Подьячий Разбойного приказа
Шрифт:
Один из громил тоже решил не тянуть. И он тоже знал Быстрое Слово.
«Нечестно!» — мелькнула детская обидка. Он и так здоровенный, зачем ему еще и скорость?!
Его кулак прошел вскользь, практически погладил меня, но этого хватило для того, чтобы меня снесло вбок. Блин, как будто под локомотив угодил… Ну и как с ними справляться? Через несколько секунд Быстрое Слово закончится, я рухну от отката… он тоже, конечно, рухнет, но от этого не легче — еще двое останутся и справятся ли с ними Джозеф и батюшка — не факт, не факт…
Думая так, я увернулся еще от одного удара, отпрыгнул назад — и
Как я успел уйти вниз — сам не знаю.
Громила успел понять, что меня там, куда он бьет, уже нет, а вот остановить удар — не успел. Физика, бессердечная сука, будь ты хоть сколько разогнан быстрым Словом, а инерцию никто не отменял.
Удар, казалось, даже, церковь содрогнулась, хруст ломающихся костей, громила на секунду ослеп от боли. И не увидел, как я все же проскользнул мимо его длинных рук и впечатал кулак в висок.
Убить не убил, но вырубил надежно. Нас все же хорошо учили в Приказе, неплохо учили…
А потом Слово кончилось. И начался откат.
Я качнулся и с трудом удержался на ногах. Шагнул, пошатываясь вперед. Еще двое осталось, еще двое…
С ними справились и без меня.
Как всегда и бывает после Быстрого Слова — на секунду все движения окружающих ускорились, как в старинных немых фильмах. Джозеф замолотил кулаками как ветряная мельница — крыльями, и каждый удар попадал в цель. Град ударов пронесся по руке громилы, отбивая ее, отсушивая напрочь. Лязгнул, падая на пол, нож, а следом, качнувшись, рухнул его хозяин, получивший удар в челюсть.
— А? — недоуменно оглянулся третий громила, осознавший, что остался один. Поднял дубинку, глаза забегали под густыми бровями, перебегая с Джозефа на меня и обратно, решая, кто из нас двоих самый опасный противник.
И совсем забыл про отца Азария.
Священник неторопливо шагнул назад, взял с клироса кадило и, взмахнув им, как кистенем, угодил точно в висок громиле. Ой, батюшка, какие у вас интересные ухватки…
Отец Азарий с интересом посмотрел на рушащегося здоровяка, осмотрел кадило, прошептал «Прости меня, господи…», отер его рукавом кафтана и положил обратно на аналой. Наклонился к вырубленному, повернул голову вправо-влево.
— Ну вот, — удовлетворенно произнес старик, — Крови нет. А я говорил — проливать кровь в божьем храме нельзя.
Он отряхнул ладони и посмотрел на нас. Меня, еле стоящего на ногах и тяжело дышащего Джозефа.
— Помогите мне их на задний двор вытащить, — распорядился отец Азарий.
— Зачем? — не понял я.
Священник укоризненно взглянул в мою сторону:
— Я же сказал — нельзя кровь в божьем храме проливать.
Глава 45
Моей бесовке очень повезло, что она бесплотная. Иначе она точно отхватила бы по попе. Ну, просто потому что — как ее еще наказывать? Я, конечно, подозреваю, что ей это наказание, скорее, понравится, но все равно — должна же она как-то расплачиваться за свои косяки?
Какие именно?
Мы договорились с Дитой, что она, раз уж все равно никому не видима и бесплотна, будет ходить со мной, чтобы, в случае чего — выручать или хотя бы макнуть остальным, где искать мое бездыханное тело. Ну, или
бежать быстрее, до того, как тело станет бездыханным.Правда, как оказалось, в церковь Дита войти не может — ну а что вы хотели, бесовка же. Но могла бы хотя бы поблизости побыть! А что сделала эта свинка Пеппа? Пошла погулять по окрестностям! Ей, видите ли, скучно!
— Дита, если бы меня там убили?
— Но не убили же!
Железная логика. Хотя, нет: железная логика хотя бы ржавеет, эта же не поддается никакому воздействию.
— Дита, вот представь — меня все же убили…
— Не хочу я всякие ужасы представлять. Как же я — без тебя?
Она прильнула ко мне, что выглядело бы эротичным, если бы на улице не было около нуля. По крайней мере, ветер дул настолько мерзко-холодный, что единственное желание, которое вызывала полупрозрачная девушка в полупрозрачном сарафанчике — это закутать ее в меха и напоить горячим чаем, вернее, с учетом реалий Руси — травяным отваром.
— Вот еще раз меня бросишь — и узнаешь, каково это, без меня.
— Ну, я подумала — что там может случиться? Это же церковь!
Ну да, ну да, что может случиться…
Отец Азарий тогда осмотрел три лежащих на полу церкви тела — или, учитывая их габариты, туши — после чего распорядился:
— Отрок, принеси веревки из амбара… на заднем дворе он.
Увязал старик-священник трех громил так ловко, как будто изучал искусство шибари. Выпрямился, посмотрел на три узла, и сказал:
— Ну, всё, добрые люди, дальше я с ними уж сам справлюсь. Идите с богом.
И мы ушли. Не знаю, чем руководствовался Фокс, я же просто не хотел смотреть, как священник будет прятать тела. То, что тела будут — он намекнул достаточно прозрачно. А вот то, что с ними произойдет дальше — я смотреть не хотел. Сдается мне, это не самое приятное зрелище.
Дита, решившая, видимо, что я замолчал, потому что дуюсь на нее, прижалась совсем уж бессовестно — хорошо, что я этого не чувствую — и просящее заглянула в глаза:
— Обещаю, что никогда-никогда не брошу тебя.
— Не смей мне угрожать, — усмехнулся я.
Бесовка растерялась, но тут же поняла и рассмеялась:
— Когда мы с тобой узнаем, зачем нас призвали сюда из-за Грани… из-за Граней — тогда я, наверное, тебя оставлю. Но, если честно — совершенно не хочу. Мне нравится здесь, мне нравишься ты…
Она бросила быстрый взгляд, чтобы посмотреть, заметил ли я намек. Я сделал кирпичное лицо, хоть стены из него клади.
— Ты обижаешься?
— Нет.
— Правда?
— Правда.
— Правда-правда?
— Как жаль, что у тебя нет тела…
— Тебе на самом деле жаль?!
— Конечно.
Дита расцвела. Потому что не поняла, почему я об этом жалею.
Нет ничего лучше, чем прийти домой с холода. Даже если ты в этом конкретном доме — в первый раз. Дом — это не стены и пол с потолком. Дом — это место, где тебя ждут и любят. А если этого нет, то это не дом, а так, жилище.