Подвиг
Шрифт:
— А вы знаете, — снова хитро улыбнулась девушка. — Мне кажется, у нас с вами будет роман.
Блоха покраснел.
— Да не смущайтесь вы так! — засмеялась девушка. Она подняла руку и провела кончиками пальцев по его щеке. — Ведь мы с вами сумасшедшие, правда?.. Значит, можем говорить и делать все, что взбредет в голову… Здесь, — повела она глазами вокруг, — есть свои преимущества. Ведь если бы вы меня встретили на улице — вы бы не решились ко мне подойти?
Блоха смущенно кивнул.
— А здесь все проще. Здесь я даже могу позволить вам — какой ужас! — поцеловать меня при первой же встрече, даже
Блоха поколебался, нервно поправил очки и поцеловал ее.
— Да вы не умеете целоваться! Неужели у вас не было девушки?
— Нет, почему… — промямлил Блоха.
— Не страшно, я вас научу, — она сама жадно поцеловала его. — Да обнимите же меня, что же вы как деревянный. Смелее! — она скользнула нетерпеливыми пальцами под его пижаму. — У тебя такие мужественные плечи… У нас будет много времени, я тебя всему научу… А тебе нравится моя грудь?
Она распахнула халат, и Блоха остолбенел — под халатом у нее ничего не было.
— Дай руку! Дай сюда руку! Ну смелее же! — она схватила его ладонь и зажала у себя между ног, одновременно пытаясь дрожащими руками стащить с него пижамные брюки.
Блоха наконец увидел, что ее глаза расширились и застыли, рот растянулся в зверином оскале, а все тело бьет крупная дрожь. Он попытался встать, но она с неожиданной силой повалила его на землю, оседлала, содрогаясь в конвульсиях, и с криком вцепилась зубами ему в грудь. Блоха, корчась от боли, пытался за волосы оторвать ее от себя.
Над ними возникли санитары, один, просунув локоть под горло, оттащил ее от Блохи. Она страшно закричала, двое дюжих санитаров, с трудом удерживая, поволокли ее к корпусу.
Блоха поднялся, тяжело дыша, нашарил в траве очки. Провел ладонью по груди, глянул на кровь и покачнулся.
— Да ты еще и маньяк, приятель! — ухмыльнулся третий санитар. — Зачем девушку обидел?
— Я… Она сама… — пролепетал Блоха.
— Пожалте на укольчик! — Санитар взял его за шиворот и повел к больнице.
Блоха лежал на койке, мокрый от пота, часто дыша, мучительно выгибаясь в каждом суставе.
Двое пожилых соседей по палате сидели на подоконнике у зарешеченного окна, один вполголоса читал с крошечного мятого листка:
Если ты, говорят, заболел И лежишь в этих грязных палатах, То хлопочут, чтоб ты околел, Люди в белах халатах. Им не знать беспокойных ночей. Им неведом закон Гиппократа, Не похожи они на врачей — Люди в белых халатах. Под халатом — мундир МВД, Под мундиром — клеймо бюрократа. Дикий страх нагоняют везде Люди в белых халатах…— Ну, как? — спросил он, волнуясь.
— Сильно, — ответил второй. — Хотя и не Пушкин, прямо скажем.
— Бросьте, Иван Николаевич, — обиделся поэт. — В наше время не до стилистических изысков…
Блоха смутно видел их на фоне четко расчертившей небо решетки.
Они заметили, что он пришел
в себя, приподняли и подоткнули под спину подушку, дали воды в пластмассовой чашке.— Надо быть осторожнее, молодой человек, — сказал поэт. — Вы будете смеяться, но здесь действительно встречаются сумасшедшие…
В кабинете с зарешеченным окном Игорь читал листок с типографским текстом. Не выдержал и улыбнулся.
Сидящий напротив человек с неподвижным лицом и тусклыми глазами сказал безо всякого выражения:
— Это стандартный бланк допуска к секретной документации. Не понимаю, что вы нашли в нем забавного.
— Ну вот написано: избегать любого общения с иностранцами. А если, скажем, ко мне на улице подойдет негр и спросит, сколько времени?
— Вы должны молча пройти мимо.
— А как же дружба народов? — весело спросил Игорь.
— В случае нарушения любого пункта подписки вы будете немедленно исключены из института, невзирая на все заслуги вашего отца.
— Так, может, кровью подписать? — попытался пошутить Игорь.
Человек по-прежнему безо всякого выражения смотрел на него.
— Шутка… — неловко разведя руками, пояснил Игорь.
Достал ручку и расписался.
— Соня! — крикнула мать из комнаты. — Открой, я не причесана!
— Я слышу! — Соня открыла дверь. На пороге стоял Мишка в новом мешковатом костюме, в галстуке, с букетом гвоздик.
— Привет… Можно?
Соня мгновение помедлила, потом решительно взяла цветы и улыбнулась:
— Конечно. Проходи.
Мать, накинув косынку на бигуди, выглянула в коридор.
— Здравствуйте, Инна Михайловна.
— Здравствуй… — мать выразительно глянула на Соню. — У тебя завтра контрольная.
— Я сама знаю, что у меня! — Соня захлопнула дверь своей комнаты. — Ты куда такой парадный? — засмеялась она.
— К тебе. Что, смешно? — Мишка, растопырив руки, оглядел себя.
— Да нет. Просто первый раз тебя в костюме вижу.
— Я тоже. Сегодня купил, с первой получки.
Мишка достал из-под пиджака бутылку шампанского, поставил на стол. Попытался было обнять Соню, но она будто невзначай в то же мгновение потянулась за вазой и выскользнула у него из рук.
— Уже работаешь? Где?
— На заводе. Да все равно — через три недели в армию. Уже повестка на руках…
Он снова потянулся к Соне, она поймала его ладонь, провела пальцами по шраму.
— Как рука?
— Да все нормально, — Мишка наконец решительно отобрал у нее цветы и повернул к себе лицом.
Соня тотчас уперлась ему руками в плечи:
— Не надо.
— Два месяца прошло, — сказал Мишка.
— Ну что ты, на слове меня будешь ловить? Сядь, и поговорим спокойно. Сядь, пожалуйста!
Она силком усадила Мишку в кресло.
— Понимаешь… я готовилась к этому разговору и все равно ничего не придумала… — начала Соня, мучительно стискивая ладони, отводя глаза. — Я сама не понимаю, что со мной случилось там… У меня во сне такое бывало в детстве — и страшно, и стыдно, и просыпаться не хочется… А потом мы вернулись в Москву — и я проснулась… Ну не мучай меня, пожалуйста! Не все можно объяснить словами… Не надо ничего забывать, но это уже не повторится, понимаешь?.. Все стало по-прежнему, как было раньше…