Подвеска пирата

Карстен Роде сначала сдерживал себя. Но глядя, как невозмутимый Клаус Тоде и Ганс Дитрихсен вовсю работают челюстями, и сам начал наворачивать так, что за ушами трещало. Еда у московитов была восхитительна, а уж большая чарка двойного хлебного вина, выпитая в честь высокого гостя, и вовсе показалась ему бальзамом на душу.

Подождав, пока гости немного насытятся, старик сказал Карстену Роде:

– Нам нужны такие молодцы, как вы. Не пойдете ли ко мне в услуженье? Обижены не будете. Я Аникей Строганов. Слыхали? Переводи, Фетка.

Фетка с унылым видом перевел. Похоже, его надеждам получить премию за найденышей (точно морские разбойники!) сбыться не суждено. С Аникеем Строгановым не поспоришь и поперек дороги ему не встанешь – заломает, как медведь-шатун.

О Строганове бывший капер датского короля уже был наслышан. Новости на Балтике быстро распространяются. Говорили, он богат, как Крез. А значит, его приглашение на службу и впрямь достойно внимания. Однако у Голштинца были свои соображения на сей счет.

– Мы искренне благодарим вас за столь любезное предложение, но – нет, – твердо ответил Карстен Роде. – Починим пинк и поплывем в Копенгаген.

«Мне еще нужно кое с кем свести счеты», – мстительно подумал он, вспомнив наглую ухмылку Ендриха Асмуса. – Мне этот польский пес за все ответит».

– Ай-яй-яй… – сокрушенно покачал седой головой Строганов. – Беда-то какая… Ваш пинк намедни шторм о берег разбил, остались одни щепки. Почему молчишь, Фетка? Расскажи им, что случилось с судном.

Фетка Зубака судорожно сглотнул. Слова застряли у него в горле. Какой шторм, когда это было?! Погода установилась хорошая, как на заказ, – ведро [53] . Атаман точно знал, что его люди сняли корабль с камней и отвели в надежное место для ремонта. Всего-то дел – откачать воду из трюма, зашить несколько дыр в борту и днище, проконопатить и поставить новые паруса. Доброе судно, надежное. Он смотрел на Строганова совиным взглядом и только хлопал ресницами, не в силах сказать ни слова.

53

Ведро – ясная, сухая погода.

– Фетка, пинк немцев развалился на камнях, – жестко глядя на Зубаку, повторил Строганов. – Ты лично покажешь им место на берегу, где лежат обломки. Понял?

– К-как не п-понять, отец родной, – дрожащим голосом ответил артельный атаман. – Знамо, покажу.

И, приняв скорбный вид, что в его положении было совсем несложно, Фетка поведал Голштинцу: возвращаться в Копенгаген им не на чем. Он наконец понял замысел Строганова, и мысленно простонал, словно ему вдруг стало больно – все, конец мечтам! Ни премии, ни нового судна не увидеть. Придется послать мужиков разломать останки, да так, чтобы восстановить их было невозможно. Эх!

Сообщение Фетки стало для потерпевших крушение, а в особенности для Карстена Роде ушатом ледяной воды за шиворот. Голштинец был вне себя от горя. Он разорен и уничтожен! И снова беден, как церковная мышь. И все это благодаря Ендриху Асмусу! Подлый поляк, абордажную «кошку» ему в кишки!

Строганов будто и не замечал бушующих чувств на лицах Карстена Роде и его товарищей; он безмятежно жевал блин с семгой да благосклонно посматривал на смущенную Февронью, которая пчелкой сновала вокруг стола, ловко и ненавязчиво убирая объедки. В этот момент старик помнил только о разговоре с Малютой Скуратовым, состоявшийся между ними неделю назад в Усть-Нарве.

– … А что, Аника, как у тебя идет торговля с иноземцами? – спросил тогда Малюта Скуратов, тщательно обгладывая куриную ножку.

