Поджигатели (Книга 1)

Бош остановился и спросил секретаря:

– Много получилось?

– Еще несколько строк, и статья будет надлежащего размера.

– Хорошо, продолжим...
– сказал Бош и стал диктовать: - "Из масс подымается почти не воспринимаемый, но весьма влиятельный коллективный флюид. Это тот поток, который и производит "германское чудо". Этот поток встречается с невидимыми волнами, которые исходят от Гитлера. Эта игра обмена духовными силами заменила в Германии наших дней партийный парламент...
– он на минуту задумался и решительно продолжал, притопывая после каждого слова носком ноги: - Не в голосованиях, а в живых, определенных чувством связях между вождями и последователями, укрепленных такими встречами с народом, находится политический центр тяжести нового государства..." - приостановившись, Бош протянул руку: - Покажите-ка, что там получилось, - и пробегая взглядом написанное, пробормотал почти про себя: - Хм... несколько непонятно... но это даже хорошо: простые люди склонны считать непонятное умным, - и он вернул листок секретарю.

В заключительных строках статьи Бош хотел охарактеризовать того, кому промышленники решили вручить всю полноту власти в Германии.

Но ему помешали. В комнату вошли Курт Шрейбер и Фриц Тиссен.

– Может быть, продолжим?
– спросил Тиссен.

Снизу, из высокого гулкого вестибюля, доносился хриплый голос Геббельса, кричавшего в телефон:

– Да, да! Приезжайте как можно скорей!

Тиссен не обратил на это внимания, но Бош остановился и подозрительно спросил:

– Что за барбос там лает?

Шрейбер рассмеялся и ничего не ответил.

14

Оправдательный приговор лейпцигского суда прозвучал против воли судей на весь мир как пощечина немецкому фашизму. Казалось бы, этот приговор должен был быть последним этапом, увенчавшим полугодовое предварительное заключение Димитрова и девяностодвухдневную борьбу на процессе. И все же, несмотря на оправдательный приговор, несмотря на полный провал легенды о поджоге рейхстага коммунистами, Геринг не решался освободить Димитрова.

Он сказал Гессу:

– Или я найду способ уничтожить его, прежде чем он выйдет из тюрьмы, или он не проведет в Германии ни одного часа на свободе: прямо из тюрьмы - в самолет!

– Так действуйте!
– насмешливо сказал Гесс.
– Не сегодня-завтра Димитрову вручат советский паспорт.

Неожиданно Гесс добавил:

– Когда-нибудь, когда вы будете рассказывать внукам сказки о бескорыстной дружбе, вы обязаны будете вспомнить Рудольфа Гесса: я приготовил вам неплохой сюрприз.

Геринг насторожился: ему не очень нравились одолжения этого человека. Они всегда обходились довольно дорого. Он выжидательно посмотрел на Гесса.

– По данным... одного человека...
– начал тот.

– Какого?
– нетерпеливо вырвалось у Геринга.

– Вам очень хочется знать?

– Очень.

– Цените мою откровенность: мне рассказал об этом Александер.

"Значит, не блеф", - подумал Геринг. Начальник разведки рейхсвера слов на ветер не бросает. Тут было из-за чего навострить уши.

Но вместо того чтобы выложить главное, Гесс вдруг спросил:

– Помните ту пару борзых, что вы мне показывали на прошлой неделе?

– Веста и Вега?
– с удивлением спросил Геринг.

– Меняю на них свою новость!

– Исключено! Совершенно исключено!.. Они приготовлены... в подарок моей невесте.

– Хорошо, новость остается при мне...

На жирном лице Геринга отразилась досада. А Гесс подзадорил:

– Дело может быть сделано наверняка и без всяких хлопот для вас.

Геринг ударил себя в грудь.

– Что хотите, только не эти борзые!

– Именно эти борзые, - упрямо ответил Гесс.

– Ваши сюрпризы обходятся втридорога.

– Значит... делать без вас?

– Берите собак!
– выкрикнул Геринг.
– Но я вам когда-нибудь отплачу!

Гесс рассмеялся:

– Один человек Александера доложил, что ему сделали предложение: подсунуть адскую машину в самолет, в который Димитров пересядет в Кенигсберге.

– Кто сделал предложение летчику?

– Не знаю.

– Фамилия человека?
– резко спросил Геринг.

– Этого Александер не скажет ни мне, ни вам.

– На человека можно положиться?

– Повидимому.

Геринг потер пухлые ладони и даже прихлопнул ими от удовольствия:

– На этот раз Димитрову не уйти!

– Ваше дело освободить и доставить заключенных на аэродром к последнему самолету, отлетающему послезавтра в Кенигсберг.

– Вы получите свое!
– наконец воскликнул Геринг. С актерской торжественностью он подошел к Гессу и потряс ему руку.
– Следующим номером должен быть Тельман!

– Фюрер хочет, чтобы с Тельманом вы не повторили ошибку Лейпцига, сказал Гесс.

– Именно над этим мы сейчас и работаем, именно над этим!
– возбужденно проговорил Геринг, растопыривая пальцы, словно силясь схватить кого-то за горло.
– Мы уже арестовали Реттера и двух его помощников.

– Соучастники Тельмана?

– Да нет же!
– раздраженный неосведомленностью Гесса, воскликнул Геринг.
– Реттер - адвокат Тельмана.

– За каким же чортом вы его арестовали?

– Мы дадим Тельману своего адвоката.

– Судебная реформа, обещанная фюрером, дает к этому полную возможность.

– Вот именно. Но я бы просил вас поторопить фюрера с этой реформой. Новый "народный суд" должен быть признан верховной, последней инстанцией, чтобы осужденному некуда было апеллировать.

– Решение готово. Фюрер желает, чтобы в существе своем "народный суд" явился чрезвычайным судом с самыми широкими полномочиями. Фюрер отменил параграф о необходимости признания подсудимым своей вины.

– Это правильно, - с удовлетворением сказал Геринг.
– С этими "признаниями" немыслимо много возни. Далеко не каждый так легко "сознается", как Торглер...

Подумав, повторил:

– Правильно, очень правильно: признание не является необходимостью. Это развязывает руки судьям. Кстати о судьях: кто намечен в состав народного суда?

– Окончательного решения фюрера еще нет. Но вы можете быть покойны: там будут надежные люди.

– Решение о представителях рейхсвера в составе суда остается в силе?