Подвал
Шрифт:
Комната, в которую они вошли, оказалась большой. Посередине стоял круглый стол с четырьмя стульями. В дальнем углу тумбочка (скорее всего, от трельяжа) с большим телевизором. Дима отсюда не видел, черно-белый он или цветной, но подозревал, что первое. Слишком было бы здорово заехать в апартаменты с цветным телевизором и спутниковой антенной.
– Это, по крайней мере, не было бы лишним, – сказал вслух Дима.
– Что?
– Я об удобствах.
– Ах да, удобства! Вода и газовая плита вот здесь.
Они вышли из комнаты в прихожую, а оттуда в маленькую конуру с раковиной и плитой.
– Да, вдвоем здесь не разместиться.
– Слушай,
– Сдам, сдам, – успокоил его Дима. – Если кухня такая маленькая, я представляю, какая ванная.
– Ванная? Забудь.
– Что значит «забудь»? Я что, должен творить с грязным телом?
– Главное, чтобы ты душой был чист, – сказал Куликов и засмеялся: – Чистюля. Во дворе сортир и летний душ. Так что, я думаю, грязью сильно не обрастешь, творец.
– Ты меня засовываешь в какую-то дыру.
– Дима, не нервируй меня. Тебе нужна тишина – я тебе ее организовал. Все. Располагайся, и я поехал.
Дмитрий вернулся в комнату. Поставил ноутбук на стол, а сумку с вещами кинул на диван.
– Ты все свое из машины забрал? – спросил Андрей.
– Нет. Там еще пакет с…
– С твоими сосками?
Дима покраснел. Ему в кои-то веки стало стыдно. Все вокруг считают его алкашом, «синяком», пропойцей… Как ни назови, все в точку. Его считали алкашом в «Территории», в продуктовом магазине, что во дворе, его считала алкашом жена. Эта сука наверняка наплела своему арабу что-нибудь про него. И теперь они сидят в своих гребаных белых одеждах и смеются над ним. А почему бы и не посмеяться? Тут даже и верблюду будет смешно. Пьянка сначала от счастья, что его издали, потом выпивка по случаю съемок фильма по его книге, затем просто так, а в последние два года от горя. Бедный, несчастный – ведь его все предали. Сейчас Андрей, по сути, ничего не сказал, не обвинил его, не упрекнул. Но в этом его «с твоими сосками» Дима уловил саркастические нотки. То есть Куликов все-таки не одобрял его запой.
«Посмотрел бы я на него, если бы его бросила Светка».
Дима принял пакет от Андрея, развернулся и, махнув рукой, вошел в дом. Андрей его обидел, сильно обидел. И теперь Сысоев знал, по какому поводу он будет пить.
Дима подошел к холодильнику и включил его. Мотор дернулся на резиновых амортизаторах и мерно заурчал. Сысоев заглянул внутрь. Запаха затхлости не было. Либо кто-то подготовил холодильник к его приезду, либо его содержали в чистоте. Оба варианта Диму устроили, а кто именно это делал, ему было наплевать.
Он выставил шесть баночек пива (одну «Ячменного» отставил) и бутылку водки. Недавний внезапно нахлынувший стыд был забыт. А вот сарказм друга навсегда врезался в память. Дима не потерпит еще одного предательства. А предательством попахивало.
Сысоев открыл банку пива, подошел к телевизору, включил его и присел на спинку дивана напротив. Телевизор оказался не совсем доисторическим. Полупроводниковый цветной «Фотон» в пластиковом корпусе. Дима отпил пива и уставился в картинку, вполне себе пригодную для просмотра. Не «цифра», конечно, но глаз не жмет, как говорила его бабушка.
Шла какая-то политическая муть. Спикеры, премьер-министры, депутаты… Все это было для него как наблюдение за микробами через микроскоп. Первые два раза интересно, а потом… Ну, есть они и есть. Копошатся там в своем мирке, что-то решают, дерутся. Лишь бы они не начали размножаться
под микроскопом… тьфу ты! перед камерами.Он подошел и переключил. «Дом-2». Эти уж действительно микробы, и размножаться перед камерами для них привычное дело. Другие каналы нужно было настраивать – слабая картинка и шипение раздражали. Дима выбрал из двух зол меньшее и переключил на политику. Убавил звук, подошел к столу и посмотрел на ноутбук. Где-то внутри родилась слабая надежда, что текст найдется в какой-нибудь забытой папке, и тогда у него появится возможность сегодня немного отдохнуть.
«Может, хватит?! Два года достаточно для отпуска».
Дима кивнул своим мыслям, сел за стол, отставил банку пива и подвинул к себе ноутбук. Как только открыл крышку, он уже знал, о чем будет писать. Образы вертелись в голове. Их оставалось только схватить и перенести на страницу, приколачивая каждое слово. Но, как только система загрузилась, он решил еще раз проверить все папки. Файл Дверь в полу. doc был там, где ему и положено, в одноименной папке, но был пуст. Образы улетучились, и теперь все его мысли были заняты пропажей. Ничего в голову не приходило, кроме собственной безалаберности и невнимательности.
Дима допил пиво, посмотрел на подмигивающий курсор и начал:
Любому человеку с детства было интересно заглянуть за закрытую дверь. Маленькое дитя, не умеющее ходить, уже ползет к дверцам тумбочек и трельяжей, чтобы открыть какую-нибудь тайну. Вот ребенок уже ходит. Плохо, держась за стулья и те самые трельяжи и тумбы, но ему уже интересно открыть новые тайны, хранящиеся за дверцами выше. Теряет ли человек желание заглядывать за запертые двери, повзрослев? Вряд ли. Ну, а если представить, что дверь ведет не в обычную комнату, а, например, в подвал. Интерес может возрасти многократно. Интерес вперемешку с каким-то детским страхом. Со страхом, который не отталкивал, а, наоборот, притягивал к двери. К двери в полу, за которой с тайнами вполне могли уживаться монстры, пахнущие тиной, и крысы размером с теленка. Дверь в полу…
И все. Будто кто-то засунул в его голову задвижку, перекрыв тем самым поток мыслей. Дима чертыхнулся, встал и пошел к холодильнику. Он знал, что поможет открыть его мыслеход.
Работа не шла. Гребаная муза упорхнула. Упорхнула вместе с женой. Может, этот араб на верблюде и музу трахал? Дима пьяно ухмыльнулся. Взял банку пива и шумно отпил.
Надо думать о работе. Не хватало еще прослыть литературным импотентом. Дима посмотрел на Дверь в полу и вздохнул. Курсор подмигивал ему. За час или больше – ни строчки. О пропавшем тексте он не вспоминал, будто не было его. Работа не шла.
Дима встал. Под ногами хрустнуло. Пустые жестяные банки покрывали пол. Он посмотрел на часы. Местный магазинчик закрывался в девять. Сейчас было семь двадцать. Уйма времени, чтобы напиться и забыться.
«Нет, – одернул себя Дима. – Только пару баночек – и за работу».
Он повернулся к телевизору. Шла передача о несчастной доле женщин, полюбивших иностранцев. Дима даже подошел и сделал громче. Женщины все, как одна, вляпывались в одну зловонную кучку. Ехали отдыхать, влюблялись в красавца араба, ну или не араба. Дима как толерантный человек слабо разбирался в тонкостях этнографии. Да он о существовании этих, верблюда и араба, узнал только после того, как Ленка ушла от него. Черт бы ее побрал!