Подвижные игы для принцесс

— Увы, в этом трагичность нашего ремесла. Больше всего клиентов именно там. Вот и приходится страдать.

Огал скорчил мину мученика за святую идею и тяжко вздохнул. Я рассмеялась.

— Бедненький. А столько женских имен ты, где выучил?

— Поклонницы. Просто проходу от них нет. Даже в собственной комнате. Только зазевался, дверь на засов забыл закрыть, глядь… уже кто-то просочился и покушается на мою добродетель. Хоть телохранителя нанимай!

В этот момент, мимо пробегала ранее помянутая Огалом Даська. Одарив меня взглядом каменной горгульи, она сделала попытку споткнуться и дополнить мой наряд какими-то объедками с подноса. Но, вместо живописного приземления ко мне на колени, поднос завис в воздухе у нее перед носом. Дасила ойкнула, побледнела и умчалась прочь, со скоростью жреца, спасающегося от нечисти. Огал сцапал забытый инвентарь и плюхнул его на стол.

— Все магичишь, ведьмочка?

— Куда ж я без этого. А ты? Все стишки кропаешь?

— Теперь все больше баллады. Разве только какой лордик решит зазнобе в любви признаться стихотворно и мне закажет написать, тогда можно и стишком побаловаться. А так. Не прибыльное это дело.

— А как же тяга к искусству?

— Юношеский идеализм умер с голоду. Хочешь есть — зарабатывай на пропитание. Люди жаждут развлечений. После третей кружки пива им героические баллады подавай, а не декламацию сентиментальных стишков с описаниями природы. А еще лучше непристойные куплеты. Это тоже всегда в тему. Даже знатные дамочки краснеют, а слушают. Бывает, и среди покойничков ценители попадаются. Один раз прибегает ко мне пацаненок, говорит, народ менестреля требует. Прихожу — гульба идет, аж дым коромыслом. Ну, я как положено весь вечер подгулявший народ развлекаю, да все больше всякую похабщину пою, потому как требуют. А на утро оказывается, что это похороны были! Какую-то блудницу земле придавали. Она по жизни веселая баба была, и похоронить себя завещала соответственно… Так вот и живу: есть спрос — пожалуйста, нет — не обессудьте.

— Повзрослел, значит? Домой не тянет? Не жалеешь о своем выборе?

— Бывает. Хочется, мамку проведать, братьев, сестренку. Да батька вряд ли мне обрадуется. А жалеть о прошлом… И такое случается. Особенно когда дела плохо идут и денег на воду с сухой лепешкой не наскребешь. Начинаю тогда думать, что кузнец-то без дела никогда не сидит. Но как вспомню, что хоть и не сидит, да все на одном месте остается, так уж лучше поголодать. Привык я перекати-полем жить. Тесно мне на одном месте.

Он грустно вздохнул.

— Как хоть мои живут-то?

— Нормально. Все живы здоровы. Братья ремеслу выучились. Женились. Детьми обзавелись. Средний в город перебрался, а младший отцу помогает. Батька твой очень на тебя поначалу осерчал. Запретил родственникам даже имя вспоминать. Но мать все равно всех приезжих расспрашивала. Вдруг кто слышал чего? Да и сестра случалось обмолвится. Она, кстати, за Варку-хромого замуж вышла.

— За Варку? Он же ее на два десятка лет старше. Неужели кого лучше не сыскалось?

— Были кавалеры. Девка выросла хоть куда. Первая на деревне красавица. Но… Любовь у них. Отец твой тоже сперва упирался, да мамка уломала. И ничего, счастлива твоя сестрица. Муж хоть и хромой, да работящий и не пьет. С жены пылинки сдувает. На прошлый солнцеворот с ярмарки нарядов да украшений привез столько, что половина наших баб чуть не удавилась, а мужики собрались ему всей гурьбой накостылять. Женушки ихние, на сестру твою глядючи и от зависти косея, супружников своих чуть совсем в муку не перетерли.

— И как, накостыляли?

— Вспомнили, где Варка хромым стал, и сразу охота пропала. Королевскому гвардейцу, хоть и бывшему, так просто плюх не навешаешь. Он ведь может ответную любезность оказать. Собирай потом зубы по кустам.

— Да уж, крепкий парень и рука тяжелая.

— Ну, с тобой ему не тягаться. Помнишь, как Дорана приласкал. Он до сих пор среди зайцев свой — такой же косой и ухо размером с башмак.

