Подвиг "тринадцатой". Слава и трагедия подводника А. И. Маринеско
Шрифт:
Правда, на подходе к Лавенсаари, увидев идущие навстречу два наших катера МО и предположив, что они встречают его «малютку», Маринеско всплыл. А катера, открыв по лодке артиллерийский огонь, устремились на нее в атаку.
Пришлось срочно погружаться. Когда «М-96» была на глубине 17 метров, прогрохотали взрывы глубинок. «Нет, так можно погибнуть от своих! — решил командир. — Надо всплывать!»
Переложив рули, Александр Иванович так сманеврировал, что подлодка, всплыв, оказалась как раз между катерами. Расчет был прост: не будут же сами по себе стрелять! Так и оказалось. Ударила пулеметная очередь и смолкла. А командир, выскочив на мостик, пуганул незадачливых «охотников» чисто по-российски: что же, мол, вы, такие-сякие, своих бьете?! В конце концов разобрались. Оказалось, что виной всему облезшая краска на рубке. Из-под
Конечно, силуэт нашей «малютки» можно было отличить от гитлеровской подлодки! Но как было не ошибиться морякам, если они были в неведении о всплытии здесь нашей подлодки. Ведь определенную долю путаницы внес командир Лавенсаарской базы. Еще 12 августа, при выходе «М-96» в море, в целях обеспечения большей скрытности Маринеско обговорил с ним, что не будет выходить на радиосвязь, а вернется в базу 22–24 августа. Возвратился-то в срок, 24-го, а вот о договоренности командир базы запамятовал и, естественно, не предупредил дозорные катера… Могло быть хуже, если бы командир звена катеров старший лейтенант А. 3. Парокин не узнал Александра Ивановича…
Подводники возвратились, одержав победу. Они нанесли врагу большой урон, и подвиг их был оценен по достоинству. 13 ноября 1942 года председатель исполкома Ленсовета П. С. Попков в присутствии командующего КБФ В. Ф. Трибуца, членов Военного совета флота Н. К. Смирнова и М. Г. Яковенко от имени Президиума Верховного Совета СССР за боевой успех, достигнутый в боевом походе, вручил Александру Ивановичу орден Ленина. Орденами Красного Знамени награждены были помощник командира Л. П. Ефременков, инженер-механик А. В. Новаков, старшина торпедной группы В. Г. Глазунов и командир отделения электриков В. А. Кудрявцев. Орден Красной Звезды украсил грудь матросов и старшин Н. И. Асоскова, И. Т. Петровского, Н. И. Сергеева, Н. К. Козлова, П. С. Фролакова, И. Е. Нечаева, В. А. Бухарова, А. Д. Суменкова. Остальным морякам были вручены медали.
8 ноября, в праздничный для Родины день, «малютка» вышла в очередной поход, на специальное задание. Нужно было в глубоком тылу немцев — на участке побережья Нарвского залива — высадить, а затем забрать разведывательно-диверсионную группу.
Так получилось, что на переходе к острову Лавенсаари серьезно заболел инженер-механик лодки А. В. Новаков. Что оставалось делать? И Александр Иванович, оставив Новакова в островном госпитале, идет в море без инженера-механика, под личную ответственность! Это диктовалось высокой гуманностью командира, его верностью долгу и уверенностью в своих специалистах.
В начале месяца погода была уже холодной. Около берега образовался ледовый припай. Моряки спустили с лодки две резиновые шлюпки, в которых поместилось семь разведчиков во главе с младшим лейтенантом Дроздовым и проводником-эстонцем. Задание ими было выполнено отлично. Разведчики разгромили комендатуру поселка, взяли важные документы, пленили штабного офицера. Но при возвращении разгулявшаяся волна перевернула шлюпку. Связанный пленный офицер и солдаты-разведчики утонули. Спаслись лишь младший лейтенант Дроздов и матрос, охранявший мешок со штабными документами. Происшествие это смазало весомость сделанного. А случилось такое потому, что пошедший на «малютке» офицер штаба настоятельно рекомендовал командиру свою схему маневрирования у берега в ожидании разведчиков. Командир вынужден был во избежание скандала принять ее. И вот… Кто знает, не с таких ли вот фактов у Маринеско все больше укреплялось стремление все делать только по-своему, выверенному лично. Он, человек в общем-то штатский, полагал, что для пользы дела надо оспаривать решения, не вполне согласующиеся с обстоятельствами.
