«Здрастуй дорогой мой и любимый Тихон,

Пишит тебе твоя падруга Шэрон Стоун.

Што жэж ты мне совсем не пишиш и не шлеш свои весточки и армейские фотки?

Хочу я тебе написать, мой любимый, что очень я вся по тебе заскучавшая что аж прямо вою и тоскую проливая по ночам в падужку свои девичьи слезы.

Здесь у нас на Галивуде все совсем неприятно и стремно. Скучно мне тут без тебя и я вся одинокая. На дискатеки и по кабакам я тут не хожу (хотя зовут миня туда часто твои кенты Сталлоне и Шварц) и тебе по прежнему верна. Недавно ко мне на улице приставал Ван Дамм и распускал свои грязные руки. Жду я не дождусь када ты приедеш в отпуск и даш жэж по соплям этому доходу и негодяю чтоп он не пристовал к чесным девушкам.

Тиша, я тебе здесь храню верность чесное слово. Я тебе верна по прежнему как и обещала тебе и тебя дождусь ты только не грузись и служи спокойно.

Тиша ты там не верь всяким про меня слухам бутто я снялась в кино где показывала ис под юпки свою бритую киску. Это все галимая не правда, Тиша, ты мне поверь. В кино я снималася сама только в скромных сценах чтоп не замарать свою реноме чесной девушки и не отбросить тень на тебя и всю доблестную Российскую Армию. А где в кино если ты ево видел ис под юпки показывают бритую писду – это меня заменяла дублерша, твоя быфшая подруга и профура Клавка Шифер, так что не вздумай меня бросать и к ней возвращаться.

И што роль в фильме мне дали за минет режиссеру это тоже ж гонево. Роль мне дали за таланты и красоту. А свои сахарные гупки я храню для тебя и када ты приедеш я покажу тебе райский сэкс во фсех позах. Но это только для тебя, мой миленький дурачок Тиша.

Что еще тебе написать? За роль ф кино я получила мильен баксов (а твоя бывшая, эта сучка Шифер только новые трусы — неделька) и хочу отремонтировать на них твою виллу в Маями, чтоп нам с тобой там потом жыть. Приежжай скорее я вся соскучилась. Как вспомню про тебя и моя киска тут же увлажняется и я вспоминаю наш райский сэкс.

Служи хорошо, слушайся старших, не обижай духоф и черпакоф. Особенно обрати внимание на твоих бойцов Жорика и Карена Карапетяна и их друзей. Мне про них рассказывали уважаемые в Галивуде люди что они четкие пацаны. Ты их не щеми и ваще.

Пока, целую.

Любящщяя тебя Шэрон Стоун».

Закрыв глаза Тишка лежал на кровати. Его не беспокоили ни команды с тумбочки дневального, ни какой–то случившийся в расположении взвода конфликт, ни гогот и беготня.