Они сидели в небольшой таверне, расположенной неподалеку от деревянной крепости; когда началась ливонская война, крепость принялись строить для защиты города с моря. Малюта Скуратов, за последние два года сильно возвысившийся (он возглавил опричное сыскное ведомство), приехал в Нарву, чтобы узнать, как идет строительство.

А еще (и это тоже было известно Строганову) он вел дело о государственной измене двоюродного брата царя, удельного князя Владимира Андреевича Старицкого. Кузен Ивана Васильевича был претендентом на престол и считался тайным вождем бояр, недовольных правлением царя. Агенты Малюты доносили, что заговорщики просят помощи у польской короны и держат связь с королем Польши Сигизмундом II [54] через Нарву.

54

Сигизмунд II Август (1520—1572) – великий князь литовский, король Польши с 1530 г. (правил совместно с Сигизмундом I Старым), глава федеративного государства Речь Посполитая.

– Да худо стало, Григорий Лукьяныч, совсем худо. Король Сигизмунд нанял морских разбойников, и теперь они перехватывают почти все суда заморских купцов, что торгуют с Нарвой. Особенно свирепствуют польские и данцигские каперы. На нарвском фарватере их полно. Нападают даже на караваны Ганзы, идущие под охраной военных кораблей. Мои товарные склады в Нарве забиты, а толку? Из-за пиратов иноземные купцы сильно сбивают цены, и мне лучше утопить товар в море, чем отдавать его почти даром. Большой урон для торговли получается.

– И как мыслишь справиться с этой бедой?

– Клин вышибают клином, – решительно ответил Строганов. – На каперов Сигизмунда мы все равно управы не найдем, больно много их, а вот его торговых людишек пощипать можем. Пусть призадумается и сам укоротит своих псов.

Малюта Скуратов с одобрением посмотрел на старика. Крут Аника, ох, крут. В своих владениях навел порядок железной рукой, туземцы боятся его как огня. Жаль, годы его уже не те. Уж Строганов смог бы поприжать бояр, дабы у них дурь выветрилась из-под лохматых шапок.

– Так-то оно так, но кому можно поручить это непростое дело? – Малюта с сокрушенным видом почесал в затылке. – Поморы наши народ крепкий, обстоятельный, да вот только каперскому делу не обученный. Опыта нет. И потом, на кочах да на карбасах много не навоюешь. Тут нужны суда побольше, с огненным боем.

– Твоя правда, Григорий Лукьяныч. Народ наш поморский зело мирный, без пиратских навыков. Их бы подучить, поднатаскать…

– Хорошо бы найти какого-нибудь иноземца капитана, а лучше опытного капера, – задумчиво сказал Малюта. – Предложить ему государеву службу и полное наше покровительство. Да вот только где его найти? И кто пойдет? Дело-то для нас новое…

На том их разговор на данную тему и закончился. Но Аникей крепко держал это в голове. Положение с товарами и впрямь оставляло желать лучшего. Потому он и приехал в Нарву, чтобы на месте оценить ситуацию со складами.

Преимущественным правом торговли с чужеземными купцами (чаще всего это был товарообмен) обладала государева казна. Она объявляла «заповедными» те товары, на которые хотела иметь монопольное право приобретения или продажи. Это были благородные металлы, собольи меха, воск, зерно, смола, льняное семя, икра, персидский шелк и ревень. Но Строганов сумел выправить у великого князя разрешение на торговлю икрой, благо дело это было ему хорошо знакомо, и в его крепких руках оно давало казне больший доход, нежели на то были способны государевы ставленники.

Впрочем, икра для Аникея Строганова была не более чем мелким эпизодом в его торговле с иностранцами. Западноевропейские купцы покупали в большом количестве моржовую кость, ворвань, кожи морских животных, рыбу ценных сортов. Очень существенными предметами вывоза были мед и воск. За границу направлялись мачтовый лес, лиственничная губка, кап [55] , солодковый корень, продукты использования и переработки древесины – вар, зола, поташ. Шли на экспорт также алебастр и слюда.

55

Кап – застывший березовый сок.