Подстрекатель
Шрифт:
Она отвернулась от него, надеясь, что непродолжительный обмен репликами удовлетворил его желание поговорить. Мужчина ей не нравился, хотя она не знала почему.
Но он не отошел, а вместо этого продолжил:
— Вы мне кажетесь очень знакомой. Мне кажется, я где-то видел вас раньше.
Она рассмотрела его и покачала головой.
— Не думаю, что мы знакомы.
— Тогда давайте познакомимся сейчас. Пойдемте в Ха-Верлингетта, и я вас чем-нибудь угощу. Вы очаровательная молодая женщина.
Джесс сдержала дрожь и выдавила улыбку. От этого мужчины по спине ее побежали мурашки.
— Вообще-то
— Ребенок? — нахмурился он.
Джесс достала медальон и показала ему. Он блестел — доказательство того, что она все еще под защитой Закона Детства.
Мужчина отступил назад, кивнул и сказал:
— Примите мои извинения. Вы выглядите значительно старше своего возраста.
Это была явная ложь. Она выглядела значительно моложе своего возраста и прекрасно знала это. Но Джесс просто кивнула и ответила:
— Ничего страшного.
Улыбаясь, она поклонилась и поспешила обратно в Дом Артисов. По дороге она пыталась понять, что же в этом мужчине вызывало в ней такой страх. И благодарила богов своего детства, что у нее все еще оставался спасительный медальон.
Прошли весна, лето, осень и зима. Снова наступила весна, и вот Рейт и Соландер уже осматривали новый театр в районе Нью-Бринч.
— Не верится, что год назад это был склад.
— Только не мне, — с улыбкой ответил Рейт. — Я проводил здесь каждый день. Поэтому без проблем верю этому.
— Театр прекрасен. Но вот они не выглядят удобными. Он показал на ряды кресел, которые тянулись практически до самого потолка.
— Они и не должны быть такими. В них хорошо сидеть ровно, а вот вздремнуть вряд ли получится.
— Ты по-прежнему не намерен угождать ковил-оссетам, верно?
Рейт покачал головой.
— Я не пытаюсь добиться их признания. Я хочу достучаться до людей.
Он замолчал, вспрыгнул на круглую сцену и сел на нее, свесив ноги.
— То, что я слышал о Джесс, правда?
— Смотря, что ты слышал.
— Я слышал, она вступила в ковил.
Соландер наморщил нос.
— Музыкальный Совет — там играют приятную музыку и говорят всем стольти, что им следует думать.
Он слегка хихикнул, но Рейт оставался серьезным.
— Почему она тратит время на это? Бесконечные заседания, споры о том, какая музыка подходит и должна быть принята как часть канона, а какая — недостойная, ограниченная и тошнотворная… — Рейт нахмурился и стукнул каблуком по сцене. — Она могла бы заняться чем-нибудь более стоящим.
Соландер запрыгнул на сцену, сел рядом с Рейтом и уставился на огромную темную пещеру кресел.
— Жуть, — сказал он и спустя мгновение добавил: — Считаешь, ей следует работать с тобой и Велин — быть здесь каждый день, руководить рабочими, планировать спектакли, пытаться придумать, как спасти уорренцев, какой бы ни была цена? Но она не этого хочет. Она не может видеть вас с Велин вместе, не хочет больше иметь никакого отношения к Уоррену… и чем ей, по-твоему, заняться? Она стольти; ей не положено устраиваться на работу. У нее нет особых талантов, чтобы заняться тем, чем ты или я, и, по-моему, дни кажутся ей похожими
один на другой. Она не хочет связывать себя клятвой, я спрашивал, а ковил — это уже что-то.Джесс говорила об исследовательском ковиле, который ведет раскопки по всему миру, но следующие несколько лет они будут работать на развалинах к востоку от Стритийской Империи, поэтому я смог отговорить ее.Он пожал плечами, словно стыдился самого себя.
— Я просто не хотел, чтобы она уехала так надолго.
Рейт лег на сцену, раздраженно вздохнув.
— Она с тобой, но против того, чтобы я был с Велин?
— Она со мной, — согласился Соландер. — Но она не любит меня — никогда не любила. Я для нее всего лишь временная пристань.
— Мне жаль, — спустя некоторое время продолжил Рейт. — Я искренне верил, что она перерастет свою влюбленность.
— Она любит тебя, — сказал Соландер.
Его голос звучал раздраженно, и Рейт с удивлением взглянул на него.
— Она всегда любила тебя. По крайней мере, признай это.
— Знаю. Но я не могу любить ее, — ответил Рейт. — Она напоминает мне о каждой неудаче, каждом потерянном друге, каждой смерти в Уоррене, которой я был причиной. Я смотрю на нее и вижу лишь тех, кому не удалось выбраться оттуда.
— Хорошо, что она не знает этого. Хорошо для меня, — начал Соландер после долгого молчания. — Если бы она знала, то была бы здесь, с тобой, в надежде, что если все уорренцы внезапно станут свободными, ты полюбишь ее.
Рейт выглядел озадаченным.
— И?..
— Не будь идиотом, Рейт. Тот факт, что она не любит меня, еще не значит, что я не люблю ее. Я получу лишь то, что она мне даст, но я не хочу терять это.
Прошло два дня с начала прослушивания актеров, когда Рейт наконец принял окончательное решение. Велин сидела, согнувшись, и рисовала декорации для третьего действия. Ее волосы закрывали лицо, руки были испачканы краской, а от изящного изгиба спины у Рейта моментально пересохло во рту.
Он сел рядом и какое-то время просто рассматривал ее, пытаясь подобрать слова, чтобы задать вопрос, который так долго не давал ему покоя. Наконец он выговорил:
— Велин!
Она посмотрела на него и улыбнулась. Он так любил эту улыбку.
— Ты сегодня все молчишь. Сомневаешься в успехе нашего предприятия?
— Не сомневаюсь, — ответил он. — Ни в пьесе, ни в театре. Но… да. Я много размышлял.
Велин засмеялась своим мягким мелодичным смехом и покачала головой с притворной серьезностью.
— Не увлекайся. Тебе это вредно.
— Ты права, — согласился он, — но я не могу остановиться.
Он взял ее руку и продолжил:
— Мы оба стремимся к одним и тем же целям. Хотим одного и того же от жизни — принести свободу людям в Уоррене, заставить задуматься, сделать Эл Артис лучше, чем он есть сейчас.
Ему показалось, что Велин выглядит озадаченной, и он решил, что говорит неправильно, не так, как надо.
— Мы подходим друг другу, Велин. И я люблю тебя. Я люблю в тебе все — то, как ты двигаешься, как говоришь, как не перестаешь удивлять меня рассказами о том, чего я никогда не слышал. Я бы провел с тобой целую вечность. Я бы провел с тобой целых две вечности, будь они у меня.