Подушка из лезвий
Шрифт:
– Ладно. Понимаю… Я могу идти. Надо собрать вещи.
– Не надо. Все вещи уже собраны. Оставшееся время тебе лучше побыть здесь.
– Изоляция?
Пожав плечами, Гордеев смущенно произнёс:
– Вынужденная мера.
Доктор вышел в соседнюю комнату и зазвенел там пузырьками и какими-то инструментами. Олег лежал, заложив руки за голову и рассматривал потолок: чувствовал он себя совсем неплохо. Энергия в нём бурлила, сосредотачиваясь в нижней части туловища и оттуда разливаясь по всему телу.
Потолок опять начал крутиться через пять минут. Происходило нечто необъяснимое. Левым глазом он видел совершенно нормально, а вот правый транслировал в мозг совершеннейшую ерунду. Прямо сквозь занавеску, проникнув через её плотную ткань, в изолятор вплыл прозрачный доктор Гордеев, только обросший бородой: он злобно скалился и грозил Олегу кривым пальцем. Олега аж подбросило, он сел и ошарашенно уставился на висевшего в метре от палубы призрака. Потом Олег прикрыл ладошкой левый глаз
Ни в какую больницу он решил не ехать (физически он чувствовал себя великолепно, лучше, чем когда-либо), а решил снять себе комнату и хотя бы три-четыре дня прожить рядом с морем, устроить себе импровизированный отпуск.
Пока он искал себе подходящее жильё, глюки вернулись, причём в ещё более зловещем и непонятном облике. Проходя мимо тёмных углов, переулков, арок проходных дворов, он краем левого глаза замечал, что там ворочается незнакомая ему жизнь. Странные люди появлялись оттуда и с их бледных, как у утопленников, лиц, не мигая, глядели светящиеся зелёным фосфором глаза. Они странно дёргались, срастались между собой и проваливались под асфальт. За ними ползли бесформенные медузообразные существа, они всё вокруг пачкали слизью и потом по стенам домов заползали в открытые окна квартир. И все эти несуразности происходили с левой стороны, с правой же стороны жизнь приморского города текла своим обыкновенным чередом. Ездили автомобили, неторопливо прогуливались отдыхающие, местные торговали фруктами и всё было нормально, спокойно. Олег боролся со своим левым восприятием, тёр глаз, часто моргал, бил основанием ладони по левому виску, но видения не пропадали. Самое интересное ждало его впереди.
Квартирку он нашёл себе не далеко от побережья. Даже не квартирку, а так, комнатушку. За четыре дня с него содрали вперёд пять тысяч. Деньги у него были, команда расщедрилась на сумму равную пятидесяти тысячам. Могло хватить и на отдых, и на лечение, и на обратную дорогу. Олег сделал выбор в пользу отдыха.
Потребности во сне он не чувствовал: грезя наяву, он парадоксально получал дополнительный заряд бодрости. Но водворившись в комнате, он прилёг на настоящую кровать, чтобы вспомнить подзабытое за время экспедиции ощущение. Вообще удобств здесь хватало, если, конечно, сравнивать с теми условиями, в которых он жил последние дни на корабле. А тут кстати подоспел закат. Солнце быстро погружалось в море. Из окна его комнаты хорошо было видно, как угасал день и просыпалась ночь. Вечернее солнце стало похожим на яичный желток, брошенный в голубую миску неба, облитую малиновым сиропом. Олег не любовался закатом, он просто лежал и был не в состоянии нормальным образом пошевелить ни ногой, ни рукой. Пальцы рук прижались один к другому, локти вдавились в бока, а ноги сошлись и образовали временное единое целое с торсом. Состояние частичного паралича продолжалось до тех пор, пока солнце целиком не закатилось за горизонт и на небе не проклюнулись первые звёзды. Тогда Олега отпустило. Он встал и пошёл умыться. Как и на корабле, туалет в квартире был общего пользования. Остальные жильцы отсутствовали, и он спокойно водворился в ванной. Открыл смеситель, поднёс к струе воды ладони, сложенные ковшиком, и тут почувствовал, что у него из носа потекли сопли. Олег разогнулся и посмотрел в висящее над раковиной зеркало. У него из ноздрей выползала жирная тёмно-зелёная слизь, очень похожая на перекрученные в мясорубке водоросли. И пахла она соответствующе. Он вытерся, смыл с лица зелёные следы. В нём зрело желание: пока он не мог разобраться, чего он хотел, но уже был близок к осознанию факта своего преображения.
Его тело стало сильным, он чувствовал это по тому с какой силой он теперь мог сжимать кулаки. Наверняка, он смог и подкову разогнуть, попадись она ему под руку. Слава богу, ничего такое бесполезное его не интересовало: бездумно ставить рекорды было ему не интересно. Он хотел насладиться, или может быть разобраться с тем, что с ним происходило. А, может, всё-таки насладиться? Нет, но что-то ему всё-таки хотелось.
Олег вышел на улицу. Ярко горели огни, из открытых нараспашку дверей ресторанов гремела живая музыка. Ежегодный праздник имени лета продолжался. Он решил зайти в один из кабаков и подкрепиться. Выбрав себе столик подальше от сцены, где надрывались музыканты, выдавая один хит за другим, он заказал себе солений, слабосолёной сёмги и водки.
Налив себе в рюмку из толстого стекла, с тяжёлым дном, водки, он поднёс её ко рту, но так не смог её опрокинуть. Олегу вдруг стало неуютно, он ощутил в горле настоящий комок, мешавший ему глотать. И этот комок через секунду ожил. Обретя способность общаться непосредственно с разумом Олега,
он сообщил ему, что не хочет пить, но очень голоден."Я схожу с ума? Что за дикие фантазии свили гнездо в моей голове?".