С этого и начались определенные трения у Александра Ивановича с некоторыми властолюбивыми начальниками. Правда, сам Маринеско о подобных столкновениях быстро забывал и по простоте душевной полагал, что так же поступают и его «оппоненты». Как же он ошибался, не искушенный в законах кабинетной тактики! Однако при всех шероховатостях командирского характера, при всех происходивших с Маринеско и его лодкой несуразицах очевидные заслуги молодого командира лодки не могли быть не замеченными. В ноябре 1942 года Александру Ивановичу присвоили звание капитана 3-го ранга и послали
на учебу в Военно-морскую академию, к тому времени переведенную в Самарканд. Попутно разрешили заехать к семье, эвакуированной в Горьковскую область. По тем временам это было неслыханное счастье!… Ранним морозным утром 27 декабря 1942 года с ленинградского аэродрома взмыл в воздух тяжелый бомбардировщик «ТБ-3». Не набирая высоты, самолет, натруженно гудя старенькими моторами, лег курсом на северо-восток. Над ним почти на бреющем полете с ревом пронеслось звено истребителей. Через несколько минут оно лихо развернулось на контркурс. Им, скоростным машинам, трудно было сопровождать такой тихоходный «тарантас». А сопровождать приходилось очень ценный груз: самолет вез несколько десятков ящиков оружия, выпущенного ленинградскими заводами для других фронтов, и тридцать отпускников — моряков-подводников, только что вернувшихся из боевых походов.
Об этом эпизоде интересно рассказал в своей книге «Запас прочности» дивизионный инженер-механик В. Е. Корж:
«Меня кто-то дернул за ногу. Вижу — капитан 3-го ранга А. И. Маринеско. Он что-то говорит мне, но я не слышу из-за рева моторов. Маринеско показывает на окно. Смотрю туда. Истребителей прибавилось, их уже десятка полтора. Кружатся каруселью. Вижу вспышки. Стреляют… Да это же бой идет! Наш самолет, пустив две длинные очереди трассирующих пуль, еще ближе прижимаясь к земле, повернул на обратный курс.
На следующий день все повторилось. После второй попытки треть пассажиров раздумала лететь. А после третьей неудачной осталось меньше половины. Когда же вылетели в четвертый раз, остались лишь Роман Владимирович Линденберг, Александр Иванович Маринеско, Павел Иванович Замотин да я… На этот раз благополучно…»
В этом эпизоде весь Маринеско — упрямый, твердо верящий в удачу. Таким он был всегда.
Подтверждение этому находил я в материалах Центрального военно-морского архива в Гатчине, любезно предоставленных мне его начальником капитаном 1-го ранга А. Толстовым и его помощниками, и в рассказах и письмах членов экипажа «тринадцатой» о первом боевом походе с новым командиром. Кстати, они особенно подчеркивали его заботу о подчиненных.
Как известно, в первый боевой поход с А. И. Маринеско «тринадцатая» сумела выйти только в октябре сорок четвертого года, хотя готова была еще в июле сорок третьего. Почти полтора года прошло без боевых походов, без атак на вражеские корабли! Это выводило моряков из себя. Они, конечно, не бездействовали: ремонтировали механизмы и аппаратуру корабля, изучали новую технику, установленную на лодке в последнее время, без устали тренировались, приобретая нужные в боевом походе навыки обслуживания материальной части и оружия. Словом, делали свое воинское дело старательно, изо всех сил, работали, как говорится, денно и нощно. Каждый в душе был уверен: завершим ремонт — и в море, чтобы громить фашистов. Вроде все шло как надо, но выходы в море откладывались. Такая уж сложилась к тому времени обстановка: нельзя было посылать корабли на верную гибель! Финский залив был настоящим «супом с клецками», где роль клецек выполняли мины.
А жизнь шла своим чередом. Весной сорок четвертого года возникла возможность вызвать в деблокированный Ленинград семьи членов экипажа. Вот что написал мне бывший рулевой-сигнальщик Геннадий Васильевич Зеленцов, проживающий ныне в Нижнем Новгороде: «Александра Ивановича я знал не только как командира, но и как человека по ряду встреч в неслужебной обстановке. Знал и жену его Нину Ильиничну, и дочку его Лорочку. Это я был послан в 1944 году в Горьковскую область, чтобы привезти семью А. И. Маринеско в Кронштадт…»
— Да, было такое, — подтвердили другие члены экипажа. — Как известно, Зеленцов был горьковчанином, а потому на него и пал выбор командира для выполнения такого рода поручения…
Поселили семью командира вместе с семьями других офицеров в огромном каменном здании, известном в Кронштадте под названием «дом Вирена» — по фамилии адмирала Вирена, командира Кронштадтской базы в царские времена.
Вскоре Нина Ильинична с Лорой оказались в гостях у экипажа «тринадцатой». Можно себе представить, как много значило возвращение семьи не только для самого командира, но и для каждого матроса, старшины, офицера, уже длительное время оторванных от семей. Командир, понимая это, старался, чтобы Нина Ильинична с Лорой почаще встречались с экипажем.