— Нечего было при сестренке непотребства всякие говорить. Она ж совсем соплячка малая была, тут же захотела узнать, что же это значит. А как прикажете объяснять? Она ж девчонка все-таки.

Огал погрустнел. Все ж тяжело ему без семьи. И мое явление только разбередило старую рану.

— А батька так и серчает на меня?

— Отошел уже. Сперва жену за расспросы ругал, а теперь сам как к твоему брату в город ездит, все пытает его, не слыхал ли тот чего о непутевом родственнике. Ты бы им написал. А то они не ведают, какому богу молится за тебя — Саргору(Саргор — бог-покровитель путников и обездоленных)или Саару(Саар — бог мертвых).

— Напишу. Или наберусь храбрости и сам съезжу. На племянников посмотрю.

— Сам-то еще женой и детьми не обзавелся?

— Я ж менестрель. Какая баба за меня пойдет? Вам ведь что надо? Дом, устроенность, обеспеченность, чтоб муж рядом был. А я на месте не сижу и дохода постоянного не имею. А дети? Может и есть. Я ж говорил, от поклонниц проходу нет.

Он хитро подмигнул.

— А сама-то как? Охомутала кого?

В этот момент, как по заказу отворилась дверь, и в зал вошел Алеис. Почти сразу его взгляд наткнулся на меня, удобно устроившуюся на коленях Огала. Бровки моего «мужа» сошлись на переносице.

«Он рассердился?!» Похоже на то.

Пройдя через зал, он остановился возле нас, разглядывая сверху. Я стала тихонечко стаскивать свое седалище с Огала.

— Алеис. Уже вернулся?

Перед уходом лорда Олланни на осмотр главной здешней достопримечательности (замка), я плюнула на условности и предложила ему перейти на ты. Тот уперся и ни в какую. Его воспитание, видишь ли, не позволяет тыкать дамам. Где он даму-то нашел? Пришлось напомнить ему, что мы вроде как муж и жена. А в Фанаире благородные и те со своими половинами на «вы» не разговаривают, что уж о других говорить. Поскольку сейчас мы могли претендовать на звание благородной супружеской пары, не больше, чем называться королевской четой, ему пришлось согласиться с моими доводами. Небольшая тренировка повергла меня в уныние. Он то сбивался на вы, то заикался, то полчаса строил фразу, чтобы не ошибиться. Как следствие, стал выглядеть человеком с проблемами умственного развития.

Ему определенно надо больше тренироваться. Не то скоро у меня самой из-за официоза проблемы будут. Нервного характера. На людей кидаться начну.

«Особенно если они станут смотреть на меня как этот недобитый бандитами лордик.»

— Рина? …Т-ты… не представишь меня своему…знакомому?

Он одарил нас убийственным взглядом. Запинки и заикания (привычка быть вежливым с дамами) производили впечатление с трудом сдерживаемого гнева. Выглядело это внушительно. Даже Огал напрягся и попытался слегка отодвинуться от нас. А ведь он мог размазать лорда Олланни ровным слоем по всей таверне, не вставая с лавки! С другой стороны, если он будет тузить всех оскорбленных его поведением мужей, с карьерой менестреля придется покончить — на пение у него просто времени не останется.

У меня начали гореть уши. Все правильно, сама виновата. Ежели изображаю приличную замужнюю даму, то с такими сомнительными личностями как менестрель, через стенку разговаривать должна и в присутствии десятка свидетелей, готовых подтвердить мою добродетельность. Н-да. Как это со стороны выглядит? Муж за дверь, а я тут же к певуну на коленки — плюх. Алеису, при виде нас, впору макушку ощупывать — не пробиваются ли рога?

Не люблю врать. Это ж о скольких вещах забывать нельзя!

— Алеис, это мой старый знакомый, Огал. Мы с ним росли вместе. Он менестрель.

Огал протестующе вскинул вверх руку.

— Огаллиус. Огал слишком по-деревенски. У менестреля должно быть звучное имя.

— Огаллиус, это мой…

Уже говорила, что не люблю врать? Так вот, особенно не люблю врать друзьям! Я замялась.

— Это Алеис.

— Ее муж.

Алеис моральными терзаниями мучиться не стал. Никак из вредности. У Огала аж глаза на лоб полезли.

— Муж? Ну ты Ринка даешь! Вот уж не думал, что во всех Внутренних королевствах найдется столь отчаянный парень, что возьмет тебя в жены.