Испытывая приступ злобы, он что есть мочи сжал в кулаке рюмку, и она лопнула, словно сделанная из жжёного сахара. Её осколки глубоко вошли в ладонь Олега, а один самый крупный кусок порезал запястье. Боли Олег не почувствовал. Слабое покалывание и всё, то есть, абсолютно никаких обычных, в таких ситуациях, неприятных ощущений. Он посмотрел на порезы: были видны мышцы, и на запястье часть белого шнура сухожилья, а вот кровь не шла. Так, две-три капли. Пить водку он не мог, решил поесть. Соленья не пошли, их вкус стал для него отвратительным, а вот семгу он всю съел.
Расплатившись, Олег отправился назад, в снятую им комнату. Постоянная эрекция перестала его мучить, и чувство постоянной озабоченности схлынуло, затаившись где-то среди валунов его потревоженной психики. Стояк отсутствовал, хотя он ни на секунду не сомневался, что в подходящих обстоятельствах его прибор сработает, как надо.
До съёмной квартиры Олег так и не добрался. Шёл-шёл и всё время оказывался не там, где нужно. Вроде и от дома зашёл не далеко, а найти дорогу назад не мог. К тому же, в его восприятие мира опять произошли изменения. Перед глазами замелькали белые искрящиеся полосы, они вырастали в невидимые обычным зрением холмы и долины. Он мог различать за стенами домов движущиеся силуэты людей и все встреченные им прохожие шли окутанные мерцающим ореолом. Изменения в организме нарастали. Он уже стал обладателем шестого чувства – электрорецепции, а возможно отчасти и седьмого – эхолокации. В конце концов Горохов оказался на окраине города, где его и скрутило. Почувствовав приближение приступа, он едва успел спрятаться в какой-то сточной канаве, как началось. Он ощущал, как его тело меняется, удлиняется, из боков вырастают лохматые ножки, спина твердеет, а живот наползает на ноги. Обычные конечности истончались, атрофировались, и втягивались под жесткий панцирь спины. В результате он стал осознавать себя самым настоящим мадагаскарским тараканом – с человеческой головой на теле мерзкого насекомого.
Лишь под утро его отпустило. Душа Олега наполнилась спокойствием и теперь он хотел только одного – слиться с природой, стать с ней одним целым, распасться на отдельные элементы и сродниться с ней навсегда. Это желание единения постоянно нарастало, пока не превратилось в оглушающий зов, противиться которому не было никаких сил и возможностей. Как это сделать? Как реализовать столь сильное желание в жизнь? Он понял, как это сделать, на него снизошло внезапное озарение и единение перестало быть бредовой фантазией.
Олег отправился туда, где его уже ждали. Новый океанариум! Там можно было найти тех, кто бы с удовольствием помог бы ему реализовать его чудной замысел в жизнь.
Дельфинчики, дельфинчики
В моей голове
Они маленькие птенчики
Моя мечта тебе
"Наконец-то дельфинчики в моей голове успокоились, перестали резвиться и, показав мне дорогу, уплыли далеко-далеко. Ха, и мне пора за ними, туда, где я стану по-настоящему счастлив и свободен".
В этот раз дорогу он нашёл без труда. Мозг привык ориентироваться в пространстве по-другому. Перестроился. Через час он пешком дошёл до Океанариума. Купил билет и вошёл внутрь здания, издалека напоминающее кучу навоза, наваленного доисторическим ящером.
Олега со всех сторон окружали аквариумы с представителями фауны тропических морей. Пучеглазые, разноцветные, оперённые разной формы плавниками морские существа смотрели на Олега, беззвучно уговаривая на своём непонятным большинству людей языке приобщиться к их миру. Найдя то, что ему было нужно, он обнаружил дверь служебного входа и, применив благо приобретённую им силу, нажал на замок, одними пальцами выдавив его из гнезда. Быстро пройдя по коридорам, поднялся по железной лестнице наверх и оказался прямо на краю нужного ему аквариума. В этой стеклянной камере первобытного ужаса, держась ближе ко дну, плавали настоящие волки моря – тупорылые акулы, известные как тигровые.
Здесь в воде резвились древние хрящевые рыбы, аппетиту которых мог позавидовать и прожорливый Гаргантюа. Они знали, они ждали его. Олег, желал стать их пищей, хотел быть переваренным в их желудках. И он стал рвать зубами свои запястья, чтобы привлечь к себе акул запахом свежей крови. Из вскрытых таким варварским способом вен вяло закапала тёмная кровь. Но этого оказалось вполне достаточно. Его заметили и те, и эти. Работники океанариума громко что-то закричали и побежали к нему. Не успели. Олег, раскинув руки в сторону, крестом шагнул в воду. Бултых! Брызги во все стороны! Акулы неприлично засуетились и всей гурьбой, привлечённые сильным запахом такой аппетитной для них крови, кинулись на добычу. Сумбур мельтешащих серых ловких тел, лохмотья рваной плоти, рубиновые вспышки в центре комка пирующих зубастых людоедов и мечта стать частью мира, атомом биосферы, реализовалась, воплотилась в смерть. Олег перестал быть просто скучным двуногим любителем бифштексов, а обрёл в желудках акул успокоение – вечную жизнь, отдав всего себя без остатка, и вернувшись обратно в лоно матери природы.